Тот, кто не спит - Василий Щепетнев

- Погоди стрелять! - небрежно отвел ствол к земле другой, старший секрета. - В кого стрелять собрался?

- Ну... Шуршит... - неуверенно ответил первый.

- Где шуршит?

- В овраге, - мах руки лукавил градусов на тридцать. Ополченец, охранничек.. .

Петров стоял у дерева, выжидая, когда очередная туча спрячет месяц.

- Ты сегодня не дури, забудь про бабьи страхи. Человека стережем, ясно? Увидишь - стреляй, разве жалко, а попусту шуметь не моги, понял?

- Понял, - уныло заметил первый. - Я вижу слабо, куриная слепота.

- Зря не колготись, стой смирно, - выговаривал старший. - Раскрываешь секрет, дурак.

Петров оставил пост далеко за спиной, а старший, войдя в раж, все отчитывал бедолагу. Везде одно и то же.

В бараках тьма, окошечки смоляные. Лишь в конторе жгут керосин, густой желтый свет нехотя выползал из-за занавесок. Кумекает правление, бдит. Часовые контору, как елку, обхаживают, хороводы водят.

Он прошел дальше, вспоминая примечания к аэрофотоснимкам. Напротив каждого объекта - вопросительный знак. Или два. Догадайся, мол, сама.

Подземное сооружение - в левом углу карты. Квадрат А девять. Попал.

А ну, как не угадал? Блукай ночью, шпион засланный. Вход - что в овощехранилище. Уходящий под землю спуск, каменные ступени, а дверь железная. Вторая - потоньше, но отпирается той же отмычкой. Двойной тамбур, очень мило. Воздух застоявшийся, сырой.

Петров пробирался по подземному залу, водя по сторонам лучом электрического фонарика.

Большой. Если в тесноте да обиде, человек на двести. Котлован. Мы рыли, рыли, и, наконец, отрыли. Трубы, вентиляционная установка на велосипедной тяге, трехъярусные нары, скамейки, словно в летнем кинотеатре, баки с водой, затхлой, давнишней. Отхожее место, по счастью, в простое. Стены кирпичом выложены, деревянные стойки подпирают низкий потолок. Неграновитая палата. Завтра, вернее, уже сегодня, придет племя младое, незнакомое, и благоустроит свежесорванными вениками приют последнего дня. Надо до них и самому что-нибудь сделать, подать пример доблестного освобожденного труда.

5

Предрассветная мгла вязка и непроглядна. Никакой мистики - закатился месяц, а звезды что? пыль, дребезги. Горел бы какой никакой фонарь, но нет, затлеет разве вишнево огонек вдали, знать, караульщик цигаркой затянулся, а спустя вечность долетает: кхе, кхе! Крепкая махорка, за версту слышна, зело вонюча.

Петров крался тихо, осторожно. Не хватает счастья ногу подвернуть либо в канаву свалиться. Жмурки - хорошая игра, но не до смерти же, судырь ты мой!

Окошки правления, что сигнал потерпевшему кораблекрушение: два желтых и один зеленоватый, ЖЗ - 1.4х. Наверное, абажур на лампе.

Часовой продолжал хороводиться. Охрана по периметру из одного человека, нахождение часового в нужном месте описывается головоломным уравнением Шредингера. Там еще буковка смешная есть, но какая - забыл напрочь. Иначе стал бы ночью по деревне бирюком шастать, жди! Все медведи спят, один я не сплю, все хожу, ищу... Верни, мужик, мою отрезанную лапу!

Петров скользнул в приоткрытую дверь. Висевшая на крюке "летучая мышь" экономно прикрученным фитилем едва освещала спавшего за столом дежурного - по крайней мере, на красной повязке, косо сидевшей на правой руке, виднелись белые буквы "журн". Журналист, разве?

