TV-люди - Харуки Мураками
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С легким стуком она положила ручку на стол, а затем подняла глаза и внимательно посмотрела на него.
Некоторое время они молчали. Кофе на столе продолжал мутнеть и остывать. Земля крутилась вокруг оси, луна тайно меняла силу притяжения и вызывала приливы. В тишине текло время, а по железной дороге прошла электричка.
И он, и она думали об одном. О самолете. О самолете, который его душа строила в глубине леса. Насколько он велик, какой формы, в какой цвет выкрашен и куда направляется? И кто на нем летит? Этот самолет, который в глубине леса ждет кого-то.
Через некоторое время она опять заплакала. Впервые она заплакала второй раз за день. Такого прежде не было. Для нее это было чем-то особым. Он протянул руку через стол и дотронулся до ее волос. Какоето очень реальное ощущение. Ощущение чего-то твердого, гладкого и далекого, будто в нем была сама жизнь.
Он подумал.
Да, в то время я говорил сам с собой стихами.
Фольклор нашего времени. Ч.1
Ранний период эпохи развитого капитализма.
Это реальная история и в то же время поучительный рассказ. А еще это фольклор (народное предание) наших шестидесятых годов.
Я родился в 1949-м. В 1961-м поступил в школу средней ступени, в 1967-м в университет. Когда началась та самая шумиха, мне исполнилось двадцать.
В прямом смысле я — дитя шестидесятых. В тот наиболее важный жизненный период, когда человек раним и незрел, мы сполна глотнули жесткого и дикого воздуха шестидесятых и, естественно, как это и было предопределено, опьянели от него. Чего там только не было, от The Doors и The Beatles до Боба Дилана.
В шестидесятых точно было что-то особенное. Так я думаю и сейчас, когда вспоминаю их, и в те годы думал. Думал, в этом времени есть что-то особенное.
Не могу сказать, чтобы я любил возвращаться мыслями в прошлое или гордился временем, воспитавшим меня (собственно говоря, кто и зачем должен гордиться каким-то определенным отрезком времени?), я просто рассказываю все так, как оно было на самом деле. Да, во всем этом, несомненно, было что-то особенное. Хотя, как я полагаю, само по себе оно не было чем-то исключительным.
Жар, возникающий при смене эпохи, обещания, провозглашаемые повсеместно, определенный блеск, возникающий при рождении определенных вещей в определенный период, роковое нетерпение, будто смотришь в бинокль с обратной стороны, герои и негодяи, экстаз и разочарование, мученичество и отступничество, общие выкладки и детальные изложения, молчание и красноречие, а еще скучное ожидание и т. д., и т. д. Это было в любое время, есть и сейчас. Но в наше время (прошу меня простить за несколько пафосное выражение) все это существовало по отдельности и в такой форме, что можно было схватить рукой. Все было разложено по своим полочкам. К тому же в отличие от сегодняшнего времени, если ты что-либо получал, к этому не прикладывалась куча таких мудреных штук, как скрытая реклама, или полезная сопутствующая информация, или купон на скидку, или опции для апгрейда. Не было такого, чтобы вам вручили охапку инструкций по эксплуатации (вот это инструкция для начинающих, вот для среднего уровня, а это издание для профессионального уровня, а вот инструкции по подключению к модели высшего уровня…). Мы просто что-то получали и уносили домой. Что-то вроде того, как в лавке купить цыпленка[1]. Все очень дико и примитивно. Вероятно, это была последняя эпоха, в которую такая модель поведения была в ходу.
Ранний период эпохи развитого капитализма. Поговорим о девушках. О нас, с нашими почти новенькими органами репродукции, и о них, все еще девственницах в ту пору, о наших взрывных, приятных и грустных сексуальных отношениях. Это будет одной из тем моей истории.
Прежде всего поговорим о девственности. (При слове «девственность» у меня возникает ассоциация с весенним полем поутру в хорошую погоду. Интересно почему?)
В шестидесятые годы девственность еще имела большое значение по сравнению с теперешним днем. По моим ощущениям (естественно, я не проводил анкетирования, поэтому могу говорить лишь приблизительно), в нашем поколении девушек, потерявших девственность до двадцати лет, не было и пятидесяти процентов. По крайней мере, в моем окружении процент был приблизительно таким. То есть почти половина девушек, сознательно или нет, еще уважали свою девственность.
Сейчас я думаю, что большинство девушек в наши времена (скажем, занимающих промежуточную позицию), были они девственницами или нет, терзались в душе. С одной стороны, не могли допустить, что в наше-то время девственность все еще важна, с другой — не могли утверждать, что в ней нет смысла и все это глупости. Скажем начистоту, это была проблема развития ситуации. Все зависело от обстоятельств и партнеров. На мой взгляд, довольно обоснованная точка зрения и жизненная позиция.
