Атлант расправил плечи. Часть III. А есть А - Айн Рэнд

— Я не ожидала этого, — негромко сказала она Данаггеру. — Не ожидала увидеть вас так скоро.

Данаггер смотрел на нее со снисходительной улыбкой, словно она когда-то была подающим надежды ребенком, которого он обнаружил, выпестовал и теперь любуется результатами.

— Знаю, — сказал он. — Но почему вы так потрясены?

— Я… это… это просто нелепо! — Она чуть ли не с возмущением указала на его комбинезон.

— Чем он вам не нравится?

— Значит, это конец вашего пути?

— Нет, черт возьми! Начало.

— И чем собираетесь заниматься?

— Горным делом. Только добывать не уголь. Железную руду.

— Где?

Он указал на горы.

— Здесь. Знаете вы хоть один случай, чтобы Мидас Маллиган сделал неудачное вложение капитала? Вас поразит, что можно обнаружить в этих скалах, если умеешь искать. Вот этим я и занимаюсь — ищу.

— А если не найдете свою вожделенную руду?

Данаггер пожал плечами:

— Есть и другие дела. Мне всегда не хватало на них времени.

Дагни с любопытством взглянула на Стоктона.

— Не готовите ли вы себе самого опасного конкурента?

— Я беру на работу только таких людей. Дагни, не слишком ли долго вы жили среди грабителей? Не стали ли думать, что способности одного человека представляют собой угрозу другому?

— Нет-нет! Но я считала, что почти все, кроме меня, конечно, думают именно так.

— Каждый, кто боится нанять самого способного работника, какого только может найти, — жалкий тип, занимающийся не своим делом. Он хуже преступника. Для меня отвратителен любой работодатель, который отвергает людей лишь потому, что они лучшие и могут когда-нибудь стать конкурентами. Я всегда считал так и… но, послушайте, чему вы улыбаетесь?

Дагни действительно слушала его с восторженной улыбкой.

— Это так поразительно слышать… — сказала она. — Ведь вы правы, совершенно и во всем!

— А разве можно считать иначе?

Она негромко засмеялась.

— Знаете, в детстве я думала, что так должен считать каждый честный бизнесмен.

— А потом?

— А потом научилась не ожидать этого.

— Но это правильно, так ведь?

— Я научилась не ожидать правильного.

— Но ведь это подсказывает элементарный здравый смысл.

— Я перестала ожидать здравого смысла.

— Вот этого делать нельзя, — покачал головой Кен Данаггер.

Они вернулись в машину и пустились в путь по последним, убегающим вниз поворотам дороги. Дагни повернулась к Голту; он тоже повернулся к ней, словно ждал этого.

— Это вы были в тот день в кабинете Данаггера, ведь так? — спросила она.

— Да.

— И, стало быть, знали, что я жду в приемной?

— Да.

— Знали, каково ждать за закрытой дверью?

Дагни не могла понять, что означал брошенный на нее взгляд. Не жалость, потому что жалеть ее было вроде бы не за что, но и тем более не сочувствие… а скорее любопытство.

— Да, — ответил он спокойно, почти беспечно.

Первый магазин, который Дагни увидела на единственной улице городка, неожиданно напоминал театр на открытом воздухе: каркасное сооружение без фронтона, с яркими декорациями, присущими музыкальной комедии, — разноцветными квадратами: зелеными кругами, золотистыми и красными треугольниками, представлявшими собой ящики помидоров, корзинки салата-латука, пирамиды апельсинов; сзади блестели на солнце металлические контейнеры. На маркизе сияла надпись: «Продовольственный рынок Хэммонда». Человек аристократической внешности в одной рубашке, со строгим профилем и седыми висками, взвешивал кусок масла стоявшей у прилавка привлекательной молодой женщине; осанка у нее была непринужденной, как у танцовщицы, юбка слегка развевалась на ветру, словно под музыку. Дагни невольно улыбнулась.

За прилавком распоряжался Лоуренс Хэммонд.

Магазины размещались в маленьких одноэтажных строениях, и когда они проезжали мимо, Дагни видела на вывесках знакомые фамилии, словно заголовки на страницах книги: «Универмаг Маллигана», «Кожгалантерея Этвуд», «Пиломатериалы Нильсена», потом — символ доллара над небольшой фабрикой с кирпичными стенами, где красовалась надпись: «Табачная компания Маллигана».

— Мидас Маллиган — единственный владелец? — спросила Дагни.

— Нет. Он создал эту компанию совместно с доктором Экстоном, — ответил Голт.

На улице мелькали немногочисленные прохожие, большей частью мужчины, шли они быстро, с деловитым видом, словно по особым поручениям. При виде машины они останавливались, махали рукой Голту и смотрели на Дагни с любопытством, но без удивления.

