Призыв ведьмы. Часть 2 - Эйлин Торен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще это было что-то такое безумно спокойное, просто волшебное, до слёз, до истерики, которые Хэла так ненавидела в других и в себе. Вообще ненавидела плакать, хотя нет, у неё обычно и не получалось. А сейчас вот хотелось уткнуться в этого огромного сурового мужика и реветь белугой.
— А можно я останусь тут жить? — спросила она, вынырнув и уткнувшись ему в локоть.
— Здесь, это в воде? — уточнил феран.
— Да, это прям… — Хэла повела плечом и блаженно улыбнулась, — горячая вода… кажется это теперь моё любимое место в доме.
Он хмыкнул:
— Моя личная нарва? Я согласен.
— Нарва? — нахмурилась она, потому что не слышала этого слова прежде. — Кто это?
— Дух воды, — улыбнулся Рэтар.
— О, хорошо, что не рыба, — согласилась она. И феран рассмеялся, а Хэла улыбнулась, заслушавшись.
Потом он аккуратно достал её из воды и завернул в отрез ткани, похожий на простынь — тут такими все вытирались. Правда у Рэтара, оно и понятно, качество этих простыней было намного лучше, чем у всех остальных.
— А что будет с водой? — задала она нелепый вопрос, лишь бы не думать, что будет дальше.
— Стечёт, — ответил Рэтар.
— А потом твой нелюдимый фор по имени Фог всё здесь сделает так, будто ничего не случилось, — констатировала Хэла и глянула на воду, которая стала весьма невеселого цвета после её купания.
— Фог слуга отца, — вздохнул феран. — И поверь он видел в этой купальне столько всего, что его вообще ничем не удивить.
— То есть душа твоего отца вряд ли покинет грань?
— Определённо, — ответил феран и поднял её на руки.
— Я могу ходить, Рэтар, — снова смутилась Хэла.
— Знаю, — снова подтвердил он, ухмыляясь.
— Ты это уже говорил. Серьёзно, — она слабо запротестовала. — Я могу дойти сама.
Но Рэтар не послушал, и отнёс Хэлу на кровать и тяжёлый взгляд не сулил ничего хорошего… хотя, да кого она обманывает? Сулил… сулил очередную желанную бурю страстного безумия. И спасения уже не было. И кому какое дело хорошо это или плохо? Ей уж точно было наплевать.
Кровать была достоянием этой комнаты, она была действительно огромной, на ней можно было спать наверное впятером и при этом не задевать друг друга — Эарган Горан и вправду знал, как развлекаться.
Рэтар приподнял Хэлу одной рукой, а другой сдёрнул в сторону покрывало, сделанное из каких-то шкур, и так называемое одеяло, которым была на самом деле плотная ткань очень напоминающая хлопок, но плотная, как шерсть, и мягкая, как трикотаж. За ними отправилась и ткань, в которую она была завёрнута.
Прикрываться, стесняться, да и паниковать уже не было никакого смысла. Хэлу спасало только то, что Тэраф уже почти зашла за горизонт и совсем скоро темень вступит в свои права, а магический свет в сферах, которыми пользовались в доме в жилых комнатах, был совсем неярким и горел обычно до середины времени срока темени, а потом потухал.
Но всё это было слабым и невнятным, потому что этого не хватало, чтобы успокоить себя и заставить поверить, что, если она возбудила его будучи грязной, в крови и в страшно пахнущем сыростью и затхлостью драном в клочья платье, то наверное не так всё страшно может быть в ней обнаженной.
А Рэтар тем временем как и обещал стал делать всё так, как хотел он и растянувшись рядом с ней стал, спасите и помогите, изучать её тело. И даже то, что в целом, если подумать, по сравнению с ним Хэла же была достаточно маленькой, но у страха глаза велики, а у придумывания для самой себя недостатков, намного больше доводов и козырей в рукавах.
— Откуда это? — спросил Рэтар проведя по небольшому шраму возле глаза.
— Это ветрянка, — и она уцепилась за ответ, пытаясь не поддаться панике. — Болезнь, противная, в основном в детстве ею болеют — покрываешься волдырями, которые чешутся, если сковырнуть болячку, то остаётся вот такая ямка.
— А это? — он перешёл к шраму на её правой ключице.
Хэла пыталась унять ненавидящую себя истеричку и поэтому просто расслабилась и попыталась уплыть, сосредоточившись на его голосе, приводящем её в состояние транса и тепле его внутреннего огня, который хотя бы сейчас горел хоть и сильно, но равномерно. Да и это действо было каким-то невероятно забавным.
— Это оскольчатый перелом ключицы, — ответила она. — Мне было четырнадцать лет и меня конь пытался убить передними копытами.
— Конь? — спросил Рэтар.
— Это, — она слегка улыбнулась, потому что от воспоминаний уже осталось так мало, словно это было даже не в другой жизни, а вообще не в её жизни вовсе, — такое ездовое животное, как тооры у вас. Только кони и лошади, ну, не знаю… изящнее, что ли. И насколько я могу судить, намного проблематичнее в общении, чем тооры.
— Тооры сложные, — заметил феран.
— Кони сложнее, поверь, — повела она головой. — А это… я ходила в конный клуб и на меня однажды напал диковатый жеребец двухлетка и, как говорится, спасибо, что жива, потому что метил он мне в голову, а получилось только в плечо. Добить он меня не смог, только потому что мой конь меня спас. Но благодаря этому я отдохнула пару месяцев, вообще не хрена не делая, потому что руку нужно было жёстко фиксировать и я не могла заниматься всеми своими бесконечными привычными делами.
— А это? — от перешёл на живот.
— Это — аппендицит. Мне делали операцию, когда мне было лет восемь и было очень страшно, и в больнице я была одна, и в палате ползали тараканы, — её передёрнуло, а кожа покрылась мурашками. — И как видишь, воспоминания очень неприятные до сих пор, хотя уже тридцать лет прошло.
“А ещё мужику не надо говорить свой возраст…” — проговорила она у себя в голове.
— А это? — указал он на шрам по всему животу.
— Это ребенка из меня вырезали, потому что я умирала, — ответила Хэла. — Потом еще одного, потому что ждать было нельзя, пока он сам решит выбраться. Резали по тому же шраму.
— Хэла, — нахмурился Рэтар, встретился с ней взглядами.
— Не надо сейчас, — она покачала головой и коснулась его груди, — это было очень давно.
Рэтар поцеловал её в висок и в этом поцелуе кажется отражалась вся её боль.
— А это? — продолжил он, поймав её руку, что она положила ему на грудь и указав на шрам на предплечье, ближе к запястью. Хорошо, что не про другую руку спросил… соврать ему она сейчас
