Все течет - Нина Федорова

одной стороны, даже и в том беднейшем пригороде, где жили Бублики, – даже там царил своего рода снобизм. Иные дети имели ботинки, другие ходили в приходскую или даже городскую школу, третьи получали копейки от родителей и в лавке покупали леденцы, пряничных коней, баранки. Варвара была беднее их, но, сознавая себя умнее, одарённее, она не смирялась с положением, отведённым ей в том околотке судьбою. Отсюда происходили столкновения. Царило и там право сильного: Варвара подвергалась насмешкам. С другой стороны, вдова Бублик, зная кое-что об испорченности рода человеческого в своём квартале, старалась держать дочь при себе, рано приучив её помогать в работе и затем делить радость заработка.

Итак, Варвара положила полученные за рубашку дьякона восемь копеек посредине стола, на самое видное место, сама же, аккуратно сложив прошение, помчалась к собору.

Было рано ещё, и церковная служба не началась, но одна половинка церковной двери была открыта. В большом волнении, легко ступая, на цыпочках, переступила Варвара порог. Церковь была пуста. Только старик сторож, шаркая ногами, с зажжённой свечой в руке, двигался где-то в глубине храма, зажигая лампады перед образами и прерывисто, шёпотом творя перед каждым положенные молитвы, тропари и кондаки. Он уходил, оставляя чудесные трепещущие огоньки – зелёные, красные, пурпурные, синие, – путь его был таинственно-прекрасным. Варвара зажмурила глаза, её сердце стучало. Она впервые видела храм пустым, не в толпе, не из-за спин тех, кто выше ростом, и величие и безмолвие её поразили. Она вступала – трепетно и с верою – в мир чудес. Затаив дыхание, она двинулась на поиски святителя Николая. Длинными рядами – в иконостасе и по стенам – стояли святые, сумрачно, властно и строго, в торжественных позах, в строгом порядке, словно только что появившись откуда-то и приготовляясь к богослужению. На Варвару они не обращали никакого внимания. Они глядели поверх или в сторону. Казалось, они даже слегка отворачивались от её ищущих глаз, от взора маленькой невежды, которая испытующим взглядом, бесцеремонно разглядывала атрибуты каждого из них. Вот Иоанн Креститель на фоне безотрадной, выжженной солнцем пустыни, с верблюжьей кожей, накинутой на тёмное тощее тело. А рядом архангел Гавриил, с благою вестью, только что из рая, с белой лилией на длинном стебле. Святой Пантелеймон бережно нёс свой ящичек лекарств, а Мария Магдалина – красное яичко. Вера, Надежда и Любовь толпились около своей матери, мудрой Софьи, и Любовь была самая маленькая и печальная. Кое-кто стоял в облаках. На блюде – усечённая глава. Бесстрашный воин на коне разил змея, и девушки смотрели на него из оконца. Старичок ласково кормил медведя, и голубь парил над людьми у реки. Наконец Варвара увидела святителя Николая. Здесь!

Это был он. Лампада тепло освещала строгое, чистое лицо.

Проверила: белая риза в крестах, голова седая, непокрытая, в руке – книга. Привстав на цыпочках, она старалась прочесть надпись. Среди слов из странных букв она разобрала всё же – Николай.

Здесь! Здесь находился источник чудес. Вздохнув глубоко, набрав воздуха, она впилась взглядом в икону – лицом к лицу, из глаз в глаза, стараясь построить и утвердить связь от сердца к сердцу.

Затем она упала на колени, глухо стукнув костлявыми ногами о каменный пол. Она поклонилась чудотворцу смиренно, радостно и низко-низко, прижав лоб и лицо к прохладным и твёрдым каменным плитам, и её маленькое сердце, встрепенувшись, забилось быстро-быстро. Для начала она прошептала:

– Здравствуйте. Будьте здоровы. Я – Варвара Бублик. Я хочу учиться в гимназии. Меня направила к вам бабушка Закаблуковская. Я сейчас буду вам молиться.

Сгорбившись, она начала напряжённо отбивать земные поклоны. Собирая всё существо своё, все мысли на своём желании, она падала и подымалась, то выпрямляясь, то прильнув и почти сливаясь с каменными плитами пола. И когда, похолодев от напряжения, почувствовала, что больше, пожалуй, не выдержит, решилась взглянуть на чудотворца, ожидая ответа. Но в нём не видно перемены. Так же спокойно, сурово и строго он смотрит вдаль, поверх её головы. Она пыталась прочесть в этом взоре знак одобрения, уловить намёк, обещание. Увы! Святитель, казалось, не замечал её присутствия в храме.

Так ли она молилась? Может быть, недостаточно? Передохнув, она удвоила усердие. Она просила, и крестилась, и кланялась, и падала на колени, и простиралась на земле. Она била себя кулаком в грудь, и кулачок её был твёрд, как камень. Она шептала ему слова жалкие и нежные и, обливаясь слезами, умоляла исполнить её молитву. По временам – с какой-то надеждой! – она вновь обращала свой взор на икону. Ей верилось: услышит! Вот-вот он выступит из рамы, окликнет её по имени, возьмёт её за руку и поведёт… куда? Туда, где решается вопрос о гимназии. А она побежала бы за ним, держась за его руку! Но безжизненна была икона, и здание гимназии колебалось, тускнело, отодвигалось, становилось всё меньше.

В страхе Варвара ещё удвоила жар своей молитвы. Она всем телом ударилась о каменный пол, обливаясь слезами. Сердце её горело. Но рама оставалась рамой, и в ней безучастно и неподвижно стоял святой. Она молила теперь только дать бы ей маленький знак, что он её слышит, а остальное – она подождёт – потом. Лишь бы кивнул ей головой, шепнул одно только слово или бы просто взглянул на неё – она бы поняла. Но время шло, и знаков не было. Она надрывалась в слезах и молитве – и не было ответа. Лампада горела так же спокойно.

Святой стоял высоко, в золотой раме, в белоснежной ризе, со сверкающей серебром сединою, а она билась о пол перед ним – внизу, – босоногая, жалкая, маленькая. Казалось, невозможно было связать их мысли, создать этот мост – от сердца к сердцу, вызвать к себе жалость.

Наконец, истощённая и обессиленная, она затихла. Она была в горестном недоумении, но не могла отказаться и от веры, и от надежды.

Умоляюще, тихонько она всё шептала ему о своей просьбе. Костлявою ручкой она застенчиво и нежно гладила его раму – выше она не могла достать. Она целовала пол под иконою, и голова её судорожно дёргалась от заглушённых рыданий. Серые круглые глаза роняли крупные слёзы, и она всё просила его и просила. Ответа не было.

Она уже не могла стоять ни на ногах, ни на коленях и в изнеможении села на пол под иконой. Она стала думать – и в голову ей пришла новая мысль.

В той церкви, как обычно, около некоторых икон к стенам были приставлены кружки, похожие на почтовые ящики и предназначенные для сбора пожертвований на неугасимые лампады для иконы. Увидя кружку