Храните вашу безмятежность - Коростышевская Татьяна "фантазерка"

Чезаре его выслушал, приветственно поднял бокал и отставил его, даже не поднеся ко рту.

– Итак, – тишайший повернулся ко мне, прижавшись коленями, – на чем мы остановились?

Нас опять прервали. Дон да Риальто зазывал гостей на галерею, чтоб мы могли полюбоваться цирковым представлением. Пришлось вставать и тащиться наружу. Там по правую руку от сыночка воздвиглась синьора Муэрто, в чьем присутствии флиртовать не то чтобы не получалось, попросту не хотелось.

– Все хорошо? – весело спросила Панеттоне, прислоняясь к балюстраде.

В вышине на натянутом между башенками канате танцевала циркачка, и Маура запрокинула голову, любуясь силуэтом на фоне ночного неба.

– Прекрасно!

Толпа теснила нас со всех сторон, прижимая меня к Чезаре, его рука обняла мою талию. Я хотела еще что-то сказать подруге, но, когда зрители разразились аплодисментами после особо удачного кульбита акробатки, его серенити увлек меня куда-то в сторону.

– Тесоро…

Мы оказались в полутемной каморке под лестницей, шапка супруга уткнулась в деревянную балку, мне в бок уткнулась ручка швабры.

– Что ты там говорила об охлаждении? – после продолжительного поцелуя спросил Чезаре.

– Эдакой малостью моих печалей не утолить.

– А так?

Еще один поцелуй. Я подумала, прислушиваясь к ощущениям, и покачала головой:

– Может, после случки…

– Гадкое слово.

– Обычное.

– Не произноси его.

– А то что?

– А то я устрою тебе случку прямо в этом чулане.

– Какая нелепая угроза! – фыркнула я. – Всем известно, что для этого нужна кровать.

Его серенити привычно обратился к небесам, выражая на сей раз недоумение, где разводят таких незамутненных соблазнительниц. А я вспомнила, как он целовался с Паолой на причале палаццо Мадичи. Она тогда таяла в его руках примерно как я сейчас.

Поэтому, когда Чезаре потянулся ко мне снова, я отстранилась.

– Не время и не место, ваша серенити. Нам следует вернуться к гостям.

Не знаю, чего я ожидала. Дож, ни слова мне не сказав, развернулся и вышел. Дверца осталась болтаться на одной петле. И я осталась. Оскорбленная и несчастная. Гордая и несломленная.

– Филомена? – Петля подломилась, дверь рухнула, в проем заглянула Маура. – Наконец я тебя нашла.

– Панеттоне, – всхлипнула я, – представляешь…

– Потом, – перебила подруга, втискиваясь ко мне и обнимая за плечи, – у нас мало времени. Этот ублюдок здесь. То есть он не знает, что он ублюдок…

– Карла?

– Да, молчи. Она появилась на балу, будто ничего не произошло…

– Слава богу!

– Молчи! – Маура шептала едва слышно. – Он не подозревает, что мы его раскрыли. Филомена, я хочу проучить этого стронцо. Умоляю, сделай вид, что до сих пор ни о чем не догадалась.

– У меня-то это получится, а вот ты, Панеттоне, та еще притворщица. – А потом я вспомнила, как дона да Риальто водила меня за нос целых три года, и прикусила язык. – Хорошо. Надеюсь, ты отомстишь ему за всех пострадавших от их гадкого рода женщин.

– Рагацце, – негромко донеслось снаружи.

Голос принадлежал синьорине Маламоко, я его узнала.

– Мы с Чезаре целовались, – сказала я Мауре.

– А потом? – Панеттоне тоже сделала вид, что не услышала Карлу.

– Ну, все было довольно мило, пока я не вспомнила, как мы подглядывали за ним с Голубкой… Чикко! – Ящерка взбежала по моей руке, разбрасывая язычки пламени.

– Дона догаресса, – Карла присела в реверансе. Синий костюм Коломбины шел ей невероятно.

Как мы с Маурой могли принимать ее за девушку? Высокий воротник абсолютно точно маскировал адамово яблоко, оборки скрывали отсутствие груди, а пудра и румяна на лице – следы регулярного бритья. Да кого я обманываю? Не зная, что перед тобой мужчина, никто бы ни за что не догадался. Высокая, изящная худощавая синьорина – вот кто такая Карла Маламоко. И ко всему наша ближайшая подруга, что бы там ни было у нее в штанах, то есть под юбкой.

