Ядовитое сердце - Фёдор Михайлович Островцев

него не действовали, ибо проснулся он совершенно другим человеком, не желающим убивать за короля и даже во имя Божие. Однако от сегодняшнего наступления могла зависеть честь всей семьи Марацци, а потому, кое-как подбодрив себя, он стал снаряжаться к долгому дню.

Король Иоанн, после провальной осады сердца Мирской Империи, смирил свою гордость и все же обратился к восточным инженерам за помощью. Лучшие оружейники примчались на королевскую стоянку и круглые сутки сооружали осадные орудия, от баллист до катапульт. Правда, использовались они в итоге не по прямому назначению, но полезны оказались. Император Галлий решил проигрывать на своих условиях, а потому отправил все силы на оборону подходов к городу, желая избежать жертв среди мирных жителей и ввести в ступор командование Крестного Королевства.

* * *

Начало решающей, как надеялись и уставшие рыцари, и измученные легионеры, битвы затянулось от раннего утра до раннего вечера. Расположившись в узком проходе, как в свое время делали древние Эндлинги, легионеры могли долго держать оборону. Прилетающие в их ряды снаряды баллист и требушетов заставляли солдат императора убирать щиты и перегруппировываться, что создавало брешь в обороне и возможность завязать ближний бой, которой никак не удавалось воспользоваться шествующим в первых рядах копейщикам. Наконец Иоанн пошел на рискованную хитрость, выпустив залпом несколько снарядов по врагу и пустив сквозь ряды копейщиков тяжелую кавалерию, фактически выписывая всей находящейся впереди пехоте смертный приговор. Но риск оправдался, конница ворвалась в стан врага, завязался ближний бой.

Первые пятнадцать минут сражения Дуччо упорно продвигался вглубь, надеясь первым настичь командование легиона, обмениваясь ударами с каждым встречным, но не стараясь убить или хотя бы ранить. Глаза заливал пот, жаркое вечернее солнце нагревало латы, с каждым шагом все больше притягивающие Дуччо к земле. В путешествии сквозь легионеров он успел потерять наплечник из-за арбалетного выстрела, снять и выкинуть шлем, отстегнуть сабатоны, но кольчуга все еще будто становилась тяжелее и тяжелее. С грустью взглянув на алебарду, он воткнул ее в землю, вооружившись висевшим на спине гербовым щитом и мечом.

Вдруг со спины раздался дикий приближающийся крик. Дуччо сделал шаг в сторону, обернувшись вокруг себя, и выставил щит, встав в оборонительную стойку. Легионер, несшийся на него с одним мечом, пролетел мимо и чуть было не снес своих товарищей, но быстро сориентировался, приготовившись, судя по всему, наносить быстрые колющие удары. Что-то в этом противнике смущало Дуччо.

В отличие от других легионеров, этот был подозрительно мал в плечах, росту был невысокого, а шлем болтался на голове так, что в любую минуту мог соскочить от дуновения ветра. И щита у него тоже не было.

Решив сражаться на равных, Дуччо добровольно сбросил на землю щит, выставив правую ногу и руку вперед, предупреждая, что собирается атаковать. Град рубящих ударов обрушился на солдата императора, которые тот едва ли мог сдержать, а потому предпочел блокам увороты, очевидно являющиеся его сильной стороной. Улучив момент, легионер все же произвел несколько выпадов, достаточно простых для такого воина, как Дуччо, последний из которых был хитрым способом парирован. Наконец, решающие секунды: легионерский меч в правой руке занесен для рубящего диагонального удара сверху вниз, Дуччо же убрал свой меч под левую руку, выставленную как раз по траектории удара легионера. От удара о стальной наруч, гладиус разлетелся вдребезги, а каролинг четким и быстрым движением правой руки был отправлен в ногу противника и настиг цель. Приложи Дуччо чуть больше силы, легионер потерял бы всякую надежду на спасение, ведь с прорезанными сухожилиями ему осталось бы прыгать на одной ноге подальше от поля боя.

Воин императора пал наземь, сразу потеряв кое-как сидевший на нем шлем, и попытался отползти к прочим легионерам, когда пятка Дуччо уперлась поверженному врагу прямо в грудь. Под весом Марацци и остатков его доспеха ребра легионера затрещали, тот попытался вскрикнуть от боли, но не смог выдавить ни звука. Взглянув на небо, Дуччо приставил острие меча к глотке без пяти минут покойника и опустил взгляд вниз, потому как дворяне убивают лишь глядя в глаза. Вот и теперь он глядел в глаза грязного язычника, бесчувственные глаза настоящего мерзавца, глаза… ребенка?

Бравому воителю империи на вид было пятнадцать или шестнадцать лет, возраст Вьери, однако Вьери был гораздо крепче и больше. В голубых глазах, отражающих закатное небо, блестели слезы вперемешку с потом, а сами глаза выражали отчаяние, полное отсутствие надежды на милосердие. Характерно светлые для имперских людей коротко стриженные волосы почернели от грязи, из левой тонкой икры струилась кровь, а маленькие худые плечи старались спрятать в себя голову, не могущие, однако, сделать этого. Легкое кожаное обмундирование явно было на пару размеров больше, отчего сам мальчик казался еще меньше, чем есть на самом деле.

Дуччо несколько минут, показавшихся легионеру вечностью, стоял, застыв в одной позе и сверля напряженным взглядом наполняющиеся отчаянием глаза того, кто явно не заслуживает смерти. Но сегодня король не берет пленных, никого не щадит и ждет полного повиновения! Дуччо поднял меч чуть выше и зажмурил один глаз, но вновь застыл. В глазах мальчика стали читаться покорность и смирение. С диким криком юный Марацци швырнул меч на землю рядом с собой и убрал ногу с врага. Имперский воин подпрыгнул и, сильно хромая, побрел к ждавшим его товарищам. Дуччо же продолжал кричать, и сам ветер разносил его голос над битвой, ударяя о железные доспехи, о падающие снаряды и усиливая его, отчего крик тот казался рычанием. Имперцы, видящие впавшего в звериную ярость воина и убегающего от него легионера, стали отступать. Где отступил один, там и десяток, где десяток, там и сотня, и тысяча, и десять тысяч. Солдаты короля почти беспрепятственно стали продвигаться к столице Мирской Империи, ударяя в спины убегающих легионеров. Дуччо же все кричал, не видя отступающий легион, и, наконец обессилев, рухнул, погрузившись в неясные сновидения.

* * *

Проснулся юный воин спустя ночь после боевых действий. Вновь открылась его взору картина, которую тот наблюдал, идя к Пряхе: трупы, воронье, кострища, остовы осадных орудий, стрелы, воткнутые в землю, отработавшие свое снаряды, и только телега с телами убитых разноображивала пейзаж.

Дуччо не чувствовал себя плохо или хорошо, но чувствовал, что поступил, как на самом деле чувствовал, а потому спокойствие, наполнившее его душу, смягчало картину вокруг. Перевернувшись на живот и встав на четвереньки, юный Марацци отыскал глазами свой меч и, опираясь на него, поднялся. Каково было удивление отряда, отправленного собирать погибших, когда посреди горы мертвецов