Черный тюльпан - Александр Дюма

Он обернулся и увидел Розу.

– Ты слышишь, как они беснуются? – сказал он.

– Я так хорошо их слышу, отец, что на вашем месте…

– Ты открыла бы? Ведь так?

– Нет, я дала бы им взломать ворота.

– Но ведь тогда они убьют меня!

– Конечно, если они вас увидят.

– Как же они могут не увидеть меня?

– Спрячьтесь.

– Где?

– В потайной камере.

– А ты, мое дитя?

– Я тоже спущусь туда с вами, отец. Мы там запремся, а когда они уйдут из тюрьмы, выйдем из нашего убежища.

– Черт побери, да ты права! – воскликнул Грифус. – Удивительно, – добавил он, – сколько рассудительности в такой маленькой головке.

Ворота, при общем восторге толпы, начали трещать.

– Скорее, скорее, отец! – воскликнула девушка, открывая маленький люк.

– А как же наши узники? – заметил Грифус.

– Бог их уж как-нибудь спасет, а мне разрешите позаботиться о вас, – сказала девушка.

Грифус последовал за дочерью, и люк захлопнулся над их головой как раз в тот момент, когда сквозь взломанные ворота врывалась толпа.

Камера, куда Роза увела отца, называлась секретной и давала нашим двум героям, которых мы вынуждены сейчас на некоторое время покинуть, верное убежище. О существовании секретной камеры знали только власти. Туда заключали особо важных преступников, когда опасались, как бы из-за них не возник мятеж и их не похитили бы.

Толпа ринулась в тюрьму с криком:

– Смерть изменникам! На виселицу Корнеля де Витта! Смерть! Смерть!

IV. Погромщики

Молодой человек, все так же скрывая свое лицо под широкополой шляпой, все так же опираясь на руку офицера, все так же вытирая свой лоб и губы платком, стоял неподвижно на углу Бюйтенгофской площади, теряясь в тени навеса над запертой лавкой, и смотрел на разъяренную толпу, – на зрелище, которое разыгрывалось перед ним и, казалось, уже близилось к концу.

– Да, – сказал он офицеру, – мне кажется, что вы, ван Декен, были правы: приказ, подписанный господами депутатами, является поистине смертным приговором Корнелю. Вы слышите эту толпу? Похоже, что она действительно очень зла на господ де Виттов.

– Да, – ответил офицер, – такого крика я еще никогда не слыхал.

– Кажется, они уже добрались до камеры нашего узника. Посмотрите-ка на то окно. Ведь это окно камеры, в которой был заключен Корнель?

Действительно, какой-то мужчина ожесточенно выламывал железную решетку в окне камеры Корнеля, которую последний покинул минут десять назад.

– Удрал! Удрал! – кричал мужчина. – Его здесь больше нет!

– Как нет? – спрашивали с улицы те, которые пришли последними и не могли уже попасть в тюрьму, настолько она была переполнена.

– Его нет, его нет! – повторял яростно мужчина. – Его здесь нет, он скрылся!

– Что он сказал? – спросил, побледнев, молодой человек, тот, кого называли высочеством.

– О, монсеньор, то, что он сказал, было бы великим счастьем, если бы только было правдой.

– Да, конечно, это было бы большим счастьем, если бы это было так, – заметил молодой человек. – К несчастью, этого не может быть.

– Однако же посмотрите, – сказал офицер.

В окнах тюрьмы показались и другие разъяренные лица, они от злости скрежетали зубами и кричали:

– Спасся, убежал! Ему помогли скрыться!

Оставшаяся на улице толпа со страшными проклятьями повторяла: «Спаслись! Бежали! Скорее за ними! Надо их догнать!»

– Монсеньор, – сказал офицер, – Корнель де Витт, кажется, действительно спасся.

– Да, из тюрьмы, пожалуй, но из города он еще не убежал, – ответил молодой человек. – Вы увидите, ван Декен, что ворота, которые несчастный рассчитывал найти открытыми, будут закрыты.

– А разве был дан приказ закрыть городские заставы, монсеньор?

– Нет, я не думаю. Кто мог бы дать подобный приказ?

– Так почему же вы так думаете?

– Бывают роковые случайности, – небрежно ответил молодой человек, – и самые великие люди иногда падают жертвой таких случайностей.

При этих словах офицер почувствовал, как по всем жилам его прошла дрожь; он понял, что так или иначе, а заключенный погиб.

В этот момент, точно удар грома, разразился неистовый рев толпы, убедившейся, что Корнеля де Витта в тюрьме больше нет.

Корнель и Ян тем временем выехали на широкую улицу, которая вела к Толь-Геку, и приказали кучеру ехать несколько тише, чтобы их карета не вызвала никаких подозрений.

Но когда кучер доехал до середины улицы, когда он увидел издали заставу, когда он почувствовал, что тюрьма и смерть позади него, а впереди свобода и жизнь, он пренебрег мерами предосторожности и пустил лошадей во всю прыть.

Вдруг он остановился.

– Что случилось? – спросил Ян, высунув голову из окна кареты.

– О сударь! – воскликнул кучер. – Здесь…

От волнения он не мог закончить фразу.

– Ну, в чем же дело? – сказал великий пенсионарий.

– Решетка ворот заперта.

– Как заперта? Обычно днем ее не запирают.

– Посмотрите сами.

Ян де Витт высунулся из кареты и увидел, что решетчатые ворота действительно заперты.

– Поезжай, – сказал он кучеру, – у меня с собой приказ о высылке; привратник отопрет.

Карета снова покатилась вперед, но чувствовалось, что кучер погоняет лошадей без прежней уверенности.

Когда Ян де Витт высунулся из кареты, его увидел и узнал какой-то трактирщик, который с некоторым запозданием запирал у себя двери, торопясь догнать своих товарищей у Бюйтенгофа.

Он вскрикнул от удивления и помчался вдогонку за теми двумя, которые бежали впереди.

Шагов через сто он догнал их и стал что-то рассказывать. Все трое остановились, следя за удалявшейся каретой, но они еще не были вполне уверены в том, кто в ней сидит.

Карета подъехала к самым воротам.

– Открывайте! – закричал кучер.

– Открыть, – сказал привратник с порога своей сторожки, – открыть, а чем?

– Ключом, конечно, – сказал кучер.

– Ключом, это верно, но для этого надо его иметь.

– Как, у тебя нет ключа от ворот?

– Нет.

– Куда же он девался?

– У меня его взяли.

– Кто взял?

– Тот, кому, по всей вероятности, нужно было, чтобы никто не выходил за городскую черту.

– Мой друг, – сказал великий пенсионарий, высовывая голову из дверцы кареты и ставя все на карту, – ворота нужно открыть для меня, Яна де Витта, и моего брата Корнеля, которого я сопровождаю в изгнание.

– О, господин де Витт, я в отчаянии, – воскликнул, подбегая к карете, привратник, – но клянусь вам честью, что ключ у меня взяли.