Миновав соню, Петров толкнул дверь в кабинет. Обивка дерматин, войлок выбивался из прорех. Два стола, составленные "твердо", а в кресле, в углу - широком, кожаном с валиками по бокам, - спал хозяин. И форма поновее, и лицо сытое, гладкое. Первое сытое лицо после Глушиц.

- Эй, землячок, просыпайся! - Петров похлопал спавшего по плечу. - Просыпайся, мил человек!

- А? Что? - гладкий встрепенулся, открыл глаза и вскочил, вытягиваясь. - Мы вас только поутру ждали. Как долетели, нормально?

- Я не летел. Пешком пришел.

- Как - пешком? - капельки гноя скопились в уголках глаз, но - субординация, руки по швам.

- Ножками. Топ-топ, - Петров пальцами изобразил шагающего человечка. - Нет ничего лучше пеших походов. Знакомишься с родным краем подошвами, подробности открываются поразительные!

- Вы не... не... - гладкий напрягся, порываясь подняться над полом, будто поддетый сверлом бормашины за чувствительный зуб.

- Я не, я человек смирный, - Петров отодвинул стул от стола, поставил напротив кресла.- Пистолет в кобуре так, для фасона. Посидим, покалякаем, скучно одному ночь коротать, а за разговорами, глядишь, и утро скорее наступит. Да ты садись, садись. Гостей ждем?

Кресло и не скрипнуло - гладкий опускался осторожно, как на ежа.

- Что урожай, богатый? Хватит на всех?

- А-га...

- Приятно. Надоели, понимаешь, талоны свинячьи, а валюты нет. До слез, бывает, доходит - кушать хочется отчаянно, а не укупишь. Авось, с урожаем полегче станет. Так кого ждем, мил человек?

- У... Уполномоченного.

- На вертолете, небось, прилетит? Лимузины сюда не проедут. Как думаешь, меня захватят?

- Нне... Не знаю...

- Не возьмут. Спесьевата новая власть. Старая хоть для вида снизойти могла, а эти... Послушай, а ты что здесь делаешь ночью-то?

- Положено, - глаза гладкого смотрели мимо Петрова.

- Дисциплина? Уважаю. Кроме сони в коридоре, есть еще тут кто?

- Есть, - голос усталый, ни торжества, ни злорадства.

Петров оглянулся. В дверях Нина Ивановна, скромная сельская учительница. В ее руке пистолет "ТТ" смотрелся непомерно большим, тяжелым.

- Вас-то, Нина Ивановна, каким ветром сюда занесло?

- Все в правлении дежурят, по графику, чем я лучше?

- Да, действительно. Позвольте стул предложить, право, неудобно - два мужика сидят, а дама...

- Не подходите, - зрачок пистолета смотрел прямо в лицо. Школьный кошмар - педагогическая хунта захватила власть.

- Странные вы какие-то. Пришел человек, пусть и незнакомый, а вы - облавы устраиваете, шпионом обзываете.

- Военное время, - пожала плечами учительница. - Разберутся. Не виноват - выпустят.

- Военное время? О чем это вы?

- Как - о чем? - озадаченная Нина Ивановна забыла про пистолет. Или притворилась, что забыла?

- Слава Богу, с сорок пятого года у нас официальный мир. Не без урода, но будем считать - мир.

- Ах, мир? - учительница вновь прицелилась. - Нет войны, говорите? Нам только кажется? И похоронки - обман? И бомбу на нас не бросали?

- Бомбу? Какую бомбу?

- Такую! Атомную, семнадцатого июля одна тысяча пятьдесят второго года, - она подошла ближе, глаза полыхнули желтым огнем... - Два села исчезли, испарились, из тысячи сто выжило.

Пора. Петров качнулся на стуле назад, упал шумно, громко, но не громче пистолетного выстрела. Пуля прошла выше, годы есть годы, а повторить не придется.

Он выбил "ТТ" из руки учительницы, выскочил в коридор и, мимо ошеломленного дежурного - на улицу.