Существовали либералки и консерваторы, которые с двух сторон теснили это относительно «молчаливое большинство». Были девчонки, считавшие секс спортом, а были и те, кто верил, что необходимо оставаться девственницей до брака. Среди мужчин были те, кто считал, что если жениться, то только на девственнице.
Это относится к любому времени, люди бывают разные, и ценности бывают разные. Однако отличие шестидесятых от соседствующих с ними периодов заключалось в том, что мы верили: если эта эпоха сможет получить развитие, то разницу в системе ценностей людей можно будет искоренить.
Миру мир.
Это рассказ о моем знакомом.
Мы учились вместе в старших классах. Если сказать о нем в двух словах, это был парень, который мог все. У него были хорошие отметки, он занимался спортом, был приветливым, настоящим лидером. Не красавец, однако лицо у него было очень чистое и хорошее. Естественно, он всегда становился старостой класса. У него был хороший голос, и он здорово пел. И язык подвешен. Когда в классе шли обсуждения, в конце он всегда подытоживал сказанное. Конечно же, его высказывания были далеки от оригинальности. Но кому, скажите мне, нужны оригинальные суждения во время классных дискуссий. Все, что нам было нужно,— побыстрее развязаться с этим делом. И стоило ему высказаться, как все заканчивалось в то время, что и должно. В этом смысле можно сказать, что парень был настоящий клад. В мире столько ситуаций, при которых требуется нечто неоригинальное. На самом деле таких ситуаций большинство.
К тому же он с уважением относился к таким понятиям, как дисциплина и совесть. Если кто-то валял дурака или шумел во время самостоятельных занятий, то он мягко обращал на это внимание. Он и не думал делать замечания. Я никогда не мог представить себе, о чем думает такой парень. Порой хотелось даже отделить его голову от тела и встряхнуть. Интересно, какой вышел бы звук? Но среди девчонок он был популярен. Стоило ему встать в классе и сказать чтонибудь, как девчонки смотрели на него глазами, полными восторга. Встретится непонятная задачка по математике — бегут к нему. Он был популярнее меня в двадцать семь раз. Вот такой был парень.
Те из вас, кто учился в муниципальных школах, полагаю, знают, что бывают парни такого склада. В каждом классе есть хотя бы один, а если нет, то класс не может как следует функционировать. В течение долгого времени мы получаем школьное образование и естественным образом приучаемся к этому жизненному принципу — независимо от того, нравится нам это или нет, в группе мы должны признавать и принимать людей такого типа. Вот какое знание я почерпнул в школе.
Однако стоит ли упоминать, что лично я не оченьто люблю таких людей. Не схожусь с ними. Как бы это сказать поточнее — мне нравятся люди более несовершенные, в которых больше реальности. Поэтому, учась год в одном классе, мы почти совсем не общались. Даже и не переговаривались. По-настоящему в первый раз я разговаривал с ним на летних каникулах уже на первом курсе университета. Он ходил в ту же автошколу, мы несколько раз болтали. Убивая время, вместе пили чай. Автошкола, без шуток, весьма скучное местечко, тут уж захочешь поговорить с любым мало-мальски знакомым. Я не помню, о чем мы с ним беседовали, однако плохого впечатления у меня не осталось. Ни хорошего, ни плохого — удивительно, но впечатления не осталось никакого (впрочем, мы недолго с ним и прообщались: прежде чем я получил временные права, умудрился разругаться с инструктором и с треском оттуда вылететь).
Еще я помню, что у него была подруга. Девчонка из другого класса, первая красавица во всей школе. Красавица, отличница, спортсменка, лидер по характеру, во время классных дискуссий всегда подытоживала сказанное остальными. В любом классе обязательно есть хотя бы одна такая девчонка.
Короче говоря, они подходили друг другу.
Я видел их повсюду. Во время обеда они часто сидели в углу школьного двора и беседовали. А еще ждали друг друга, чтобы вместе пойти домой. Ездили на одной электричке, а выходили на разных станциях. Он занимался в футбольной секции, она в ESS. (Не знаю, существует ли до сих пор слово ESS. Попросту говоря, кружок английского языка.) Когда время окончания их внеклассных занятий не совпадало, тот, кто освобождался первым, занимался в библиотеке. Казалось, что они всегда вместе, когда выдается свободная минута. И они все время говорили и говорили. Помню, на меня производило впечатление то, что люди могут так часто и много говорить.