Письма к госпоже Каландрини - Аиссе Шарлотта

«Прозерпина» успеха не имеет. Оперу находят неплохой, но слишком уж печальной; долго она не продержится. Два раза в неделю играют «Прозерпину», а два раза – «Четыре стихии» [124]. Пелисье нынче уже здорова. Она чуть было совсем не потеряла рассудок, одни объясняли это ее небывалым успехом, другие тем, что ее, столь кичащуюся своей добродетельностью, заподозрили в любовной связи. Во Французской комедии играют пьесу под названием «Женатый философ», очень милую, которая имеет небывалый успех – уже раскуплены все ложи на одиннадцатое представление. Автор ее – Детуш. Говорят, будто он изобразил в ней свою собственную историю. Как только она будет напечатана, я ее вам пришлю. Все уверяют, что Кино [125]играет хорошо, но я этого не нахожу. Представьте себе, что перед вами г-н Бертье – та же осанка, те же движения, словом, полная его копия, только голос более громкий. Ваша милая дочь почувствовала бы просто отвращение, увидав «Женатого философа».

У нас здесь сейчас такая же неистовая мода на вырезывание раскрашенных эстампов, как в ваше время на бильбоке [126]. Все решительно, от мала до велика, занимаются вырезыванием. Вырезанные фигурки наклеиваются па картон, а сверху все покрывается лаком. Таким вот способом мастерят обои, ширмы, экраны [127]; существуют сборники эстампов, которые стоят до двухсот ливров, и иные дамы доходят до такого безумия, что вырезывают эстампы по сто ливров штука. Если и дальше так пойдет, того и гляди начнут вырезывать картины Рафаэля. Я уже стара, и надо мной мода не властна.

Прощайте, сударыня, позвольте мне обнять вашего мужа и любезную вашу дочь. Я уже устала писать вам обо всех этих новостях, в сущности безразличных нам обеим.

Посылаю вам письмо маркиза де Ла Ривьера к мадемуазель Дезульер и ответ последней [128]. И то и другое все находят очень милым.

Письмо маркиза де Ла Ривьера к мадемуазель Дезульер. Вы потому душой орлица, Что и родитель ваш – орел. В вас продолжает нам светиться Его достоинств ореол. При вас у всех светлеют лица. Любимица богов самих, Вы говорите языком их, И сладостен мне образ их В глазах пленительно знакомых. Я вам пишу из года в год. Вот новое из сих посланий, Хоть возраст у меня уж тот, Когда не платят чувству дани. «Уместны в юности поэзия и пыл», — Благопристойность мне вещает, Но в сердце пышет жар, и он мой ум пьянил, И пренебречь годами наущает. Когда бы знали вы, как мне огонь мой мил! Пусть вам я покажусь нескромен, Однако сей души феномен Ведь и в художестве таков: Чем время убежало дале, Тем красочней заполыхали Полотна старых мастеров. А вы коль всем добро творите, То и фортуне сей же час Мои глаза лишь подарите. О. как она возлюбит вас! Ответ мадемуазель Дезульер. Пребудьте в пустыни своей; Страшны мне ваши объясненья И мука вечного сердечного влеченья. Все возрасты знакомы с ней. Не вашего ли возвращенья Сама ждала я столько дней! И вот вас вижу каждый день я, Но пусть спасет вас от крушенья Благоразумия Борей. Пребудьте в пустыни своей. Амур – изменник и злодей. Я так боюсь его затей! Он то и дело в ваши сети Заманивал красавиц всех на свете, И в душу мне любови эти Легли бы тысячью теней. Пребудьте в пустыни своей. От ваших пламенных речей, Которые, как прежде, смелы, Хочу укрыться поскорей. Мне кажется, амура стрелы Не стали для меня тупей. Пребудьте в пустыни своей. Ах, право, водворить сумей, Божок крылатый, мир меж нами скорый И нашими сердцами овладей, То что сказала бы та дама, пред которой И лев бы стал овцы смирней, Та, чьи бессмертные стихи ручья звончей? Ведь громким именем обязана я ей. Вы мысленно к ней обратите взоры И вмиг увидите, что я от дамы сей Взяла лишь нежный блеск ее очей. Но, чтоб не встретить их укоры, Пребудьте в пустыни своей.

Письмо IX

Из Парижа, август 1727.

Позавчерашнего дня получила я дружеское ваше письмо; в нижеследующих строках вы найдете ответ на все ваши вопросы. Начну с парижских новостей. Королева разрешилась от бремени двумя младенцами [129]– весьма огорчительно, сударыня, что нет в их числе мальчиков. Весь Париж ликовал, когда известно стало, что королева в тягости, но известие о рождении двух принцесс встречено было с куда меньшей радостью; родились они за шесть недель до срока. Канцлер вернулся из ссылки, но печати еще не получил [130]. Принц де Кариньян все так же влюблен в свою Антье. Эта тварь увлеклась генеральным откупщиком г-ном де Ла Поплиньером [131], острословом и слагателем песенок, – впрочем, собой он весьма нехорош. Г-н де Кариньян свел с ним дружбу, как это делают мужья в отношении любовников своих жен. Но принц – итальянец, а значит приметлив и до невозможности ревнив. Несколько дней назад он попросил Антье, чтобы та приехала к нему в его загородный домик, что в Булонском лесу [132]; она согласилась, но пожелала, чтобы был приглашен Ла Поплиньер. А тот вовсе этого и не хотел – принцу долго пришлось его уламывать, пока он согласился. Во время ужина Антье с откупщиком обменивались красноречивыми взглядами, что принцем было замечено и привело его в весьма дурное расположение духа. Пришло время ложиться спать, и поскольку домик очень мал и в нем всего две кровати, Антье легла с принцем, а Ла Поплиньер в соседней с ними комнате. Но сия особа пожелала и со своей стороны оказать откупщику гостеприимство, и как только принц уснул, отправилась к соседу. Когда г-н де Кариньян проснулся и обнаружил, что его голубка упорхнула, ему не пришлось далеко ее искать. У него хватило духу выслушать самые невероятные оскорбления – он же еще остался в дураках. Многие уверяют, будто этот бездельник Ла Поплиньер вооружен был двумя пистолетами и стращал ими отвергнутого беднягу, и тот вернулся в Париж вне себя от бешенства и в отчаянии бросился к своей жене и, так как весь кипел от негодования, выложил ей все, что с ним приключилось. Та стала ему говорить, что вот-де, он давно уже несчастлив из-за этой твари, что таких особ надо примерно наказывать, чтобы другим повадно не было, что она просит у него позволения подать жалобу и добиться предписания на заключение ее в смирительный дом. Принц был в такой ярости, что дал свое согласие. А принцесса, не теряя ни минуты, отправилась в Версаль и получила у кардинала предписание; вслед за тем красотку арестовали – она была в неописуемом отчаянии. Дома у нее было сорок тысяч ливров золотом, но, когда она захотела взять их с собой, ей разрешили взять из них только триста и препроводили в Сент-Пелажи [133], где она пребывает и поныне. А принц теперь в отчаянии, что не может больше с ней видеться: он сделал все, что было в его силах, чтобы вызволить ее оттуда и отомстить Ла Поплиньеру, засадив его в Бастилию. Однако на это у него не хватило влияния; тому только предложили совершить поездку по своей округе, то есть отправиться в Прованс.