Ангар, или Столетие ценою в рубль - Игорь Анатольевич Верещенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом – она повернулась в сторону кровати и задорно так, детским голоском, пропела:
– Ма-ма, мам! Просыпайся, мам! Пора, мамуль! Твоя монетка пришла!!
И баба Фрося на кровати дрогнула. Она начала медленно подниматься с хрустом и пылью. Встала на корявые свои ноги, одна из которых и вовсе торчала сломанной костью, и медленно, переставляя их как ходули, двинулась на тебя, а потом, с середины комнаты… должно быть кровь учуяла. Она ведь все эти годы как бы ни жива ни мертва была, без монеты умереть не могла, но и жизненные силы все вышли уж. Вот и была живым трупом, и кормил я её тушками животных, что на охоте ловил. Учуяла, значит… и кинулась – молниеносно. А потом взяла монету со стола, поднесла к лицу, и в прах рассыпалась. Потому как давно уже сама по себе истлела бы. А монета упала на стол, перед фотографией, и был на ней год 2105. А на фото – твоя Маша, и подпись: «Маша, 2005».
Извини, Андрей, что так с тобой поступаю. Не по моей вине Машка пропала, предостерегал ведь вас, как мог… многого тогда ещё не знал я, а что знал – не рассказывал, иначе бы совсем засмеяли. Извини, друг, но хранителем монеты, а соответственно и долгожителем, человек может стать лишь если предыдущий хранитель умрёт. А умереть он кроме как насильственно не может, потому и пришлось мне… тело я твоё закопал в саду. Впрочем, что я всё к тебе обращаюсь? Ты ведь уже это не прочтёшь. А потому – если хоть один здравомыслящий человек читает эти строки, заклинаю вас: никогда не приближайтесь к этому дому! Есть вещи, о которых лучше не знать. Есть вещи, которые не понять. А понимание их грозит огромной опасностью. И если этот дневник читает кто-то кроме меня, значит опасность эта более не поддаётся контролю, и скорее всего, пришло твоё время, чтец, действовать. Остаётся уповать лишь на одно – что в 2105 году передать пост сторожа будет некому, никто не придёт в ангар, и тогда всё кончится. И поверьте: уж кто-кто, а я здесь ни при чём.
***
Потерев идеально выбритый подбородок, Фёдор отодвинул дневник и устремил взор за окно своего чистенького маленького домика-бытовки. Погода стояла отличная, и в распахнутое окно доносились чистые звуки леса. Повертел монету в руках – на одной стороне её теперь значился год 2005, на другой – 2105. И положил её перед фотографией Маши. Он не сомневался, что в 2105 году обязательно кто-нибудь из детей в ангар заглянет. Времени впереди много, и всё ещё может поменяться. Вновь наполнятся деревни народом, вновь загудят трактора на полях… Улыбнувшись этому, он поправил подушку и лёг спать. С улицы тянуло свежей ночной прохладой.
Лучи утреннего солнца украдкой заглядывали в окно домика. Фёдор блаженно спал, видя грёзы о долгой жизни. А птицы уже проснулись – весело щебеча, они носились по своим птичьим делам, ловили червячков на ветках и обсуждали сны прошедшей ночи. На ветке большого дуба сидела пожилая ворона и поучала всяких мелких птах житейским мудростям. Что-то блеснуло внизу – она, прервав нравоучения, присмотрелась внимательней. Что-то настойчиво блестело в раскрытом окне небольшого дома. Ворона расправила крылья. Воробьи и ласточки, не слыша больше её наставлений, расчирикались громко-громко, но она не обратила на них внимания. Соскочив с ветки, она спорхнула вниз и приземлилась на подоконнике.
Блестящий кругляшок на столе ей очень понравился. Она пригляделась и решила, что в её вороньем гнезде такое украшение не будет лишним. И, взяв его в клюв, взмахнула крыльями и была такова.
