Акулы шоу-бизнеса - Сергей Александрович Ермаков

— Короче, парашник, — нараспев обратился к Славе татуированный, — ты видишь, мы шутить не любим. Поэтому ты, урод, сейчас встанешь и позвонишь с моей мобилы своему начальству, я с ним буду бакланить относительно «крыши» над вами. С этого момента мы будем вас «доить» и вы будете нам платить.

— Давай без распальцовки, ладно? — вышел на крыльцо пропускного пункта со стаканом крепкого чая Краб, продолжая помешивать ложечкой сахар. — Ты же старшого спрашивал, вот он я!

Бандит повернулся к нему, нервно ткнул в его сторону дулом пистолета и приказал:

— На пол, сука, иначе пристрелю падлу!!!

Краб даже не пошевелился.

После звонка от отца Татьяне на душе стало спокойнее, а то ведь пропал в Москве — ни слуху ни духу. Она в этот момент сидела в студии звукозаписи, принадлежащей Бальгану, где и записывала свой последний, украденный у нее «пиратами», альбом. В данный момент в тон-ателье записывался симпатяга-певец Алмаз, который выдавал себя за грека по происхождению и даже говорил и пел с акцентом, но на самом деле родился в Москве в обычной еврейской семье.

Татьяна каждый день, когда у нее не было гастролей и концертов, приходила в эту студию просто по привычке — много месяцев подряд она ходила сюда на работу, записывала вокальные треки, слушала сведение, спорила с аранжировщиками относительно звучания инструментов и мелодики самих аранжировок. А вот теперь, когда все закончилось и делать в студии стало нечего, Татьяна поняла, что ее сюда тянет по привычке. Дома в четырех стенах одной ей сидеть было тошно, а развлекаться не хотелось — она после записи альбома была выжата как лимон. Сначала, сразу после завершения сведения альбома, Татьяна хотела поехать на Кипр или в Испанию отдохнуть, уже и билеты почти взяла, но ситуация с «пиратами» и похищением альбома выбила ее из колеи, и она от поездки отказалась.

Продюсер Бальган заботливо советовал ей забыться и поехать все-таки за границу на отдых, говорил, что сам разберется с этой нехорошей ситуацией, но Татьяна была непреклонна — отдыхать у теплого моря ей теперь не хотелось. Вот и сейчас Бальган из своей комнатки услышал, что Татьяна поговорила с отцом по телефону, вышел с чашкой кофе в руках и спросил:

— Ну что, где твой отец на этот раз застрял?

— Он не сказал мне, — ответила Татьяна, — просто попросил не беспокоиться, сказал, что появится через пару дней.

— Опять в какую-нибудь авантюру впутается, — покачал головой Бальган, — а нам разгребай! Говорил же я тебе, что не надо его сюда звать, сами бы разобрались.

— Когда мне плохо, мне отец всегда помогает, — ответила Татьяна, — да и не помню я, чтобы мы его из неприятностей вытаскивали. Всегда он нас…

Кроме самой Татьяны, Алмаза и продюсера Бальгана, в помещении находился еще и звукооператор студии, человек без одного переднего зуба, похожий на старого коня с длинной гривой и с богатырским именем Святогор. Он недовольно повернул свой длинный нос в сторону беседующих Татьяны и Бальгана, показывая тем самым, что они ему мешают. Как раз во время их диалога Алмаз пытался воспроизвести греческий акцент в заковыристой фразе своего нового шлягера, а акцент получался каким-то уж больно воронежским. Это Алмаза злило, а звукооператор пытался прислушаться к фразе, чтобы потом нарезать ее кусками и склеить удачные места в одно целое, продюсер же и певица в это время трещали над ухом, мешая работать. Татьяна поняла недовольство звуковика и собралась было уйти в комнатку Бальгана при студии, которую он называл офисом, чтобы не мешать процессу записи.

Но Святогор остановил ее, сказав, что и им пора передохнуть — у него уши «замылились» и Алмаз уже сипит — нужно ему глотнуть рюмочку коньяку, так что, мол, можете разговаривать и дальше. Певец Алмаз, рассерженный на то, что фразу ему так и не удалось спеть, вышел из тон-ателье и присел на офисный стул на колесиках. Потом достал из своего портфеля початую бутылку коньяку и выпил в одиночку, никому не предложив. Но никто этому факту и не удивился — все уже привыкли к тому, что Алмаз единоличник. Рассерженно закусив коньяк долькой апельсина, Алмаз стал обвинять звукооператора:

— Это ты какой-то вялый сегодня! Ты вообще в своих мыслях витаешь, слушаешь, что я пою, вполуха! Подумаешь, от тебя невеста ушла, большое горе, тоже мне! Найдешь себе другую, хорошую. Как говорится — если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло!

— А от кого невеста ушла? — поинтересовался Бальган, погруженный в свои мысли и уловивший только последнюю фразу Алмаза.

— Да вот от этого чудика и ушла, — ответил Алмаз, ткнув в «конский» хвост звукооператора, стянутый черной резинкой на затылке.

