Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы - Фредерик Пол

Он повернулся к окну, за которым искорка бело-голубого света на месте бывшего кратера тихо начала распространяться по всей поверхности Луны.

Тропайл, будучи порождением той культуры, в которой он вырос, тоже непроизвольно повернулся. Он молчал. Это бесконечно малое бело-голубое сияние там наверху, которое медленно разгоралось… единство, тихий восторг существования во Вселенной, с которой сливаешься плавно и незаметно; слиться с великим бело-голубым драгоценным цветком, распускающимся на небе, который не отличается от тебя самого…

Успокоенный, он закрыл глаза и стал размышлять о Взаимосвязи.

Он почувствовал себя более значительным. К этому времени, когда реакция синтеза охватила весь небольшой диск, через четверть часа, не более, его Медитация стала заканчиваться, как это обычно происходило у Глена Тропайла.

Хорошо, подумал он, потому что это, вероятно, освобождало его от причиняющей беспокойство возможности Перемещения. У него вовсе не было желания однажды просто исчезнуть.

И все же временами он ощущал некоторое сожаление.

Тропайл сбросил с себя порванную парку, даже не удосужившись разорвать ее. В комнате уже становилось тепло. Гражданин Бойн, конечно, осторожно разрывал каждый шов грациозными движениями.

Но Медитация закончилась, и, наблюдая за своим сокамерником, Тропайл мучился безмолвным «Почему?» С юности этот вопрос часто вставал перед ним. Его можно было заглушить Восхищением или Медитацией. Тропайл был настолько хорошим специалистом в своей области — Наблюдении за Водой, что некоторые новички обращались к нему за советом в этом тонком искусстве, несмотря на общеизвестные странности в его поведении и жизни. Он получал огромное удовольствие от Наблюдений за Водой. Ему было почти жаль всякого, кто был настолько ограничен, что посвятил себя, скажем, Облакам или Запахам, даже не попытавшись испытать себя в Наблюдении за Водой. Хотя и Облака и Запахи были очень важны. А после сеанса Наблюдения, если повезет и увидишь Девять Стадий кипения в их классическом совершенстве, можно погрузиться в Медитацию и ощутить себя гармоничным и значительным.

Но что делать тому, кому Медитация не давалась, как ему? Что было делать, если мысли разбегались, становились все менее напряженными? Что было делать, если Медитацию можно было вызвать лишь очень важным событием, таким, как обновление Солнца?

Он всегда думал, что тогда сходят с ума. Но не он сошел с ума, а Бойн. Его же объявили Сыном Волка, обвинив в том, чего он не мог понять. И в этом случае он не потерял рассудок.

И все же наказания одинаковы, подумал он, с беспокойством ощущая незнакомый зуд, не внутренний непереносимый зуд, когда хочешь взять верх, а реальное ощущение зуда в основании позвоночника. Наказание за все страшные преступления — принадлежность к Волкам или сумасшествие — было одинаково простым: Они делают Поясничную Пункцию. Он принесет Жидкость в Дар.

Сторож Дома Пяти Правил, старик Хармейн, взглянул на своих подопечных — одобрительно на Бойна и с неодобрением на Тропайла. Считалось, что даже Волки имеют право на приличное человеческое отношение в короткий период между разоблачением и принесением Жидкости в Дар.

Сторож и в мыслях не имел сердиться на пойманного Волка и мешать этому существу, если оно вдруг захочет предаться жалкому подобию предсмертной Медитации. Однако он не смог заставить себя послать ему приветственный знак.

Тропайл не мучился такими угрызениями. Он так сердито и свирепо глянул на Сторожа Хармейна, что старик чуть не убежал. Тропайл почти так же сердито глянул на Гражданина Бойна. Как смеет этот убийца быть таким спокойным!

Тропайл сказал грубо:

— Они убьют нас! Тебе это известно? Они вонзят нам в позвоночник иглу и выкачают оттуда весь мозг. Это больно! Ты понимаешь, о чем я говорю? Они собираются выкачать из нас всю спинномозговую жидкость, а потом выпьют ее, а это будет очень больно.

Его деликатно поправили:

— Мы принесем Жидкость в Жертву, что и подобает сделать тем Гражданам, поведение которых было преступным. Вот и все, — спокойно промолвил Гражданин Бойн. — Разве Сын Волка не чувствует этой разницы?

Подлинная воспитанность требовала, чтобы это замечание было воспринято как дружеская шутка, имеющая долю истины, а как же еще можно высказать горькую правду? Иначе может произойти такое, чего и представить нельзя. Они могут поссориться! Они даже до драки могут дойти! А в драке человеку можно сделать больно!

Подобающая случаю мягкая улыбка появилась на губах Тропайла, но он резко стер ее. Они собирались воткнуть ему в позвоночник огромный катетер и убить его. Он не будет им улыбаться! Это ему стоило большого усилия.

— Я не Сын Волка! — прорычал он, охваченный отчаянием, понимая, что оправдывается перед человеком, которого это меньше всего волнует и который, даже если бы это и волновало его, ничего не мог сделать. — Что за идиотский разговор о Волках? Я не знаю, что такое Сын Волка, и думаю, что этого не знаешь ни ты, ни кто-нибудь другой. Мне известно только то, что я действовал разумно. А все подняли вой. Считается, что можно узнать Сына Волка по отсутствию культуры, по невежеству, по его дикой ярости. Но ты зарубил троих, а я лишь подобрал кусок хлеба. И считается, что именно я представляю опасность!

— Волки никогда не знают о том, что они Волки, — вздохнул Гражданин Бойн. — Рыбы, наверное, думают, что они птицы, а ты, очевидно, думаешь, что ты Гражданин. Стал бы Гражданин говорить такие вещи, которые ты сейчас произносишь?

— Но они собираются убить нас!

— Тогда почему ты не сочиняешь предсмертное стихотворение?

Глен Тропайл глубоко вздохнул. Что-то терзало его.

Ничего хорошего, что он скоро умрет, ничего хорошего, что он умрет ни за что. Но то, что грызло его, не имело ничего общего со смертью.

Отношения складывались не так, как нужно. Этот бледный гражданин брал над ним верх, налитая кровью железа в надпочечниках Тропайла — у Гражданина Бойна она была не больше булавочной головки — посылала крошечные гормоны к нему в кровь. Он мог умереть, да — это рано или поздно должно было произойти с каждым. Но пока он жив, он не мог вынести, если над ним берут верх в стычке, споре, отношениях. Глену Тропайлу было несвойственно дать себя победить без борьбы. Волк? Называйте его Волком, Авантюристом, Спекулянтом, называйте его Крутым Парнем, называйте его Игроком.

Если можно извлечь выгоду, он извлечет ее. Таким уж он создан.

Помедлив некоторое время, чтобы наметить план, он сказал:

— Ты прав. Очень глупо, но я, должно быть, потерял голову.