Эвридика - Жан Ануй

Орфей (тихо). Любовь моя.

Эвридика. Бесценная моя любовь.

Орфей. Вот и начинается наша история…

Эвридика. Мне чуточку страшно… Добрый ты? Или злой? Как тебя зовут?

Орфей. Орфей. А тебя?

Эвридика. Эвридика.

Занавес

Действие второе

Номер в провинциальной гостинице, большой, темный и грязный. Слишком высокие потолки тонут во мраке, пыльные двойные занавеси, большая железная кровать, ширма, скудное освещение. Орфей и Эвридика лежат одетые на кровати.

Орфей. Подумать только, что все могло сорваться. Стоило тебе пойти направо, а мне налево. Да что там! Стоило пролететь птице, вскрикнуть ребенку, и ты на секунду отвернулась бы. И я сейчас вместе с папой пиликал бы на скрипке в Перпиньяне, на террасе кафе.

Эвридика. А я сегодня вечером играла бы в Авиньонском театре, в «Двух сиротках». Две сиротки — это мы с мамой.

Орфей. Я думал ночью, сколько понадобилось счастливых совпадений, чтобы мы встретились. Думал о маленьких незнакомых друг другу мальчике и девочке, которые в один прекрасный день, за много лет до встречи, направились к затерянной провинциальный станции… Ведь мы могли не узнать друг друга, перепутать день или станцию.

Эвридика. Или встретиться совсем еще маленькими, когда родители, взяв нас за руки, насильно увели бы за собой.

Орфей. Но, к счастью, мы не перепутали ни день, ни час. Ни разу за весь этот долгий путь мы не запоздали. О, мы страшно сильные!

Эвридика. Да, любимый.

Орфей (могучий и снисходительный) . Вдвоем мы в сто раз сильнее всего на свете!

Эвридика (глядя на него с легкой улыбкой) . О мой герой! Но вчера, входя в эту комнату, ты так боялся.

Орфей. Вчера мы еще не были сильнее всех. Мне страшно было вверить нашу любовь во власть этой последней жалкой случайности.

Эвридика (тихо). На свете есть много таких вещей, которых лучше бы не было совсем, но ничего не поделаешь, они рядом — огромные и невозмутимые, как море.

Орфей. Подумать только, — а что, если бы вчера, выйдя из этой комнаты, мы остались бы никем друг для друга — даже не братом и сестрой, как вот сейчас, — никем, двумя улыбающимися врагами, вежливыми и отчужденными, разговаривающими о посторонних вещах. О, я ненавижу любовь…

Эвридика Тсс. Нельзя так говорить…

Орфей. Теперь мы хоть знаем друг друга. Наше плечо помнит тяжесть отуманенной сном головы, мы помним, как звенит наш смех. Теперь у нас есть воспоминания, они нам защита.

Эвридика. Позади целый вечер, целая ночь и целый день — как мы богаты!

Орфей. А еще вчера у нас ничего не было; мы ничего не знали и наугад вошли в эту комнату под взглядом страшного усатого коридорного, который не сомневался, что мы будем заниматься любовью. И мы стали торопливо раздеваться, стоя друг перед другом…

Эвридика. Ты словно сумасшедший разбросал одежду по всей комнате…

Орфей. Ты вся дрожала. И никак не могла расстегнуть пуговички на платье, а я смотрел, как ты рвала их, и не двигался с места. А потом, когда ты была уже совсем нагая, тебе вдруг стало стыдно.

Эвридика (опуская голову). Я подумала, что кроме всего должна быть еще и красивой, а я уже не была в этом уверена.

Орфей. Мы долго стояли друг перед другом, не смея ничего сказать, не смея пошевелиться… Мы были такими несчастными, такими нагими, и было так несправедливо, что мы должны сразу рискнуть всем, даже той нежностью, от которой у меня внезапно перехватило горло, когда я заметил на твоем плече маленький красный прыщик.

Эвридика. А потом все стало просто и легко…

Орфей. Ты положила голову мне на плечо и уснула. А я, я неожиданно почувствовал себя сильным, оттого что ощущал тяжесть твоей головы на своем плече. Мне чудилось, что мы лежим голые на песчаном берегу, моя нежность, подобно морскому приливу, постепенно заливает наши распростертые тела… Как будто и впрямь нужны были и эта борьба и наша нагота на скомканной постели, чтобы мы могли действительно сродниться, как два брата.