— А-а, то-то я смотрю, фотография Анжелики с микшерного пульта исчезла, — понял Бальган, — значит, сбежала от тебя благоверная. Из квартиры хоть ничего не прихватила?

— Саша, не ерничай, мне и так очень хреново, — с горькой тоской произнес Святогор и отвернулся от всех.

Видно было, что человек очень страдает. Он и раньше-то был нелюдимым, а теперь и вовсе замкнулся в себе. Татьяна, которая пару часов сидела с ним сегодня почти рядом, чувствовала себя словно под огромной скалой, нависшей прямо над головой, — какие-то флюиды негатива наполнили студию. Она-то думала, что это ее собственные проблемы давят, а оказалось, что эта «туча грозовая» сконцентрирована отрицательными мыслями звукооператора. Татьяне и раньше казалось, что этот роман тридцативосьмилетнего звукооператора и молоденькой красавицы Анжелики обречен на провал. Дело тут было даже не в возрасте. И хотя Святогор свою красавицу от всех старательно прятал и никто, даже Бальган, не говоря уже о красавце Алмазе, не был с ней лично знаком, но все же с фото ее не расставался — оно всегда стояло на видном месте в студии.

Татьяне непонятно было, что могло привлечь эту девушку с внешними данными кинозвезды в некрасивом, весьма неопрятном, как все непризнанные гении, сутулом мужчине? Возможно, его столичная жилплощадь могла привлечь. Но, с другой стороны, жил Святогор в коммуналке, а такой девице, как Анжелика, ничего не стоило найти себе москвича с отдельной квартирой. А вдруг это любовь? Но еще раз покосившись на внешний вид Святогора, Татьяна не могла понять, как можно вообще его полюбить и за что.

Но даже думая таким вот образом, она всегда желала Святогору только добра. Возможно, женившись на Анжелике, он вставит себе зуб, станет нормально одеваться и перестанет ночевать прямо в студии на стуле, питаясь исключительно макаронами быстрого приготовления. Он и так уже почти перестал оставаться в студии по ночам, когда Анжелика у него появилась. А женские сердца — они же все разные. Одной кажется — урод, а другая смотрит — Аполлон Бельведерский.

Но вот так случилось, что все равно не сложилось у них ничего — Анжелика ушла, а Святогор теперь страдает и срывает рабочий процесс.

— Не мучайся ты так, — по-дружески положил руку на плечо звукооператора Бальган, — как говорится, клин клином вышибают. Давай я тебе денег дам без отдачи. Съезди на Тверскую, возьми себе хорошую проститутку…

— Не надо мне ничего, — промычал Святогор в ответ, — и давайте вообще закроем эту тему! Алмаз, иди в тон-студию, я готов писать.

Бальган пожал плечами — зря, дурак, мол, от совета умных людей отказываешься, повернулся и пошел к себе, а Татьяна тоже решила не сидеть больше под «грозовой тучей» мрачного настроения Святогора и отправилась к выходу из студии. Она решила поехать домой.

У самого выхода Бальган ее окликнул, протянул контрафактный «пиратский» диск с их последним альбомом и спросил:

— Слушала?

— А зачем мне его слушать? — не поняла Татьяна. — Если захочу, послушаю с оригинала.

— Нет, ты послушай именно этот, — настаивал Бальган, — послушай-послушай! Я вообще не пойму, что эти «пираты» со звуком сделали. В противофазе его записали, что ли? Или на своих дешевых помойных компьютерах нормализовали и компрессировали? Звучит, как запись школьного ансамбля на магнитофон «Комета»!

Глава 4

Бандит, который навел пистолет на Краба, злобно ухмыльнулся, сверкнув своей золотой фиксой, и опустил пистолет. Краб остался стоять там, где стоял, продолжая медленно помешивать чай в стакане и чувствуя, как по спине его тонкой струйкой течет холодный пот. Потом глотнул чаю и обратился к бандиту на языке, который тот наверняка понимал:

— Не по-пацански все это, по-фраерски. Вы же, я вижу, пацаны серьезные, а поступаете как на малолетке, ей-богу. Заходите в хату, заварим чифиря да покалякаем за жизнь, выясним, кто вы такие, что за «дояры» такие, из каких краев.

Татуированный прищурился и малость растерялся — он же подготовился к налету — по его сведениям, на территории склада в этот момент должны были находиться только три трусливых охранника! Откуда же тут взялся этот мужичок, так гладко стелющий по фене? Все-таки длительная отсидка в зоне дала Крабу кое-какие понятия, научила разговаривать с людьми любого круга. И научила отличать быдло отмороженное от людей, имеющих в уголовной среде какой-то вес. «Серьезные люди» не осыпают ругательствами типа «парашника» кого попало, осторожно следят за своей речью. Это многолетняя привычка, выработанная зоной, когда за случайно оброненное слово можно ответить жизнью. Эти налетчики — типичные понтярщики.