Дела семейные - Ирина Велембовская

Она удивилась, но уже через секунду сказала беспечно:

— Слушай, тогда можно на «ты».

Пока она возилась на кухне, Валентин повесил в шкаф свое светлое пальто, снял мраморный пиджак и остался перед Галкой в жесткой нейлоновой рубашке и галстуке шнурочком. Темный волнистый зачес ложился на белую, молодую шею.

Галка заварила зеленый час, поставила на стол варенье и плоские белые лепешки. Они сели и стали болтать. Валентин объяснил, что решил приехать неожиданно, как ревизор, чтобы никого не затруднять встречей с цветами и оркестром. Сказал, что в Москве сейчас еще полная зима, весной даже не пахнет. На углу Страстного бульвара цыганки продают первые подснежники привозного происхождения, а мимозу достать к Восьмому марта было почти невозможно.

— А у нас скоро будут тюльпаны, — заметила Галка. — Слушай, а почему ты приехал один? Ты ведь, кажется, женат?

Валентин посмотрел ей в глаза и улыбнулся.

— Зачем напоминать человеку о совершенной ошибке?… Галка откинула голову, засмеялась, как чему-то радостному.

— Часть твоего юмора моему бы Василию Буслаеву!.. Потом Валентин рассказал ей без утайки, как в этом году ему не повезло на первом курсе заочного юридического: пошел сдавать зачеты на дом к молодой преподавательнице и потерпел полное поражение.

— Так она мило себя держала, даже чай мы с ней пили. А потом взяла и засыпала… Представь, на чем погорел: «Кто такие «друзья народа»…» И почему они все время воюют против кого-то…

— Вася мой сказал бы: чай, трудно! — хохотала Галка. Им было очень весело вдвоем. Ничто серьезное просто не шло им в голову.

— Ну, а как все-таки Василий? — наконец спросил Валентин.

— Да ничего. Работает.

— А ты? Маленькая хозяйка большого дома? Галка игриво повела плечами.

— Неужели я похожа на хозяйку?

Они выпили весь чай и съели все варенье. Лепешка, нарезанная на куски, так и осталась, потому что была как резина: жевать можно, а глотать трудно.

— Мамаша моя как порхает? — опять спросил Валентин. — Замуж вы ее тут не пристроили?

— Да нет, как будто бы не нашлось желающих, — в тон ему усмехнулась Галка.

Но тут они встретились глазами, и оба поняли, что перешли в разговоре недозволенную грань. Валентин подумал о том, что за двадцать лет, пока жил под крылом у приемной матери, не видал возле нее ни одного мужчины. А Галка — о тех наставлениях, с которыми она лезла к Полине относительно «личной жизни»… И улыбка сошла у обоих с лица.

— Погляди лучше в окошко, — позвала Галка и отдернула занавеску.

За окном уже чернело небо. Глаза Валентина выхватили единственную мигающую звезду. Она стала падать и погасла где-то в холодной пелене над Нурхобом.

— Здесь ночь сразу приходит, — тихо сказала Галка. — Я раньше в Анжеро-Судженске жила, там копи такие черные…

— А где все-таки наши? — оглянулся вдруг Валентин. — Ничего не могло случиться?..

Галка пожала плечами. И Валентину пошли в голову тревожные мысли: вдруг приемная мать совсем не явится?.. Ну, например, авария какая-нибудь. Ведь здесь же бывает…

Чтобы скрыть тревогу, он закурил. Галка удивленно и молча наблюдала за ним. И он легонько, чтобы не обидеть ее, усмехнулся. Усмешка эта значила: поболтать-то с тобой хорошо, а вообще ты мне не нужна, потому что ты мне ничем не поможешь… Валентин ждал Полину. И брата, хотя уже смутно его себе представлял, больше со слов родной матери: «Васька-то у нас глупой. А хитрый: все молчком. Он и Польку-то принял, чтобы мне досадить…»

Галка поняла, что в Валентине что-то бродит, и решила сказать:

— Не бойся, они сейчас приедут.

Потом они увидели, как темноту пробурили два крохотных огонька. Они росли и приближались. Слышен был уже стук мотора и шелест шин.

— Вот и приехали, — тихо сказала Галка. — Может быть, хочешь — я тебя спрячу?

Валентин покачал головой. Оба они замерли и ждали. Но в комнату вошла одна Полина. Увидала приемного сына и охнула громко. Глаза ее сразу налились слезами.

— Валенька! — вскрикнула она как-то болезненно и странно, напугав и Валентину и Галку.

Галка увидела, как дернулся у Валентина подбородок и пошли кверху брови и как он в эту минуту стал очень чем-то похож на Васю… Теперь уже Галка вздрогнула и оглянулась.

— А где же Вася?

Полина опомнилась и принялась рассказывать: после вчерашнего дождя «поплыла» гора и затопила дорогу от Лангура на Саляб. И камнепад был сильный. Поэтому все машины сейчас там.

