Тайна золотого прииска - Артур Дойл

Перемена погоды оказалась непродолжительной, затишье вскоре сменилось сильным воющим ветром, облака тумана и дождь неистово били поперек горы. Не очень приятный вечер для прогулок, и я уже начал подумывать, что уэльсцы не решатся на вылазку в такую непогоду.

В непромокаемой куртке и крагах я взобрался на край утеса и прислушался. Когда ветер стих, послышался несмолкаемый плеск вздувшихся ручьев. То и дело с горных пастбищ раздавалось блеянье овец. Но что это? Едва на мгновение все смолкло, я отчетливо услышал шаги. Со склона с грохотом сорвался камень, но в тот же миг злое завывание ветра поглотило все звуки. Я прокрался обратно к хижине и выдал своим подопечным «боевой паек» — виски для подкрепления сил.

— Ну, ребята, чтобы ни звука. Как свистну три раза, сразу ко мне.

— Будет исполнено, командир, будет исполнено. Не беспокойтесь!

Однако тревога оказалась ложной. Когда мне наскучило ждать, я отважился заглянуть в цеха. Там было темно и тихо. Но чу! Неприятель был тут как тут. Послышался топот, показались темные фигуры, в ту же секунду выросла толпа, но меня не узнали — и я, улизнув, спрятался за скалистый выступ. Ветер почти утих, не смолкал топот. Врагов было много, они остановились у дальнего конца сарая: застучали кайла — ломали стену, вскоре с грохотом обвалилась крыша. Очевидно уэльсцы рванулись в хижину. Хотели видно поймать ирландцев на развалинах, но пришли в замешательство, увидев, что никого нет. Я видел: они столпились у хижины, слышались приглушенные голоса.

Настало время решительных действий, я свистнул три раза и, чиркнув не гаснущей на ветру спичкой, зажег голубую петарду. На мгновение все заволокло дымом, но когда петарда взмыла, ярко озарив все вокруг, глазам предстала картина: в окружении скал и утесов толпа уэльсцев с закопченными лицами горняков. По моему сигналу ирландцы выбежали, а наши недруги не успели опомниться — глазели на фейерверк. Я ринулся на врагов и метнул голубую петарду в самую гущу толпы. Вспышка сменилась темно-синим облаком, лица исчезли. Яркий свет, похоже, ударил мне в голову; пальба, свист были до того оглушительными, что казалось, будто стучат тысячи паровых молотов. Я упал на одно колено и, по-видимому, потерял сознание: помню только, я летел в бездну и цеплялся руками за каких-то чудовищ.

Очнулся я на сквозняке у себя в хижине, в пивных бутылках горели две сальные свечи. У моей постели стоял Мориарти, держа в руках таз с водой и мокрую тряпку. Двое других ирландцев сидели на высокой деревянной скамье у очага и то и дело наливали себе по стаканчику виски из моей бутылки. Ох, уж это ирландское виски! Омерзительный запах. Равнодушный к припаркам, я тем не менее не выношу ирландское виски, оно внушает мне непередаваемое отвращение.

— Славно мы их поколотили, этих обормотов уэльсцев. Вы, командир, самое главное поправляйтесь — лежите спокойно, отдыхайте.

Умело и бережно Джон забинтовал мне голову, но в висках у меня стучало от боли.

— Да, поколотили мы их славно. А знаете, что испугало их? Деремся, а позади них вдруг раздаются вопли, как будто человека два-три сорвались в пропасть. Тут душа у них ушла в пятки — пустились наутек. Мы с Питером Блэйком гнали их вниз по склону.

Я погрузился в сон, почив на лаврах победы, и проснулся наутро с повязкой на голове и ужасной головной болью, что сразу напомнило мне о вчерашней битве.

Доминико нашли на дне ущелья, у него была сломана шея. В руке был зажат окровавленный нож, на спине вверху виднелись пятна крови. По-видимому, горняки-уэльсцы вытурили его из хижины: именно его шаги я слышал накануне вечером прежде, чем уэльсцы ринулись сюда толпой. Доминико в ярости пырнул ножом одного или двух уэльсцев. Вот почему наш отвлекающий удар с петардами возымел успех и мы победили. Сам ли Доминико сорвался в пропасть или его туда сбросили разъяренные горняки — мы так и не узнали; да и о раненых уэльсцах ничего неизвестно: они затаились, помалкивали. Разумеется, было дознание; пригласили в присяжные уэльсца. В протоколе записали: «Случайная смерть». И на том дело закрыли.

