Кровожадные сказки - Бернар Кирини

Что до известных неудобств, связанных с этим феноменом, Ренувье довольно легко с ними справился. Поначалу его, бывало, будили среди ночи разговоры, происходившие за много километров от его спальни, которые он слышал отчетливо, как из соседней комнаты. Убедившись, что звуки, которые он слышит, в самом деле воздействуют на его барабанные перепонки, а не являются галлюцинацией, он приобрел восковые затычки и, вставляя их в уши, спал так же спокойно, как и раньше.

Случалось, что о нем говорили сразу в двух местах. Два разговора накладывались друг на друга, и понять их было невозможно. Тогда он жалел о несовершенном устройстве мира, в котором люди не могли договориться между собой, чтобы не обсуждать его персону хором, но в то же время радовался, что столь многим интересен, и утешал себя тем, что, будь он знаменит, о нем бы говорили столько, что жизнь его превратилась бы в оглушительный ад.

Обследования же, рекомендованные медицинским светилом, не дали никакого результата.

Прошел год с тех пор, как Ренувье открыл в себе чудесный дар, и вот однажды он уловил незнакомый ему девичий голос. Его обладательница делилась с подругой.

Девушка. У меня сердце екает всякий раз, когда я его вижу. При нем я сама не своя, глаз не могу поднять.

Подруга (насмешливо). Надо же, как тебя разобрало.

Девушка (рыдая). Никогда я не испытывала такого смятения. Кажется, я его люблю.

Подруга. Да уж, похоже на то!

Девушка. Беда в том, что у меня никогда не хватит духу признаться ему в моих чувствах. Как же мне быть?

Подруга (успокаивая). Если у тебя так краснеют щеки в его присутствии, он рано или поздно сам все поймет.

На этом «передача» прервалась — к счастью для Ренувье, ибо сердце у него колотилось так, что больше бы он не вынес. Имя его, правда, названо не было, но ведь он еще ни разу не слышал разговоров, не имевших к нему отношения; стало быть, девушка могла быть влюблена только в него. Кто же она? Потрясенный до глубины души, он весь остаток дня мысленно перебирал знакомых женщин в поисках тайной поклонницы, но так и не смог ее распознать. Спал он в эту ночь плохо.

Голос незнакомки он вновь услышал на следующий день за ужином. «Нет, — говорила она, — я не видела его сегодня. Но он не идет у меня из головы; я почти ничего не ем, и мне попеняли за рассеянность». От неожиданности Ренувье выронил вилку; эта тайная любовь окрылила его, как если бы он сам был влюблен. Но кто же эта девушка? Тембр ее голоса глубоко запечатлелся в его мозгу. Он мог повторить наизусть каждое сказанное ею слово, но по-прежнему не знал, кому эти слова принадлежат.

Два часа спустя, когда Ренувье читал в постели, он вновь услышал свою возлюбленную, которая обращалась к нему перед сном: «Доброй ночи, любимый. Надеюсь, я скоро наберусь смелости сказать тебе, как я тебя люблю; но насколько мне было бы легче, если бы ты все понял без слов!» Взволнованный Ренувье отложил книгу и пошел в ванную умыться холодной водой, чтобы унять сердцебиение. Он должен был во что бы то ни стало узнать, кто эта незнакомка, питающая к нему столь нежные чувства. Его ни на миг не посетила мысль, что она может ему не понравиться: он был уже почти влюблен в ее чистый голос и представлял себе девушку с ангельским лицом, наподобие тех, что населяли его грезы, когда ему не спалось.

В следующие дни Ренувье был начеку и внимательно наблюдал за всеми женщинами на своем пути в надежде увидеть красноречивый взгляд или зардевшиеся щеки, которые выдали бы его нареченную. Он не знал, при каких обстоятельствах они с возлюбленной встречались, поэтому нигде не ослаблял бдительности. В автобусе он то и дело озирался, всматриваясь в каждую пассажирку; заподозрил даже кондукторшу и спросил расписание, чтобы услышать ее голос. На работе он измышлял множество предлогов, чтобы зайти в каждый кабинет и попытаться вычислить воздыхательницу. Он прислушивался к официанткам в ресторане, обращался к продавщицам в магазинах, старался завязать хоть короткий разговор с каждой встречной женщиной — но все без толку. Впору было удавиться: какая-то женщина его без памяти любила, а он не мог ее отыскать. Каждый раз, когда он улавливал очередной разговор, у него ёкало сердце; если это была не она, разочарованный, он терял к разговору всякий интерес и не слушал. Она же регулярно и подробно поверяла свои чувства подруге.

Девушка. Я схожу по нему с ума, я жить без него не могу.

Подруга. А он так ничего и не понял?

