Только твоя (СИ) - Лель Агата

– Вот видишь! Видишь! – тычет в меня указательным пальцем. – Значит, все-таки думаешь! Ты выдала себя только что!

– Господи, ну за что мне это все, – закатываю глаза и предпринимаю еще одну попытку уйти от неприятного разговора, но меня снова не пускают. На этот раз Игнат хватает меня за предплечье и явно не рассчитывает силу – запястье обжигает огнем.

– Отпусти! Мне больно!

– Мне, может быть, тоже больно, только тебя моя боль никогда не волновала.

– Давай не будем, мы уже говорили об этом! Я просто твой… ну трофей, что ли. Бесценная шкура мамонта, которую ты сумел выгрызть из лап соперника. Ты с первого дня его появления здесь, тогда еще, хотел доказать, что выше, круче, сильнее. Даже закрыл глаза на наш с ним роман, лишь бы в конечном итоге я осталась с тобой. И я осталась! Вышла за тебя! Живу с тобой несколько лет!

– Судя по твоим вечным ночным отговоркам – мучаешься.

– Сейчас – да. Я устала, Игнат, я так от всего этого устала… – освобождаю руку и просачиваюсь, наконец, в спальню. Прячусь в ванной.

Там долго сижу в чугунной чаше, до тех пор пока не оседает пена и вода становится еле теплой.

Почему я не спросила у него, за что он так со мной?

Почему бросил?

Ведь именно этот вопрос гложет больше всего все эти годы.

На бортике жужжит смартфон – беру гаджет мокрыми руками и пытаюсь сморщенным от долгого пребывания в воде пальцем ввести пароль.

И кому понадобилось писать мне так поздно?

А когда вижу, кто именно мне написал, едва не роняю телефон. С громким всплеском сажусь и гипнотизирую номер. Это номер "инкогнито". То есть Дамиана.

Именно с этого номера велась тогда наша удивительная переписка!

После переезда в Москву я его удалила, но из памяти ведь так просто цифры не сотрешь.

Я еще даже не успеваю посмотреть, что же кроется в этом сообщении, а уже так накатывает… Мне снова семнадцать, я сижу и жду, когда же он напишет, жду встречи с ним. Тогда я была невероятно счастлива и не знала, что ждет впереди.

"Нам надо поговорить"

Три коротких слова без точки на конце вводят в ступор.

Перечитываю написанное несколько раз, обдумывая ответ. На автомате выбираюсь из ванной, беру большое банное полотенце.

Я и сама понимаю, что надо! Надо! Но… зачем? Какой смысл сейчас от этих разговоров? Делать себе больнее?

Обсудить, как он меня бросил, как потом сошелся с Ийей, заделал ей ребенка, купил семейное гнездышко… Смотреть на него и чувствовать, как сердце обливается кровью?

Нет, спасибо. Я не мазохистка!

Только собираюсь набрать, что нам не о чем разговаривать, как от него приходит следующее сообщение:

"Жду тебя у ротонды через час"

Я уже успела забыть, какой он наглый. Написал так, словно я уже согласилась! С чего он вообще взял, что я хочу этой встречи? Что спустя столько лет она мне еще нужна?

Тогда, в день своего восемнадцатилетия, я гордо покинула ресторан, не стала унижаться. Не стала даже при нем плакать. Он бросил меня, все предельно ясно, к чему лишние расспросы? И знать о моих глубинных чувствах после разрыва он не мог. Не мог догадываться, как мучительно долго я по нему тосковала.

Так с чего вдруг он вдруг решил, что мне, замужней женщине, все еще нужны его паршивые ответы?

Смотрю на себя в зеркало: мокрые волосы облепили лицо, глаза лихорадочно блестят.

Нужны! Они мне нужны. И увидеть его я хочу сейчас больше всего на свете! Но… я уже убегала с ним по первому его зову, хватит. Прошлая я осталась в прошлом.

"Я не приду" – быстро набираю ответ и выключаю телефон.

Что бы там я не чувствовала, чего бы не хотела – я больше ни за что не повторю собственных ошибок.

Выхожу из ванны – Игнат уже лежит под одеялом. Но не спит.

Бесшумно снимаю халат и ложусь на противоположную сторону кровати, отодвинувшись как можно дальше. Несколько минут мы молчим, лишь в открытое окно залетает оглушительные трели взбесившихся цикад.