Я бросилась обниматься.

– Где ты была? Зачем тебе понадобилась саламандра? Это его серенити дал тебе поручение?

Таккола покачала головой:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Всему свое время, Аквадоратская львица, пока мне нечего рассказать.

– Филомена влюблена в мужа, – насплетничала Маура. – А он не может иметь детей. Поэтому почему-то перестал с ней спать. Карла, ты из нас самая опытная, это как-то связано?

– Что с чем?

– То, что Чезаре бесплоден, мешает ему исполнить супружеский долг?

– Дурацкий вопрос, – перебила я. – С синьориной Раффаэле ему ничего не мешало. Он же с ней спал?

– Паола говорит, что да. – Панеттоне наморщила лоб. – Но это было еще до пленения его серенити на Форколе.

– После этого он ни с кем не спал? – требовательно уставилась я на Карлу. – Ну, вы кузены, ты должна знать.

– Наверное, спал, – ответила Таккола слегка смущенно, – холостые мужчины время от времени делят ложе с… разными женщинами.

– Спрошу по-другому, – я многозначительно понизила голос. – У него были женщины в плотском реальном смысле или мой дражайший супруг распускал слухи о своем женолюбии, чтобы как-то компенсировать во мнении света свой изъян?

– У меня сейчас лопнет голова, – пожаловалась Карла. – Про любовниц своего мужа спросишь у него лично.

В этот момент я и думать забыла о поле своей подруги.

Бесплодие или бессилие? Или и то и другое. Чезаре не возлег со мной, хотя получил все права на мое тело. Мы спали в одной постели много раз, но он не делал попыток мной овладеть. Дело во мне или все же в нем?

– Может, ты не умеешь соблазнять? – предположила Маура, когда Карла, обозвав нас дурами, удалилась и я озвучила свои подозрения вслух.

Она выглянула наружу и подмигнула:

– Никто ничего не заподозрил, мы ведем себя как обычно, то есть по-дурацки.

Я рассеянно кивнула:

– Мне нужна путтана, не фигурально, а настоящая профессионалка. Думаешь, такие есть среди гостей?

– Возможно. Только я не понимаю, зачем тебе такая женщина.

– Для совета и консультации. Может, я действительно не умею соблазнять.

И мы пошли искать синьорину Маламоко. Потому что только она могла показать нам путтана. Да и вообще, не оставаться же в чулане до полуночи.

По дороге я пожаловалась на голод, и Панеттоне предложила заглянуть на кухню:

– Поработаю твоим пробовальщиком, дона догаресса, наследницу да Риальто в отчем доме вряд ли отравят.

– Скандал получился бы знатный.

Распаренные кухарки встретили нас глубокими поклонами:

– Ваша серенити, синьорина Маура.

Та рассеянно ответила на приветствия и потянула носиком:

– Жарко. Перекусим снаружи.

Одна из поварят быстро собрала нам корзинку со снедью, другая стерла паутину с пузатой оплетенной бутыли.

– Выйдем черным ходом, – решила Панеттоне и громко сказала девушкам: – Если нас с доной догарессой будут здесь искать, вы ничего не видели.

Тайная дверца оказалась за прокопченной свиной тушей, подвешенной к потолку. Узкий коридорчик вывел нас во внутренний хозяйственный дворик. Тут зеленели огородные грядки и располагался колодец, прикрытый круглой дощатой крышкой.

Маура поставила корзину на эту импровизированную столешницу.

– Располагайся, Филомена.

Табуретами нам послужили два полена.

– То самое знаменитое изюмное вино? – спросила я, отпив из бокала.

– Амароне, – кивнула она. – Эдуардо предпочитает его прочим. Знаешь, оно довольно крепкое. Можно развести водой.

Вода была рядом, под крышкой. Но чтоб ее набрать, нам пришлось бы убирать кушанья и пыхтеть под тяжестью досок. Я отказалась.

Лепестки пикантной свинины, чудесного прошутто буквально таяли во рту. Оливки и сыр, свежая зелень. Ничего лучше я не могла бы получить и за праздничным столом. Кстати, знаменитое амароне мне не понравилось, тем более что после него на меня напала сонливость. Чикко спокойно пыхтела у уха. Она была привычно прохладной. Кажется, Карла хорошо за ней ухаживала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})