Девушка (очень печально). Боюсь, что нет. Я опять встретила его сегодня, но он меня даже не заметил. Как будто я прозрачная.

И Ренувье, вне себя от ярости, вновь и вновь прокручивал в уме пленку своего дня, ломая голову, когда же он мог встретить девушку, сожалея о счастье, которое потерял, не узнав ее.

Одержимый этим голосом, который звучал в его ушах ежедневно, убежденный, что некие оккультные силы мешают ему соединиться с возлюбленной, Ренувье терял разум. Ему пришло в голову, что коль скоро он слышит свою ненаглядную, то и она, если очень постараться, услышит его; оставаясь один в своей спальне, он твердил до зари, что тоже любит ее, обещал ей вечное блаженство и назначал встречу на завтра. Но ответа не было. «Она, верно, спит, — думал он, — и не может меня услышать». А на следующий день все начиналось сызнова.

Однажды ему показалось, что он нашел ее наконец: одна кассирша из банка, на двадцать лет его младше, как-то странно на него посмотрела. Он тотчас бросился к ногам девушки и попытался обнять ее колени. Она завизжала так, что сбежался весь этаж; Ренувье пришлось публично извиниться. Сгорая от стыда, он отнес свой поступок на счет временного помрачения рассудка и попросил отпуск на два месяца в связи с переутомлением. В тот же вечер он вновь услышал ее жалобы: «Он меня не замечает, я для него просто не существую. Ты себе представить не можешь, как я страдаю!»

Больше всего Ренувье боялся, как бы девушка, устав от его равнодушия и смирившись, не решила его забыть. Каждый вечер он с благоговением ждал ее голоса, неизменно желавшего ему доброй ночи перед сном, и трепетал, страшась однажды его не услышать, — ведь это будет знак, что ее любовь угасает. К счастью, происходило как раз обратное: ее признания становились все более пылкими день ото дня. Ренувье чувствовал, что она влюблена еще сильней, чем прежде. Ему больно было сознавать, что любимая несчастна, но так он хотя бы мог убедиться в неизменности ее чувств. Значит, не все было потеряно. Мало-помалу он свыкся с положением вещей и уже не так одержимо искал ее. Знать, что он любим, ему было почти достаточно, и, сам себе в этом не признаваясь, он начал думать, что эта идиллия на расстоянии, хоть и в отсутствие физической близости, имеет свои преимущества. Слушая адресованные ему слова любви, произносимые ею в пустоту, Ренувье был доволен тем, как много места занимает в ее жизни, при том что она его жизнь собой не обременяет, и радовался, узнавая, что она потеряла сон и аппетит. В тот день, когда она сообщила своей наперснице, что в отчаянии готова свести счеты с жизнью, он даже немного возгордился.

Так продолжалось еще полгода. И вот однажды ночью Ренувье проснулся от очень громкого хлопка, похожего на выстрел. Его первая непроизвольная мысль была о взрыве газа: ему представился рухнувший дом, охваченная пламенем квартира; однако, включив лампу у изголовья, он убедился, что все в порядке. Ему даже показалась непривычной стоявшая в доме и на улице тишина.

Только наутро он понял, что в его ухе прозвучал выстрел в ее висок и что она, по всей вероятности, мертва. А он — зловещая ирония судьбы — от этого звука оглох; ненаглядная канула во тьму, забрав у Ренувье его дар, и ему отныне не суждено было больше никогда ничего услышать.

Несколько мертвых писателей

Перевод Е. Клоковой

Благодаря Пьеру Гулду я открыл для себя множество непризнанных писателей, о которых составители антологий не имеют ни малейшего понятия. Пьер всегда питал особое пристрастие к литераторам «второго ряда» — неброским, эксцентричным авторам второстепенных произведений, забытым, чьим-нибудь ученикам, продолжателям вышедшего из моды направления, провинциалам, изгнанным, просвещенным любителям, тем, кто упустил свое время, и тем, кто наплевал на время, старомодным, оригиналам, скромникам, короче, ко всем тем, чьи книги в библиотеках стоят во втором ряду. Большинство неталантливы, у других дарования побольше, чем у отдельных знаменитостей, пользующихся незаслуженной посмертной славой. Все они умерли. Назову моих любимцев.

Энцо Транастани (1890–1939): этот итальянец опубликовал десять книг, и все носят названия музыкальных произведений. Первый роман, опубликованный в 1911 году в миланском журнале, назывался «Струнный квартет № 1»; потом он написал «Сонату для фортепьяно ми-мажор», «Симфонию № 1», «Симфонию № 2», «Мессу си-минор», «Струнный квартет № 2 для двух роялей», «Концерт для скрипки, фортепьяно и виолончели» и «Симфонию № 3». «Меня не читают, — говорил он. — Меня играют».