Избави нас от лукавого - Николай Пернай

Как-то утром мы обнаружили неимоверное количество разбитых и разрезанных оконных стекол (как выяснилось, это было следствием использования учениками после практики в токарных мастерских твердосплавных напаек к резцам), а также множество поломанных электрических розеток и выключателей (результат занятий у нас в секции карате). Было тяжко, казалось, что это – проявление массового психоза. Забыв обо всех своих проповедях любви, я сказал мастерам на утренней планерке:

– Приказываю через десять минут построить весь личный состав на линейку. – Мы тогда еще по пэтэушным традициям проводили линейки. – Будем наказывать, применять десятисмертие, – добавил я строго.

Никогда раньше ни о чем кровожадном я не помышлял, а тут в отчаянии подумал: наверное, пора применять чрезвычайные меры. Пора, пора. Воздать должное – око за око, зуб за зуб. Поскольку в то время в училище на учете состояло несколько десятков учащихся, уже совершивших правонарушения, то предполагалось именно в отношении этих, как мне казалось, наиболее отъявленных предпринять какие-то особые карательные меры и тем устрашить остальных.

Я мучительно размышлял, как же их наказать, чтоб впредь неповадно было. Но чем больше думал, обуреваемый противоречивыми желаниями, тем больше склонялся к выводу, что ответная жестокость вряд ли надолго вразумит моих воспитанников, а вот к росту новых нарушений приведет точно.

Пока я так размышлял, в кабинет вошла Чумаченко, работавшая в то время завучем, человек редкой проницательности, смелости и доброты.

– Мы, – сказала она, – столько сил потратили на то, чтобы убедить учеников в нашей доброте и любви к ним. Неужели сейчас, после всего того, что они натворили, мы разрушим их веру в нас? Прошу вас, не прибегайте к жестоким мерам.

Я еще колебался, но все же, в конце концов, вынужден был сказать:

– Хорошо, Галина Александровна. Десятисмертия не будет.

Потом мы с нею по очереди в течение двадцати минут кричали в притихшую толпу мальчишек наши несвязные речи о совести, о нашей ужасающей бедности, о недопустимости вандализма и еще о чем-то. Видимо, дети почувствовали в наших словах не только ярость, но и настоящую человеческую боль за общее дело, потому что когда я стал их допекать:

– Почему вы так озлоблены? Почему все разрушаете в нашем с вами общем доме? Мы с вами можем поступить так же жестоко, но мы этого не хотим. Мы не хотим вечно вас наказывать. Знаете, почему? Потому что мы стремимся быть с каждым из вас, как равный с равным. Мы хотим с вами дружить. Смотрите на нас внимательно, ведь мы к вам идем с добром… А вы все кромсаете. Почему? – я чувствовал, что меня слушают очень внимательно.

Было тихо. И тогда из строя вышел командир 4-й группы и, не отвечая на мои вопросы, хмуро сказал:

– Дайте срок – мы все исправим.

Мы не стали унижать ребят разборками и выяснениями, кто виноват, и через несколько дней они, с помощью мастеров, все отремонтировали.

Инцидент был исчерпан. Возможно, у этой истории был бы другой конец, если бы не два судьбоносных обстоятельства: во-первых, наш коллектив, несмотря на столь тяжкие случаи, накопил изрядную инерцию добра и, исповедуя закон первичности любви, уже стоял на позициях добротолюбия и отказа от насилия в ответ на насилие.

Второе обстоятельство – это наличие в коллективе таких ангелов-хранителей, как Чумаченко. Дай Бог, чтобы в моей жизни всегда были такие люди, особенно в трудные минуты, когда готов совершить непоправимую ошибку, а ангел-хранитель придет и скажет так же, как тогда Галина Александровна: «Я прошу вас этого не делать». Скажет, не боясь директорского гнева. А потом встанет рядом и будет верной помощницей…

1988–1989 годы

Поскольку проповеди ненасилия и любви – поначалу это были именно проповеди – привлекали все большее и большее число адептов, такое понятие как любовь (речь идет о братской любви к ближнему) из средства вынужденной самозащиты постепенно становилось идеологическим, мировоззренческим и, наконец, методологическим инструментарием нашей работы. Все большее число людей начинало понимать, что никакие самые совершенные методики, никакие стимулирующие мероприятия не помогут, если мы не научимся любить.

