Тело Дженнифер - Одри Никсон

Через несколько секунд я заметила странную вещь: пульс Дженнифер был сильно замедлен.

— Что за?..

Джен приблизила лицо и понюхала мои волосы и мочку уха. Не похоже, что ее обуяла страсть, нет, это было что-то другое. Казалось, дикий зверь готовился к приему пищи. Она прижала губы к моей шее, и я почувствовала, как пульсирует артерия и как быстрее забилось сердце. Губы Дженнифер разлепились, и она прикоснулась ко мне зубами. Но вдруг задела металлическую цепочку с золотым сердцем. Несколько секунд Джен не двигалась, сжимая меня в этом странном объятии. Было так тихо, что я даже не знала, дышит ли она:.

Затем Дженнифер отпихнула меня и бросилась к выходу. Через секунду она исчезла.

Я не могла поверить в то, что произошло. А что, собственно говоря, сейчас произошло? Это был сон? Галлюцинация? Я ущипнула себя. Нет, вроде, не сплю.

Взглянула на кухню — по полу растекалась огромная черная лужа. На самом деле. И избавиться от нее необходимо было, прежде чем придет мама.

Глава четвертая

УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ

Всю ночь я отмывала кухню. От мерзкого запаха постоянно тошнило. У нас нет специальных масок для лица, которые люди покупают на случай террористических актов. Мама считает, что пока вытащишь маску из шкафа и наденешь ее, все равно надышишься отравленным воздухом и умрешь. Я пыталась вытереть слизь щеткой — ничего не получилось, пришлось взяться за тряпку. И так провозилась всю ночь. Жаль, у меня не было промышленного моющего пылесоса — я однажды видела такой по кабельному. Слава богу, слизь больше не двигалась. Очень хотелось верить, что у меня просто разыгралось воображение, но корзина для мусора, полная черных грязных тряпок, свидетельствовала об обратном.

На следующий день я на автопилоте дошла до класса биологии и уселась за парту. Бока были все в синяках и жутко болели, то ли от «сим-сима», то ли от удушающих объятий Дженнифер. А может, и от того, и от другого. Перед глазами все расплывалось, не спасали даже очки.

В школе уже все знали о пожаре, но мои одноклассницы даже из уважения к погибшим не могли вести себя тихо. А у меня не было сил приструнить их.

— Я слышала, Дженнифер и Ниди тоже были в клубе! Им пришлось пробиваться к выходу с помощью мачете! — прошептала блондинка, сидящая за мной.

— Глянь, она даже не шевелится, — ответила ее подружка.

— Это называется «вьетнамский синдром». Мой отец участвовал в операции «Несокрушимая свобода»[2] и…

— Ну и как оно, Клирасил?

Это она. Это Дженнифер! Стоит перед моим столом в лаборатории и широко улыбается, как будто ничего не случилось! Секунду я просто на нее смотрела. Я была уверена, что она убежала, потому что умирает! И что я больше ее никогда не увижу. Она же МЕРТВА!

И вот Дженнифер передо мной: блестящие волосы, ее любимая джинсовая мини-юбка с белым пластиковым поясом, на молнии — цепочка для ключей с маленькой резиновой уткой и милая желтая толстовка в белую полоску.

— Ты… ты хорошо себя чувствуешь?

— Конечно. А почему ты спрашиваешь?

— Но вчера ночью, у меня дома…

Дженнифер махнула рукой.

— Ниди, тебе почудилось. Ты выволокла меня через окошко, вот я и поранилась немного, а так — все хорошо.

Выволокла? Я спасла ей жизнь!

— Другого выхода не было! В баре бушевал пожар!

Дженнифер села рядом со мной.

— Вечно ты все преувеличиваешь. Помнишь, в лагере ты решила, что началось землетрясение, а на самом деле это два парня врубили магнитофон на полную мощность?

Мерзавки позади нас рассмеялись, и Дженнифер одобряюще кивнула.

— Куча людей погибла! — зашипела я, наконец очнувшись и бросив уничтожающий взгляд на сидящих сзади. — Кто-то сгорел, кого-то задавили, а кого-то — затоптали. Больше половины так и не выбрались. Об этом говорят по всем каналам. Погибли дети!

— Мы кого-нибудь из них знаем?

— Всех!

Дженнифер пожала плечами.

— Ну, значит им не повезло!

Она покопалась в своей сумочке из кожзаменителя, извлекла оттуда блеск, намазала губы и крепко их сжала.

— Да что с тобой?

— А с тобой? — возразила Дженнифер. — За исключением того, что вид потрепанный.

Я протерла глаза и взглянула на руки: под ногтями были кровь и черная слизь. Я знала наверняка, что ничего не выдумала! Всю ночь отмывала линолеум! Почему же Дженнифер ведет себя так, как будто ничего не случилось?

— Вот черт! — я даже не поняла, что произнесла это вслух.

— Не разговаривай сама с собой, — отругала меня подруга. — Что за отвратительная привычка у нашей бедняжки Ниди? Мы выглядим как идиоты!

Я протянула ей руки — хотела показать засохшую кровь и попросить вести себя по-человечески, но Дженнифер меня опередила. Сморщила нос и выдала:

— Фу!!! Нужно срочно сделать маникюр! И лучше сходи к мастеру!

Тут в класс, пошаркивая, вошел наш учитель — мистер Роблевский. Одна рука у него была искусственная и выглядела отвратительно! Что случилось с его настоящей рукой, никто не знал.

— Те, кто пришли сегодня, наверняка слышали об ужасном пожаре, — начал он. — В Дьявольскую котловину пришла беда, и это говорит вам человек, который повидал многое на своем веку, — он слегка взмахнул искусственной рукой. Мы молча уставились на нее.

Сзади послышалось всхлипывание, и я обернулась: Джонас Козелле плакал как ребенок. Его тетрадка с фотографией модели в купальнике промокла от слез. Джонас был самым огромным и накачанным футболистом в школе, но умом никогда не блистал. Мы были знакомы — он жил рядом с Чипом, — но близко никогда не общались.

Дженнифер фыркнула, едва сдерживая смех. Я зло на нее посмотрела.

— Сегодняшний день решено объявить днем памяти и поддержки, поэтому занятия отменяются. Мы потеряли восемь драгоценных учеников, в том числе и Ахмеда из Индии, нескольких родителей и нашу любимую преподавательницу испанского, сеньориту О'Халлоран, — тут он запнулся. Я тоже всплакнула из-за Ахмеда.

— Да ладно! О'Халлоран померла? — вставила Дженнифер.

— Ш-ш-ш! — зашипела я на нее.

Мистер Роблевский наконец собрался с силами и продолжил:

— Трагедия ужасна. И теперь, как никогда, необходимо поддержать друг друга. Забудьте о ваших подростковых заботах, прекратите выяснять, кто круче. Нам нужно сплотиться и действовать как единое целое.

Дженнифер захихикала, но попыталась изобразить, что кашляет. Да, речь у Роблевского получилась не очень. Несколько минут все молчали. Затем учитель искусственной рукой достал из кармана бумажный платок, промокнул глаза и вдруг выкрикнул: