Мерилин Монро. Право сиять - Екатерина Мишаненкова

Мисс Снивели переориентировала ее на позирование для журналов и рекламы, и не зря – до весны 1946 года Норма Джин появилась на обложках не менее чем тридцати трех журналов. Одновременно она старательно посещала все занятия в агентстве и постоянно самосовершенствовалась.

Но вскоре появилась новая проблема – Норма Джин слишком примелькалась в разных журналах, и ей стало все труднее находить работу.

«Мне нравится носить великолепную одежду либо вовсе никакой. Что-то среднее меня не радует».

Андре де Динес

В ноябре 1945 года Мэрилин познакомилась с Андре де Динесом – набирающим известность молодым фотографом.

Ее к нему направила мисс Снивели, и Андре был сразу очарован новой моделью – ее сияющей кожей, манящими формами и искрящейся жизнерадостностью. Она излучала по его словам «наивное, но опасное и волнующее очарование». Он фотографировал ее то в образе фермерской дочки, то в наряде венгерской крестьянки. И с самого первого дня пытался ее соблазнить.

Но Норму Джин затащить в постель было не так просто, как тех женщин, с которыми он привык общаться. В основном потому, что ей это попросту было не нужно. Ей безумно нравилось ощущать, что ее желают, но сам секс ей был мало интересен.

Перед Рождеством они отправились в длинную поездку по стране, и в частности Норма Джин заехала к матери, которую уже выпустили из психиатрической клиники. Эта встреча выбила ее из колеи, и в поисках поддержки и защиты она все же оказалась в постели Андре. Впрочем, надо сказать, что он тогда был влюблен уже достаточно, чтобы собираться жениться на ней, когда она получит развод.

Любила ли его Мэрилин? Вряд ли. Скорее она любила его как фотографа и любила его внимание к себе, не больше.

«Нельзя спать с мужчиной и брать у него деньги, не пытаясь хоть чуть-чуть поверить в то, что любишь его».

Блондинка

Мэрилин долго не хотела становиться блондинкой, считая, что так она потеряет индивидуальность.

Но мисс Снивели настаивала. Собственно, она сразу, еще когда только принимала Норму Джин в свое агентство, сказала, что ей надо осветлить волосы. Она объясняла ей, что брюнетки всегда выходят на снимках хуже, чем блондинки, которых можно фотографировать в любой одежде и при любом освещении. Она приводила ей в пример многих знаменитых актрис, добившихся известности только после того, как осветлили волосы (в том числе и Джин Харлоу, в честь которой Норма Джин получила второе имя).

Наконец, все решилось, когда фотограф Рафаэл Вольф сказал, что возьмет ее моделью для рекламы шампуня, но только если она покрасится в блондинку. Речь шла о работе, карьере, и в итоге, конечно, Норма Джин сдалась.

Ее кудри распрямили и высветлили, и… фактически это стало концом Нормы Джин. Она еще не звалась Мэрилин Монро, но уже стала ею – чувственной блондинкой, сексуальным объектом, при виде которого мужчины мгновенно теряли голову. Штампом, образом, легендой.

«А я и есть настоящая блондинка. Но ведь блондинкой не становятся просто так, от природы».

Развод

В мае 1946 года Мэрилин подала на развод с Джимом Догерти.

Их брак разваливался уже давно, они то сходились, то расходились, не понимали друг друга и совершенно по-разному видели совместное будущее. Но несмотря на все это, Джим долго надеялся, что жена остепенится, а Норма Джин не хотела окончательно порывать с ним, потому что он давал ей какое-никакое, но чувство стабильности.

Решающим фактором стало то, что она решила попытаться стать актрисой. А в Голливуде тогда существовало негласное правило – отдавать предпочтение незамужним женщинам, потому что больше всего руководство киностудий боялось внеплановых беременностей, которые могут сорвать съемки.

13 сентября 1946 года суд расторг их брак.

Джим впоследствии стал полицейским, дважды женился, у него были три дочери, и он, по-видимому, был вполне счастлив. Правда, он не упустил возможности заработать на имени бывшей жены, написав две книги об их браке. Но стоит ли его за это винить? В конце концов, то же самое сделали все, кто был связан с Мэрилин Монро, – от кинозвезд до прислуги.

«Некоторые люди были недобрыми ко мне… Если я говорю, что я хочу расти как актриса, они смотрят на мою фигуру. Если говорю, что я хочу развиваться и учиться моему мастерству, они смеются. Почему-то они не ожидают, что я могу серьезно относиться к своей работе».

Протеже Хьюза?

Летом 1946 года родилась еще одна легенда из жизни Мэрилин Монро – о ее связи с эксцентричным миллионером Говардом Хьюзом.

Он как раз выздоравливал после авиакатастрофы, в которой выжил практически чудом, его имя было на первых страницах всех газет, и вот в одной из заметок мелькнула фраза: «Здоровье Говарда Хьюза, должно быть, идет на поправку. К нему вернулся голос, и он захотел побольше узнать о Джин Норман – девушке с обложки последнего номера журнала „Лайф“». Джин Норман – это первый псевдоним Мэрилин.

Это имя сразу же стало на слуху. На киностудиях заинтересовались – что еще за девушка? Новая протеже Хьюза? Будущая звезда? Ползут слухи, что миллионер без ума от молодой фотомодели, посылает ей цветы, водит в дорогие рестораны…

Но на самом деле Говард Хьюз и в глаза не видел этой обложки и уж тем более самой Нормы Джин. Сенсацию состряпала мисс Снивели, подкинувшая эту «утку» парочке известных светских хроникеров. И она как всегда не прогадала – пусть ненадолго, но Мэрилин стала достаточно известной, чтобы ее согласился посмотреть руководитель службы кастинга студии «XX век-Фокс», Бен Лайон.

«Как неправильно для женщины ожидать человека, который бы построил мир, какой она хочет, а не создавать его самой».

Первая кинопроба

19 июля 1946 года Мэрилин пришла на кинопробы в съемочный павильон киностудии «XX век-Фокс».

Когда скомандовали «Мотор!», она прошлась несколько шагов туда и обратно, села на высокий табурет, закурила сигарету, погасила ее, встала и пошла в направлении установленного на сцене окна. Собственно, все – для первой кинопробы большего не требовалось.

Работавший с ней в тот день оператор Леон Шемрой, на тот момент уже трехкратный лауреат «Оскара», спустя несколько лет вспоминал, что едва зажужжала камера, у Нормы Джин перестали трястись руки и вообще исчезли все следы волнения. А уж какое впечатление она производила… «Она была фантастически красива… и обладала кинематографической сексуальностью… Каждое ее движение на сцене было пронизано сексом. Ей не нужна была звуковая дорожка – она создавала ее своей игрой».