— Давно меня ждали здесь? — спросила Дагни.

— До сих пор ждут, — последовал ответ.

На обочине дороги она увидела строение из стеклянных блоков, соединенных деревянным каркасом, но на миг ей показалось, что это не здание, а рама для портрета — портрета женщины, высокой, хрупкой, с белокурыми волосами и удивительно красивым лицом, но немного размытым, как бы смазанным, завуалированным расстоянием, словно художник сумел лишь намекнуть, но не передал во всем совершенстве. Потом женщина повела головой, и Дагни вдруг поняла, что там, внутри, за столиками, сидят люди, что это кафе, что женщина стоит за стойкой, что это Кэй Ладлоу, кинозвезда, которую, единожды увидев, уже никогда не забудешь; звезда, переставшая сниматься и исчезнувшая пять лет назад, а ей на смену экран заполонили девицы с почти одинаковыми именами и почти одинаковыми лицами. Но хоть и потрясенная увиденным, Дагни невольно подумала о том, какие теперь снимают фильмы, и поняла, что для Кэй достойнее быть здесь, привлекая своей красотой посетителей в это стеклянное кафе, чем сниматься в картинах, возвеличивающих обыденность и порочащих величие былого кинематографа.

Позади кафе находилось невысокое приземистое здание из нарочито грубо обработанного гранита, основательное, крепкое, аккуратно сложенное, с четкими, как складки на отутюженной одежде, прямыми линиями, но Дагни вспомнился как мимолетное видение небоскреб, вознесшийся среди клубов чикагского тумана — небоскреб, на котором некогда красовалась гигантская надпись, ныне куда более скромная, перекочевавшая на служившую вывеской сосновую доску: «Банк Маллигана».

Проезжая мимо, Голт замедлил ход, словно выражая тем самым свое почтение.

Затем появилось небольшое кирпичное строение с надписью «Монетный двор Маллигана».

— Монетный двор? — удивилась Дагни. — Зачем он Мидасу?

Голт молча полез в карман и опустил ей в ладонь две монетки. Это были миниатюрные диски сверкающего золота, величиной меньше цента; таких не было в обращении со времен Ната Таггерта: на одной стороне было изображение головы статуи Свободы, на другой — надпись: «Соединенные Штаты Америки. Один доллар»; даты говорили о том, что монетам уже два года.

— Здесь мы пользуемся этими деньгами, — сказал Голт. — Их чеканит Мидас Маллиган.

— Но… кто дал ему такие полномочия?

— Это указано на монетах. С обеих сторон.

— А центы у вас какие?

— Маллиган чеканит и мелкую монету, из серебра. Другой валюты в этой долине мы не признаем. Здесь в ходу только реальная ценность.

Дагни еще раз взглянула на монетки.

— Они похожи… на нечто из времен пионеров.

Голт указал на долину:

— А мы и есть пионеры.

Дагни сидела, разглядывая тонкие, изящные, почти невесомые кружки золота на ладони, сознавая, что на них взросла когда-то вся могучая корпорация Таггертов, что они были базой, фундаментом, державшим на себе краеугольные камни — своды вокзалов Таггертов, шпалы дорог Таггертов, мостов Таггертов, небоскреба Таггертов… Она покачала головой и сунула монетки обратно в руку Голта.

— Вы явно не стараетесь сделать эту поездку приятной для меня, — сказала она негромко.

— Я делаю ее как можно неприятнее.

— Почему бы не обойтись словами? Почему вы просто не сказали все, что мне нужно узнать?

Голт указал на город, на дорогу позади них:

— А что, разве это не красноречивей любых слов?

Они продолжали путь молча. Через некоторое время Дагни сухо, деловито осведомилась:

— Какое состояние Маллиган нажил в этой долине?

Он указал вперед и коротко ответил:

— Судите сами.

Дорога, виляя между ямами и ухабами, вела теперь к жилым домам. Они не образовывали улицу, а были беспорядочно разбросаны по возвышенностям и низинам — маленькие, простые коттеджи, построенные из местных материалов, главным образом, сосны и гранита, однако с щедрой изобретательностью и строгой экономией сил. Каждый дом имел собственный облик, двух похожих не было, общим у них была только печать разума, понявшего проблему и решившего ее. Голт время от времени указывал на жилища, называя известные Дагни фамилии владельцев, и для нее это звучало сводкой котировок самой богатой фондовой биржи мира или списком знаменитостей. Кен Данаггер… Тед Нильсен… Лоуренс Хэммонд… Роджер Марш… Эллис Уайэтт… Оуэн Келлог… доктор Экстон…