— Меня уж посторонний человек подвез, а Вася нынче не вернется. Если бы, конечно, он знал, что Валечка тут… Но ведь вот какое стечение обстоятельства!..

Полина поглядела на Валентина и… опять заплакала. Теперь уж потому, что не было сейчас у нее возможности его принять как следует: магазины все закрыты, ни в одной чайной света нет, а молодая «хозяйка» небось ни о чем не позаботилась.

— Мама, — с ласковой серьезностью сказал Валентин, — хватит рыдать, как над рекрутом!..

Полина уняла слезы и повела Валентина к себе за перегородку. А Галка осталась в одиночестве. Когда Валентин оглянулся, она хмуро ему улыбнулась: ей в первый раз тревожно было оставаться одной.

Там, за перегородкой, Валентин увидел робкий, самодельный коврик на стене, розовый цветок, посаженный в банку из-под югославской свинины, белую девичью кровать.

— Привет тебе, приют невинный! — шепотом сказал Валентин и сел на это сиротское ложе.

Приемная мать прикрыла дверцу, задернула шторку на окне.

— Потихоньку, Валенька, — попросила ока, — там все слышно… Ты мне ведь ничего не сказал, как у тебя с Мальвиной-то твоей?..

Валентин не спеша развязывал галстук.

— Мы разошлись, мама, — сказал он трагическим шепотом.

— Насовсем? — не смея еще радоваться, спросила Полина.

— Безусловно.

Она, хотя и не окончательно поверила, решилась сказать:

— Ты, Валя, не тужи, она нехорошая была… И какой ты муж! Ты ребенок еще. Ложись, Валенька, спи.

«Ребенок» уже заносил свои длинные, спортивные ноги под материнское одеяло. Откинувшись на высокую подушку, он сказал ласково и просительно:

— Поедем, мазер, домой!.. Плохо мне без тебя. Полине показалось, что сердце у нее оборвалось. Она заплакала тихо, чтобы не услышала Галка. Плакала и гладила Валентину ноги, как делала это, когда он малышом укладывался спать.

— Поедем, Валенька, поедем!.. До конца месяца отработаю, и поедем.

А он пробормотал уже дремотно:

— Только деньги надо, мазер… Она ответила поспешно:

— У меня есть, Валенька, есть!..

От белой койки пахло чистотой и одиночеством. Шуршала сильно накрахмаленная наволока с колючим кружевом. Но Валентин вдруг уснул, как провалился. Во сне он увидел горы, провал и туман. И у самых глаз, в иллюминаторе, серебряное крыло самолета.

Полина долго не ложилась. Она сидела возле уснувшего Валентина и смотрела в его залитое лунным светом лицо, такое хорошенькое и молодое. Кто в нем узнал бы того маленького, заморенного нуждой малыша, которого она двадцать лет назад привезла к себе из деревни? Он тогда только в первую ночь заплакал, проснувшись в незнакомой комнате, но она взяла его к себе на постель и вот так же погладила его ножонки-палочки, пошептала что-то в маленькое, пельмешком ухо. И он уснул, как зверенок, нашедший чужую, но ласковую и теплую матку.

Вся боль, которую успел за эти двадцать лет причинить ей Валентин, ушла из сердца Полины. Осталась одна только нежность и забота об этом большом, незадачливом «дите». Конечно, она с ним поедет. Долго ли ей собраться…

Полина в последний раз погладила руку, свесившуюся из-под одеяла, бесшумно постелила на пол старенькое пальто и, не раздеваясь, легла.

8

— Я уж не буду будить его, Галя, — тихо сказала Полина. — Пусть он поспит.

Галка в этот день проснулась рано. Вечерняя тревога прошла, но ей словно мешало присутствие чужого человека, его сонное дыхание она тревожно ощущала, хотя Валентина и отделяла тесовая перегородка. И непривычно было Васино отсутствие.

— Вы, Галя, извините… Мне уходить пора. Накормите тут чем-нибудь Валю, а я постараюсь пораньше… — попросила Полина.

Через полчаса солнце ударило в стекло, отразилось в маленьком зеркальце на Галкином туалетном столике. Она встала, шмыгнула в кухню и долго мылась там.

— Послушайте, москвич, вставайте! — осторожно тронула она Валентина за плечо.

Он поморгал и открыл большие, мягкие глаза. Когда он оделся, Галка предложила:

— Пойдем позавтракаем в кафе. Честно говоря, мне не хочется возиться.

Не мог же Валентин ей объяснить, что в кармане у него всего семь рублей с копейками! Если ходить по кафе и ресторанам, это не деньги. Он вообще последнее время был на мели, и родная мать, продав в деревне картошку, прислала ему пятьдесят рублей, чтобы он мог долететь до Лангура. Она же ему и намекнула, что на обратный путь пускай уже сестрица Пелагея раскошеливается. А на собственные отпускные Валентин купил перед отъездом фотоаппарат, новые ботинки и прокатился в Домодедово на аэродром в такси. В результате осталось семь рублей…