Меня зовут Дамело. Книга 1 - Инесса Ципоркина

Но иногда Дамело хочется перестать быть собой, забыть, что по крови он Сапа Инка древнего народа, без следа растворенного костой, сьеррой и сельвой.[20] И хочется, чтобы собеседник говорил с Сапа Инкой, смеялся и трогал его душу, осторожно двигаясь по окраине, не залезая глубоко, не будя зверье во тьме влажной, болотистой сельвы, пахнущей медом и гнильем. Дамело отнюдь не легко признавать в себе простые человеческие желания, низменные и жалкие. Хорошо, что у Дамело есть Амару, для которого все едино, что потомок Манко Капака и Мамы Окльо,[21] что последний из Ача руна.[22] Горько сознавать, что высокое происхождение ничего не значит для существа, которое не рождалось никогда, а было сотворено — первым в своем роду. А с другой стороны, это он, насмешливый дракон Амару, как никто, развеивает удушливый пафос, окутывающий Единственного Инку с рождения. Угар, мешающий дышать полной грудью, любить без оглядки, ходить короткими путями. Жить.

Давно не подававший голоса Амару с плеча Дамело наблюдает за брачными танцами белых, танцами искушающих и совращающих, танцами стрезва и спьяну, смотрит, как смотрят женщины поверх бокала — с понимающей улыбкой и затаенным ожиданием. Вот-вот ляпнет ртом Дамело что-нибудь неприличное.

— Ну мы пошли? — Диммило трогает рукав Дамело. «Мы». «Пошли». Значит, не сплоховал обстоятельно выбранный Саша, чуть шалый и беспутный, но щедрый и добрый. Не сплоховали его похожие на маслины глаза, мальчишеская улыбка и маленькая крепкая задница. Димми будет чем себя занять — аж до самой Масленицы, Сырной седьмицы, прощающей обиды.

— Будешь должен, — гаденыш Амару, гаденыш. Озвучил-таки.

— Буду, — смеется Диммило. — Буду.

На игру Дамело, конечно, опоздал, незаметно прошел в угол, сел и сосредоточился на том, что всегда было ему интереснее карт — на лицах. Молодому кечуа хотелось ловить вспышки искренних чувств, пробивающие камуфляж спокойствия насквозь, определять по ним, кто здесь лучший лжец — а определив, забрать себе умение виртуозно лгать без единого слова.

Не получилось.

Почему-то сталкеры[23] всегда мужчины. А между тем нет лучше сталкера, чем женщина. Влюбленная женщина.

— Опоздал, опозда-а-ал. А я так ждала, боялась, не придешь уже. Ты сволочь, заинька, — шепчет личная напасть Дамело, притираясь, притискиваясь бедром.

Индеец молчит, делая вид, что никто не дышит ему в шею, не жмется ляжкой, горячей и влажной даже через два слоя ткани, не шарит по лицу жадным взглядом. И все-таки периферийное зрение фиксирует, как тридцатилетняя девочка из аниме наклоняется к Дамело, демонстрируя глубины декольте, провисшего между маленьких острых грудей, как расширенные зрачки зияют в обрамлении радужки, словно ружейные дула. В тусклом свете настенных ламп тщательно наведенный макияж смоки айз[24] выглядит боевой раскраской, полосой пороха, нарисованной для маскировки, острые пряди челки пылают багрянцем, струйками крови стекают по шевелюре цвета воронова крыла, длинными загнутыми когтями лезут в глаза, почти касаясь белков, серебром горящих в полутьме.

Дамело распят между бешеным взглядом, сканирующим его профиль, и сладким голосом, несущим грязь ему на ухо. Молодому кечуа приготовлено развлечение покруче покера по средам.

Наверное, так себя чувствуют мишени в тире.

Игра испорчена — или нет, вернулась к старой, неоконченной партии, о которой так хочется забыть, сбросить карты, выйти из круга. Ты давно признал, индеец, что ставка слишком высока для тебя, ты бы признал это в самом начале, когда, не ведая, что творишь, делал свой большой блайнд.[25] Что бы ты поставил на кон, будь у тебя выбор? Стопку помятых банкнот? Свою репутацию любовника? Удачно начатую карьеру? Что теперь гадать, ты же не знал, во что ввязываешься. Думал, будто выбираешь игру, а заодно и устанавливаешь правила. Какая самонадеянность, индеец.

За Дамело все решил игрок, первым вступивший в игру, определивший малым блайндом: игра пойдет по-крупному — вслепую, не зная расклада, эта женщина поставила себя. Всю.

О, они были молоды тогда, слишком молоды, оба. И не понимали, что стоят аккурат на развилке, где пути их разойдутся, он перестанет смотреть ей в глаза — только между, зато она научится смотреть внутрь, не мигая. Увидит то, что увидит, и обвинит его в предательстве. Когда инстинкт начнет умолять: беги без оглядки, так он и сделает — и тогда она превратится в адскую гончую, взявшую след.

Наверняка Сталкер ждала, что ты поднимешь вдвое, предложив в ответ — себя. Целиком.

Но Дамело ставить себя на кон не собирался. Он пытался торговаться, набивал себе цену, пускал в игру — в вашу с нею игру — все новых и новых игроков, защищался, разрывая себя на части, точно морская звезда. Надеялся, что противницы не хватит на райз.[26] А она все не уходила, все повышала и повышала ставки — откуда что бралось? И расплачивалась щедро, швыряясь собой и теми, кто любил ее, кто перестал любить и продолжал любить, уже ненавидя.

Ты сволочь, заинька, не первый год кричат ее глаза. Сволочь, виноватая в том, что есть ты, есть мы, но нет меня. Я здесь потому, что меня нет, я требую себя обратно. Или нас. Или тебя. ОТДАЙ!!!

Выиграй, шепчет Дамело враз пересохшими губами. Вы-иг-рай. Не жди, что я спасую, не-е-ет, я не сдамся, торговлей ты меня не получишь. Играй!

— Опоздал. — Голос Дамело сух, будто русла рек марсианских. — Пойду в ресторан.

В клубном ресторане он не съест и куска хлеба — и второй игрок это знает. Безнадежная, безнадежная попытка блефа, Дамело.

— Может, заодно и официантку какую осчастливишь? — Она втягивает носом воздух, словно считывая запахи с его кожи. — Всегда хотел еды и секса, звереныш. Не меняешься.

Флоп.[27] В центре стола три фигуры — Дамело, его Сталкер и неизвестная никому официантка, женщина-на-семь-минут, оставляющая после себя легкий, как ядовитая взвесь, флер чужих духов вокруг гладких, как шелк, волос Дамело, вокруг его крепкой шеи. Немигающий взор Сталкера видит, будто наяву: в момент оргазма под смуглой кожей сокращаются констрикторы глотки,[28] заставляя кадык тяжко ходить вверх-вниз, официантка на коленях мужчины мелко дрожит, одной дрожью на двоих, и бессильно роняет голову тому на плечо. Проклятье, думает Сталкер, проклятье. Я в аду. И сделаю все, чтобы ты оказался тут со мной.

Дамело соглашается использовать официантку. Мелкая карта, такие в роял-флэш не входят,[29] но в игре не стоит пренебрегать ничем — и скромный кикер[30] срывает банк.