Ходовые испытания - Александр Тебеньков

– Да, ты можешь. Ты один, – подчеркнул я.

– Я не знаю, кто ты и что тебе надо. Я не знаю, откуда ты пришел и куда уйдешь. – Он говорил медленно, размеренно, даже равнодушно. Голос его, как и лицо, не выражал ничего, кроме, разве что, громадной усталости.  – По обличию ты тот, кого я знал и кого похоронил. Но ты не он. В чудеса я не верю. Ты можешь быть просто удивительно похож на него, но тогда это страшное, противоестественное сходство. Даже близнецы не могут так походить друг на друга. И тем омерзительнее выглядит твоя шутка, этот фарс, эта гнусная попытка выдать себя за другого. А если ты тот, за кого себя выдаешь… Ты не человек. Ты не можешь быть человеком. Чудес не бывает. Ты можешь быть призраком, фантомом, зомби – сейчас это не имеет ни малейшего значения. А в Иисуса Христа я не играю. И я хочу сейчас только одного – уходи. Или уйду я.

– Ну что ты, Валек! При чем тут зомби, при чем тут какие-то призраки?

Я положил руку ему на плечо. Он медленно и равнодушно отстранился.

– Не надо, – сказал он. – Я не хочу тебя видеть. Уходи.

– Зачем ты так? Ты же ничего не знаешь…

– Да, – согласился он. – Я ничего не знаю. И, понимаешь, даже знать не хочу.

– Валек, выслушай же меня!

Он покачал головой.

– Я прошу тебя! Только выслушай и, раз ты так хочешь, я уйду. Тебе нужны доказательства, что я тот самый, а не кто-нибудь другой? Так спроси меня о чем хочешь!

Он недовольно поморщился.

– Хочешь, я перескажу тебе все наши совместные работы? Или про институт. Хочешь? Ты помнишь, как на третьем курсе мы с тобой увлеклись физикой плазмы? У Эвальда Рудольфовича на кафедре, дяди Эвы, как мы его называли между собой. И вдруг по нашим расчетам получилось, что существование всех звезд оказалось невозможным из-за их неустойчивости. А потом выяснилось, что мы неправильно в одном уравнении раскрыли неопределенность. Валек, а ты помнишь Люду Зарилову? Помнишь, а? И ее подружку, Ларису Парамонову, в которую был влюблен я. В каком это было классе? В седьмом? В восьмом?.. Валек! Ну, спроси же меня о чем-нибудь!

Он повернулся ко мне и внимательно посмотрел прямо в глаза.

– Проверка? – Он усмехнулся. – Тест на соответствие. Популярная передача «Спрашивайте – отвечаем». Какая любимая шутка преподавателя электротехники, почему на выпускном экзамене по физике ты чуть не срезался и как мы прозвали нашу классную даму… Чепуха! – он неприятно осклабился. – А вот где мои часы, подарок тетушки к шестнадцатилетию? Ну, быстро!

– По официальной версии, для тетушки, сняты в парке несколькими неизвестными. На самом деле – загнаны официантке в кафе «Спорт». Так? За червонец, – торопливо добавил я.

– Так, – неохотно согласился он. – Но все равно это ничего не меняет.

– Меняет, Валек, еще как меняет! Ты ведь уже не сомневаешься, что я – это и есть я! Не кто-нибудь, а я!.. Ты думаешь, я зря спросил тебя про лотерейные билеты? Нет! Я играл в такую лотерею! И выиграл. Плевать мне на того, кто выиграл сто тысяч по троллейбусному билету! Билет на самолет принес мне, умирающему, выигрыш небывалой ценности – бессмертие!.. Валек, – я наклонился к нему и сказал почти шепотом: – Валек, я встретил Пришельцев…

Он поверил. Я видел это по его лицу, чувствовал по тому, как осторожно, словно боясь потревожить кого-то, он перевел дух. Он принял мои слова мгновенно и бесповоротно – они ведь объясняли все. То, что случилось со мной, для него уже не было чем-то сверхъестественным. Были просто Пришельцы из Космоса.

Наука заставляла нас верить в существование тысяч иных планет, фантастика заставляла верить в их могущественных обитателей, а мы не противились. Наоборот, мы с замиранием сердца ждали их, ждали сегодня, завтра, через год; ждали все время с той поры, когда впервые до нас дошли простые, но дивно кружащие голову слова: «Пришельцы из Космоса!» И, включая радиоприемник или телевизор, мы в любой момент готовы были услышать: «Внимание… работают все радиостанции… Передаем сообщение… о первом в истории человечества контакте с представителями внеземной цивилизации…»

Шли годы, все затаенней становилось ожидание; казалось, верх брала взрослая рассудительность, прочно подкрепленная доводами теории вероятности. Но мысль – а вдруг! – была сильней рассудительности и доводов любой теории, потому что в мысли этой была и мечта, и вера, и надежда.

– Расскажи! – он смотрел на меня требовательно и серьезно. – Откуда они? Кто?