Выход был один – полюбить наших воспитанников, невзирая на их агрессивность, хулиганские выходки, отвращение к учебе и постоянные демонстрации неповиновения. И любить так, как будто жизнь начинается с белого листа. Любить и прощать. Учить, терпеть их выходки, прощать и снова любить. И показывать нашим детям, что мы вместе с ними, любя, можем сделать еще много всякого добра и нашу совместную жизнь сможем сделать достаточно интересной.

Для начала надо было иметь большое, очень большое терпение. И хорошее здоровье.

Было очевидно, что наши «фазаны» нуждаются в любви больше, чем обычные дети. Мы поняли, что только любовь есть то средство, при помощи которого можно заниматься их воспитанием. Без этого средства не то что работать – приближаться на безопасное расстояние к нашим ученикам было невозможно.

Было также замечено, что чем чаще и больше в ответ на хроническое вранье, грубость, хамство и прочие проявления активности наших детей мы демонстрировали неизменную доброжелательность и несокрушимое спокойствие в сочетании с подобающей строгостью, тем все чаще и все больше мы сами стремились это делать снова и снова. Никаких заискиваний, никакого панибратства, никакого попустительства. Кодекс учащегося будьте любезны выполнять от и до. Не можете – поможем, не знаете – научим. Никаких натягиваний троек не будет – нужно пахать. А мы поможем. И мы чувствовали, что наш мир медленно, очень медленно меняется: ученики становятся чуть спокойнее и чуть-чуть вежливее, а мы, педагоги, – более терпимыми и уверенными в своих действиях.

Так родились наши первые азбучные представления о педагогике любви. Позднее были сформулированы концептуальные основы и принципы педагогики любви, закон первичности любви, новые мотивационные подходы к профессиональному обучению и воспитанию.

Мы провозгласили основным законом нашей жизни закон первичности любви, согласно которому энергия любви является изначальной, первичной, первородной основой бытия, а любовь как личностная способность первична в жизни человека, и она в значительной мере определяет характер его поступков.

Педагогика любви утверждала любовь не просто как необходимый компонент образования. Любовь была названа главным педагогическим средством обучения, воспитания и развития человека. А главной целью педагогики любви было провозглашено воспитание Человека любящего, или Человека любви (Homo amoris), которому должны быть присущи такие качества, как любовь к другим людям, миролюбие, добродушие, доброжелательность, сострадательность, эмпатия, толерантность.

Но если мы признаем, что любовь – это не только чувство, а средство воздействия одного человека на другого, значит, она, любовь, должна обладать неким энергетическим потенциалом. Я предположил, что этот потенциал должен быть в основе проявлений любви, и назвал его энергией любви.

Итак, мы поставили задачу – воспитание на основе законов и принципов педагогики любви. Исходными положениями для выполнения этой задачи стали следующие гипотетические допущения: любовь есть не только чувство, эмоция, но и энергия – жизненная энергия, или энергия любви. Жизненная энергия рождается в результате взаимодействия двух противоположных начал: «положительной» энергии, которую мы привычно называем любовью, и «отрицательной» энергии ненависти (агрессивности). Жизненная энергия (энергия любви) первична и является основой существования Мироздания, то есть всего живого; она присуща человеку с момента его зарождения; с годами в процессе жизни человека эта энергия может либо возрастать, либо уменьшаться, – во многом это зависит от самого человека. Поток энергии любви одного человека оказывает биоэнергоинформационное воздействие на других людей и существ.

Потенциал энергии любви является главным педагогическим ресурсом, используемым в процессе обучения, воспитания и развития человека.

Возник вопрос: откуда у человека берется потенциал энергии любви?

Поначалу думалось, что дело в генах: одному Бог дает большую энергию и большую способность любить, другому – то же, но поменьше. Возможно, и так. Но выяснилось, что кроме генов на потенции новорожденного оказывают сильнейшее влияние факторы внешней среды, особенно условия его рождения, вскармливания, воспитания, его взаимоотношения с матерью, отцом, окружающим миром и другое.

Действительно, Бог, или Природа, каждому младенцу дает какие-то первоначальные импульсы любви. Более того, энергия любви появляется в человеке, по-видимому, еще в утробе матери, до его появления на свет, а после рождения, особенно в период кормления ребенка грудью, эта энергия, как было доказано многочисленными научными наблюдениями, либо быстро прирастает, либо угасает. Оказалось, что именно мать – причем только любящая мать! – в период кормления младенца грудью дает ему огромный заряд энергии любви. И этот заряд настолько важен для последующего развития человека, что он так или иначе действует в человеке в течение всей жизни.