Смерть Доминико озадачила капитана Уильямса: вся работа с «эрлангерами» легла на него. В понедельник недоставало рабочих, но сырья было много, так что «эрлангеры» не смолкали весь день. Капитан Уильяме предложил переждать день, пока не закончится дознание, но ami sacra fames[4] взяла верх. Директора на утро должны были возвратиться в Лондон, и им хотелось отрапортовать об удачной выработке. Уильяме покачал головой и сказал:

— Там, где смерть — золоту не бывать. Ненавидит оно смерть. Сегодня ночью дурной сон видел. Накануне вечером мы отправились на проповедь, естественно, речь зашла о Дьяволе. Мне же вот приснилось, будто я стою в полночь на вершине Маммера, вдруг все озаряется светом и из зарева выходит Дьявол. Как раз на месте золотоносной жилы, которая давала нам хорошую прибыль. Дьявол встал передо мной, широко улыбнулся — готов поклясться: он как две капли воды походил на Эрлангера — и потянул ноздрями воздух, а потом как завизжит и толкнул меня. А я в ужасе: ведь он загнал все золото в глубину Маммера.

— Глупости это, дружище, ты вчера вечером малость перебрал виски.

Уильяме помрачнел и молча принялся за свое дело. Работали мы изо всех сил, допоздна. Уже стемнело, когда амальгама пошла в плавильню. Мигающее пламя свечи осветило лица нетерпеливых лондонских коммерсантов и согнувшуюся фигуру штейгера над раскаленным тиглем.

— Ну что, капитан? Каков результат?

Уильяме уронил на пол тигль — и тот рассыпался на осколки.

— А, дьявол его забери!

Ничего не вышло.

На несчастного штейгера обрушилась буря упреков и словесной брани: «не смыслит в своем деле», «не так приготовил амальгаму», «болван», «тупица», «уэльская свинья», «плут» и так далее. Штейгер, брызгая слюной, чертыхался по-валлийски, и мне показалось, что у нас назревает драка, но лондонские гости не замедлили взять себя в руки — и раздраженный кельт утихомирился.

— Ну, что я вам говорил, джентльмены? — скорбно проговорил Уильяме. — Кто как не Дьявол заколдовал горную породу? Золота в ней больше нет.

Это и впрямь было похоже на правду. С того дня прииск не давал и шести пенсов дохода, хотя разведка недр сулила чрезвычайно благоприятные перспективы. И так бы продолжалось долго, окажись у нас достаточно средств на разработку. Когда истощились финансы, работы были приостановлены, а с ними и выплата моего жалованья.

Разумеется, при таких обстоятельствах я не мог предложить руку и сердце преданной Маргарет, зато имел удовольствие присутствовать в качестве шафера на ее свадьбе. Ее избранник, здоровенный детина, горняк-уэльсец, после злополучной вылазки на вершине горы, принужден был держать одну руку на перевязи, а над бровями у него красовался жуткий порез. Поневоле не выйдя на работу, он счел это вполне благоприятным поводом для женитьбы. Свадьба выдалась веселой, все моряки и селяне Пенибонта изрядно напились по этому торжественному случаю.

На заброшенном Долкаррегском прииске теперь тихо. На фоне голого склона зловеще вырисовываются спицы большого колеса. Водопроводные желобы пересохли, рельсы разобраны. Долкаррегский прииск пользуется дурной славой. По ночам там творится всякая чертовщина. Огромное колесо, жутко скрипя, приходит в движение и раздаются стоны. Пришедшие в негодность штампы начинают стучать и дробить камни, из разрушенной трубы каменной плавильни валит дым и рвется пламя. В разгар этой бесовщины вверх, по самому склону холма, устремляются трое и, достигнув вершины Маммера, бегут по кругу. Они вопят и воют — ведь их преследуют злые духи. Наконец, все трое исчезают в синем огне. Один из них Эрлангер, другой — Доминико, а третий — злобный интендант-англичанин. Впрочем, что касается вашего покорного слуги, это видение — называйте его как угодно — может вполне оказаться пророческим.

1895 г.

1

Эвклид — древнегреческий математик, автор первого из дошедших до нас теоретических трактатов по математике, жил предположительно в начале III века до Р. X.

2

Джон Вильям Коленсо (1814—1883) — английский теолог и математик.

3

«Дорогой Том!

За моей хижиной у Долкаррегского прииска — это та, что крыта войлочной крышей — имеется большая куча камней. Подними самый верхний из них (у которого форма пирамиды) — и найдешь табакерку; кури табак и сохрани табакерку в память о своем брате.

Альфред.» (фр.)

4

проклятая жажда золота (лат.)