– Ну вот, – я облегченно откинулся на спинку дивана. Я увидел перед собой моего прежнего Валентина и позволил себе чуть-чуть пошутить: – Ну вот, тебя, оказывается, больше занимают «маленькие зеленые человечки», нежели я!

– Что за глупости! – недовольно отмахнулся он, не принимая шутки. – Я ужасно рад за тебя, ты представить не можешь, как я рад за тебя! И тебе рад. Но… если ты расскажешь о них, значит, расскажешь и о себе. Разве не так?

– Так, Валек! Конечно, так!

– Ну, так что ты? Ну, рассказывай!

– Сейчас, сейчас…

Я смотрел на него и думал. Что мне рассказать? С чего начать?

Как бродил по сахалинским дебрям, задыхаясь на каждом шагу? Как спотыкался о мшистые кочки, резал руки острыми краями полутораметровых трав и, поскользнувшись, падал вниз лицом в мягкую, податливую, душистую землю и лежал подолгу, не в силах не то чтобы подняться, но даже достать шприц для новой живительной порции морфия? Или как, в конце концов, заблудился и, забыв, зачем пришел сюда, стал нелепо, бессмысленно, словно слепой кутенок, суетиться, бросаться в растерянности из стороны в сторону?..

– Как ты меня назвал – «зомби»? А, Валек?

Он сконфуженно улыбнулся н махнул рукой.

– Да брось ты! Мало ли я чего сказал. Ты меня так ошарашил своим появлением, что и вспомнить стыдно. Теперь-то я вижу! Ничего в тебе фантомного, так сказать, нет. И призрачного тоже. Самый обыкновенный человек! – Он радостно засмеялся и от избытка чувств легонько хлопнул меня по плечу. – Самый обыкновенный человек!

– Нет, Валек.

– Что «нет»? – не понял он.

– Нет, Валек, я не человек.

– Вот что! – он сердито посмотрел на меня. – Кончай придуриваться! Вижу, каким ты был великим путаником, таким и остался. Давай по порядку… Значит, так. На Сахалине ты встретил Пришельцев – как встретил, расскажешь потом. Они тебя вылечили, а пограничникам, которые напали на твой след, в целях маскировки подбросили искусно сработанный макет, муляж, как там его назвать. Тебя изучили, кое-что показали и отправили зондировать почву для будущего контакта. Ты сейчас вроде посредника, парламентера… – Он пошевелил пальцами, подыскивая подходящее слово, и вдруг довольно хмыкнул: – Связующее звено, а? Верно?

– Почти. – Я улыбнулся, стараясь изо всех сил, чтобы улыбка не получилась снисходительной, обидной. Сразу видно в нем ученого, аналитика. Я знал его с третьего класса, уже тогда у него появлялось такое же стремление все разложить по полочкам. – Ты угадал, меня подобрали Пришельцы. Но не лечили, нет.

– Ну, знаешь! – он развел руками. – С тобой не соскучишься! Чего жмешься? Выкладывай!

– Все не так просто, Валек. Зомби… Я как-то не думал об этом. Мертвец из африканских сказок, оживленный волшебством, но лишенный души… А меня дважды оживляли, Валек. – Я помолчал. – Помнишь книгу Филиппа Блайберга, человека с пересаженным сердцем? – Он кивнул. – В частности, то место, где профессор Бернард показывает ему его же собственное заспиртованное сердце. Я напомню, вот послушай: «Мы с профессором Бернардом сидели на койке и с холодным профессиональным интересом рассматривали его…

Профессор Бернард посмотрел на меня и сказал шутя:

– Доктор Блайберг, вы понимаете, что вы первый в истории человек, который может вот так сидеть и разглядывать собственное мертвое сердце?..»

А я, Валек, видел собственное мертвое тело. Блайбергу было легче. Он был подготовлен к этому, вдобавок сам медик. А я… могу тебе сказать – это страшно. Так страшно, что хотелось выть и кусаться, и бежать куда-нибудь без оглядки. Они, Пришельцы, к этому привычные, а для меня…

Я говорил и смотрел на него – как он сидел, привалившись к спинке дивана, скрестив руки на груди, слушая внимательно и серьезно, и только по давнишней привычке морщил лоб. Я вызывал из долговременной памяти картинки прошлого и просто рассказывал их, не растекаясь по деталям.

…После первого воскрешения мне было не до своего прежнего тела. Да, впрочем, я тогда и не догадывался, что можно говорить вот так: мое прежнее тело, мое нынешнее тело… Раньше всего – я был жив! Я был здоровl Одним этим можно было упиваться в бесконечном блаженстве с утра до вечера и с вечера до утра. Ходить, дышать, разговаривать, мыслить, спокойно ложиться спать и спокойно просыпаться после спокойного сна, и не носить в себе грозного, неумолимого зверя, беспрестанно, ежесекундно пожирающего твою плоть! А тут еще и Пришельцы… Меня словно бросили внутрь калейдоскопа, и каждое мое движение, каждая попытка оглядеться рождали бесчисленное множество захватывающих впечатлений.