Тайна врат Аль-Киира - Роберт Джордан

Борос улыбнулся.

— Между тобой и графом есть небольшая разница, Конан. Ты в свои юные годы уже приобрел опыт, которого хватило бы на две жизни в суровых условиях. А Валентиус влачил существование изнеженного придворного, среди изящных фраз, галантерейных манер и прочего политеса.

— Болтаешь ерунду, — пробормотал Конан.

Как это старику удалось прочитать его мысли? Быстрое восхождение не делало его менее обидчивым, если речь заходила о его юности, и он продолжал злиться на каждого, кто считал, будто он слишком молод для такой должности. В любом случае можно найти занятие и поинтереснее, чем сидеть с пьяницей, который даже толком колдовать не умеет. Например, недурная компания — девочка с рыжевато-каштановыми волосами.

— Остатки пойла — твои, — проворчал он. Прихватив с собой мешок, где лежала бронзовая фигурка, киммериец покинул Бороса.

За все это время, что Конан наблюдал за девушкой, она не пошевелилась в своем углу и не изменила позы. Ее лицо сердечком оставалось неподвижным, когда он подошел ближе, но опущенные глаза, голубые, как утреннее небо северных стран, расширились, словно у испуганной лани. Она вздрогнула, точно хотела бежать.

— Пойдем, выпьем вместе винца, — пригласил ее Конан, показывая на свободный столик.

Девушка посмотрела на него и — хотя это казалось невозможным — распахнула глаза еще шире. Потом покачала головой.

Он заморгал в растерянности. Может быть, не стоит доверять ее невинному лицу? Похоже, она предпочитала перейти прямо к делу.

— Ну, если ты не хочешь вина, что ты скажешь о такой цене: две серебряных монеты?

Девушка приоткрыла рот, словно в испуге.

— Нет... Я думаю... нет... — Ее дрожащий голосок звенел, как колокольчик.

— Ладно, три серебряных — и четвертая сверху, если окажется, что ты того стоишь.

Она лишь молча смотрела на него. “Зачем я теряю тут время с этой... сосулькой?” — подумал Конан. В конце концов, такого добра, как веселые девицы, в городе хватает. Может быть, дело в том, что она напоминала ему Карелу. Хотя волосы у нее не такие огненно-рыжие, а скулы не такие высокие, как у разбойницы, делившей некогда с ним постель и вносившей в его жизнь волнения и опасности с того мгновения, как пути их впервые пересеклись. И все же что-то общее было. Карела была единственная женщина, и она себя сама возводила на этот престол. Но стоит ли оживлять старые воспоминания?..

— Девочка, — резко сказал он, — если тебе не нужно мое серебро, то так и скажи, я поищу себе другую.

— Останься... — шепнула она. Выговорить это слово ей удалось с большим трудом.

— Хозяин! — заорал Конан. — СПАЛЬНЮ!

Девушка густо покраснела под толстым слоем косметики.

Паукообразный владелец таверны тут же вырос перед ними и требовательно протянул к нему руку.

— Четыре медяка! — Он подождал, пока Конан вложит деньги ему в ладонь, и добавил: — Вверх по лестнице и сразу направо.

Конан взял пунцовую от стыда девушку за руку и потащил ее за собой по скрипучим ступенькам.

Комната была именно такой, какой он и ожидал ее увидеть: тесной с пылью на полу, многочисленными паутинами по углам. Расшатанная кровать с бывалым матрасом, набитым соломой, и не слишком чистым одеялом; трехногая табуретка и стол составляли всю обстановку. Но для того, чем он собирался сейчас заняться, было безразлично, где произойдет действие: здесь или во дворце. Здесь даже лучше.

Он с грохотом выронил тяжелый мешок, закрыл дверь на щеколду и положил руки девушке на плечи. Он размотал зеленый шелк ее одеяния, опустив его до талии, и привлек ее к себе. Грудь у нее была полная и острая. Она прерывисто дышала, и он закрыл ей рот поцелуем. Тогда она посмотрела ему в глаза. С тем же успехом он мог поцеловать статую.

Он слегка отстранил ее, не выпуская, однако, из рук.

— Что ты за женщина такая странная? — спросил он. — Можно подумать, что ты никогда еще не целовала мужчину.

— Так и есть! — фыркнула она и тут же поспешно поправилась: — То есть, я хочу сказать, целовала, и очень многих. Больше, чем ты мог бы сосчитать. Я... очень опытная.

И она оскалила зубы, видимо полагая изобразить таким образом призывную улыбку, которая совершенно исказила ее лицо.

Он презрительно хмыкнул и оттолкнул ее. Ее руки нащупали спущенное платье, но потом она смущенно затихла. Тяжелое дыхание поднимало прекрасную грудь, лицо заливалось краской.

— У тебя выговор не простой девчонки, — сказал он наконец. — Кто ты? Дочка купца, которая сбежала из дома и слишком глупа, чтобы вернуться обратно?

Ее лицо застыло, превращаясь в маску высокомерия и гордости.

— Ты, варвар... Для тебя большая честь взять... в свою постель офирскую дворянку.

Даже то, что она запиналась, не могло нарушить ее высокомерия.

Такие слова в сочетании с такой одеждой (вернее, с полураздетым состоянием) — все это уже было чересчур для киммерийца. Он запрокинул голову и взвыл от хохота.

— Ты высмеиваешь меня? — проскрежетала она. — Ты посмел!..

— Прикройся, — фыркнул Конан, перестав ржать.

му пришлось подавить свое желание, и в ответ на это вспыхнула злоба. Девчонка была очень хорошенькая, и он так радовался, что пошел с ней. Но нетронутая девушка, сбежавшая от высокородного папочки, — это было последнее, в чем он нуждался. Нет, с ней он связываться не будет. Но не может же он просто бросить ее здесь, когда она нуждается в помощи? Я слишком мягкосердечный, подумал Конан и ворчливо обратился к девушке:

— Давай одевайся, пока я тебя не отшлепал.

Одну секунду ее небесно-голубые глаза сверкали, соперничая с его синими. Но синие победили. Она торопливо натянула на себя платье, беззвучно шевеля губами.

— Ну, как тебя зовут? — сердито спросил он. — И не ври мне, иначе я лично доставлю тебя в госпиталь для убогих. Кроме голодающих больных туда берут также сбежавших девушек и потерявшихся детей. А ты, как мне кажется, и то, и другое.

— Ты не имеешь права так обращаться со мной! Я думала, что все будет иначе. Мне не нужны твои деньги! — Она сделала повелительный жест. — И закрой за собой дверь!

Конан спокойно смотрел на нее, не двигаясь с места.

— Еще одно слово — и ты окажешься у воспитательницы из исправительного дома, где тебя научат хорошим манерам при помощи хорошей дубины. Ну так как же тебя зовут?

Она в ярости отвела взгляд.

— Леди Юлия, — сказала она высокомерно. — Но я не запятнаю мой род, произнося его имя в этой грязи. И даже если ты будешь пытать меня каленым железом, бить кнутом или загонять иголки под ногти, я...

— Почему ты здесь, Юлия, почему изображаешь из себя проститутку, вместо того чтобы сидеть под боком у своей матери, занимаясь изящным рукоделием?