– Ви?

– Что?

– Все еще злишься на меня?

– Я не злюсь. Просто… разочарована, наверное.

– Мной?

Тобой, нашим браком, собой. Три прошлых года были сплошным крушением планов и надежд.

– Я устала от твоей беспочвенной ревности, Игнат. Ты даже не можешь себе представить, как сильно это выматывает.

– Беспочвенной?

– Вот видишь, даже сейчас ты гнешь свое.

Он снова какое-то время молчит, а потом произносит совсем неожиданное:

– Я оплатил курс реабилитации Артема.

Ошарашенно оборачиваюсь на мужа.

Конечно, я понимаю о чем речь – мама нашла в Германии хороший детский центр, где занимаются с детьми-аутистами. Всего пара месяцев непрерывной работы дают потрясающие результаты. Стоит это все не сказать, чтобы совсем бешеных средств, но лично для нас абсолютно неподъемных.

– В смысле – оплатил?

– Ну вот так. Пока перевел только за половину курса, остальное можно внести чуть позже.

– Ты это серьезно сейчас? Где ты взял эти деньги?

– Ну мы же собирались делать ремонт в клинике. Думаю, с этим можно чуть-чуть подождать.

Я просто не верю своим ушам.

Когда я поделилась мечтой мамы с Игнатом, он ответил, что это пустая трата денег. Все равно ничего уже нельзя исправить. Что подобный диагноз не лечится и не стоит заниматься дорогостоящим самообманом.

Он не то чтобы не недолюбливает моего брата, нет, он не относится к нему… никак. Ни плохо, ни хорошо. Есть он и есть. И тут вдруг такая невиданная щедрость.

Наверное, все читается по моему лицу, потому что он хмурится.

– Ты не рада?

– Я рада, конечно, просто удивлена.

– Семья ведь самое важное, правда? Думаю, сейчас твоему брату эти деньги нужнее, – и кладет ладонь на мое бедро. – Иди сюда.

Я льну к нему телом, но не душой. В мыслях абсолютная каша.

Он словно почувствовал, что я обдумываю предложить сделать паузу, пожить какое-то время раздельно и сразу пошел с козырей. Знает же, как важен для меня брат, что я готова пойти на многое, лишь бы ему было хорошо. И теперь у меня просто не повернется язык предложить подобное. По крайней мере не в ближайшее время точно.

– У нас же все наладится, правда? – шепчет в мою шею.

– Конечно, – улыбаюсь, чтобы хоть как-то скрыть рвущееся из груди "нет".

Часть 8

Утром мы оба стараемся поддерживать видимость обычной жизни: пьем на кухне кофе, говорим о чем-то отстраненном, едем вместе в клинику, а там расходимся по разным кабинетам. Мой – на первом этаже, недалеко от регистратуры. А Игната, как директора и нового владельца – на втором. Сейчас он очень занят грудой документов, и я знаю, что, скорее всего до вечера мы не увидимся, чему совсем не расстроена.

– Мария Петровна уже в седьмой раз приносит нам свою собаку. Сначала она ее прививала, потом стерилизовала, затем выводила блох, обследовала пса на глисты, еще несколько совершенно ненужных процедур. Боюсь представить, с чем пожаловала сегодня, – улыбается Ольга Ивановна. – Ощущение, что ей просто нечем заняться, купила себе игрушку.

– Мария Петровна – это та шумная женщина в коридоре с рыжими кудряшками?

– Угу. Жена подполковника. В прошлом году перебрались в наш город.

– То-то же я ее не знаю.

– Справишься сама, хорошо? Мне нужно отойти – внучку забрать из детского сада, у нее поднялась температура.

– То есть взваливаете на меня проблемную клиентку? – шучу я, и, конечно, отпускаю главного ветеринара по своим делам.

В конце концов чем раньше я пройду огонь, воду и медные трубы, тем проще мне будет в дальнейшем. Разные же будут попадаться люди, иммунитет нужно вырабатывать сразу.

– Если появятся какие-то вопросы – звони. Тоня еще не ушла, поможет в случае чего, Игнат Сергеевич здесь.

– Конечно, мы разберемся. Идите.

Ольга Ивановна уходит, и я остаюсь в кабинете одна. Нахожу на столе отложенную медицинскую карту мопса Бони, знакомлюсь с анамнезом затерьезированной хозяйкой бедняжки.