Эвридика. О любимый мой, ты думал обо всем этом и не разбудил меня…

Орфей. Но ты во сне сказала мне нечто такое, на что я не мог ответить.

Эвридика. Я разговаривала? Я всегда разговариваю во сне. Надеюсь, ты не слушал?

Орфей (улыбаясь). Слушал.

Эвридика. Видишь, какой ты предатель! Вместо того чтобы честно спать, как я, ты за мной шпионил. Разве я могу знать, о чем говорю, когда сплю?

Орфей. Я разобрал только два слова. Ты так мучительно вздохнула. Чуть скривила губы и сказала: «Как трудно».

Эвридика (повторяет). Как трудно…

Орфей. Отчего тебе было так трудно?

Эвридика (с минуту молчит, не отвечая, потом качает головой; быстро, слабым голоском) . Не знаю, любимый. Это было во сне.

В дверь стучат, и почти тотчас же. входит коридорный. У него пышные седоватые усы, странная внешность.

Коридорный. Мсье звонили?

Орфей. Нет.

Коридорный. А-а! Мне послышалось, что мсье звонили. (Секунду стоит в нерешительности, потом выходит со словами.) Извините, мсье.

Эвридика (едва он вышел). Ты думаешь, они настоящие?

Орфей. Что?

Эвридика. Его усы.

Орфей. Конечно. Они кажутся приклеенными. А ведь известно, что только приклеенные усы и бороды кажутся настоящими.

Эвридика. Но вид у него совсем не такой благородный, как у вчерашнего официанта из вокзального буфета.

Орфей. Того, что из «Комеди Франсэз»? Да, но в его благородстве было что-то нарочитое. В сущности, несмотря на величественные манеры, он рохля. Уверяю тебя, этот гораздо загадочнее.

Эвридика. Да. Даже чересчур. Я не люблю людей чересчур загадочных. Я его немного боюсь. А ты нет?

Орфей. Немного, только я не решался сказать тебе это.

Эвридика (прижимаясь к нему). О мой любимый, обнимемся покрепче! Какое счастье, что нас двое.

Орфей. В нашей истории уже есть действующие лица… Вот эти двое — благородный рохля и странный усач — и прекрасная кассирша с огромным бюстом…

Эвридика. Как жаль, что прекрасная кассирша так ничего и не сказала нам!

Орфей. В каждой истории имеются такие вот безмолвные персонажи. Она ничего не сказала, но все время смотрела на нас, и если бы не осталась теперь навеки немой, чего бы только она не порассказала нам про нас!..

Эвридика. А железнодорожник на станции?

Орфей. Заика?

Эвридика. Да, прелестный маленький заика. До чего он был маленький и милый с толстой цепочкой от часов и красивой фуражкой! Так и хотелось взять этого крошку за ручку и повести в кондитерскую угостить пирожными.

Орфей. Помнишь, как он перечислил нам все станции, где мы не должны пересаживаться, чтобы мы, упаси боже, не ошиблись и запомнили, на какой станции нам действительно надо пересесть!

Эвридика. О милый маленький заика! Уж он, конечно, принес нам счастье. Но другой — чудовище, грубиян, этот контролер…

Орфей. А, тот болван. Тот, который никак не хотел понять, что, имея на руках один билет третьего класса до Перпиньяна и еще один билет третьего класса до Авиньона, мы хотим доплатить за два билета второго класса до Марселя?

Эвридика. Да, тот самый. До чего же он был уродливый, до чего тупой, жадный и самодовольный. А эти противные щеки, такие пухлые, набитые бог знает чем, гладко выбритые, румяные, свисали прямо на целлулоидный воротничок.

Орфей. Это наш первый злодей. Наш первый предатель. Увидишь, будут и другие… Счастливые истории всегда кишат предателями.

Эвридика. Но от него я отказываюсь! Я прогоняю его. Скажи ему, что я прогнала его! Я не желаю, чтобы в наши с тобой воспоминания затесался такой болван.

Орфей. Слишком поздно, любимая. У нас уже нет права прогонять кого бы то ни было.

Эвридика. Значит, этот гнусный, самодовольный толстяк так на всю жизнь и войдет в наш первый день?

Орфей. На всю жизнь.

Эвридика. А та мерзкая старуха в трауре, которой я показала язык, та, что бранила свою худенькую служанку? Неужели она тоже останется в нашем первом дне навсегда?

Орфей. Навсегда, так же, как девочка в поезде, которая не сводила с тебя глаз, и большая собака, которая упорно желала идти за тобой, как все наши милые персонажи.