Портрет художника - Александр Лекаренко

 Афродита вышла из волн морских, вода стекала по ее телу струями блеска,

она встряхнула черной гривой волос, и в воздух взметнулись искры водяной пыли, локоны упали на щеки и шею тугими кольцами. Она пошла, приближаясь, ее обнаженные груди были, как из бронзы, ее бедра, подчеркнутые узким бикини, покачивались, ее ноги почти не касались песка.

Невольно, Алеша улыбнулся, - Афро смывала грусть, как глоток ледяного шампанского, - он искоса глянул в небо, - Аполлон мог зачахнуть от зависти, на своем Олимпе.

Мама уловила его взгляд и расхохоталась, - Есть вещи, ради которых стоит жить, правда? - Ради красоты стоит жить, - сказал Алеша.

Афро опустилась на песок рядом с ними и заметила в ответ, бросив сначала искристый взгляд на Алешину маму, - Тогда ты можешь взять меня, прямо сейчас - и жить долго и счастливо. - Мама рассмеялась, - Не гневите богов, молодые люди. Красота - это то, что вспыхивает в луче солнца - и снова тает во тьме, совершенство недостижимо, - Процесс достижения красив сам по себе, - сказал Алеша. - Это самурайская логика, - фыркнула Афро, - Хризантема и меч. Но самурая вело чувство долга перед хозяином, а это - рабство и в этом нет ничего красивого. - А что мешает мне выбрать в хозяева самого себя? - искренне удивился Алеша. - Ничего не мешает, - ответила Афро, - Но тогда ты будешь вынужден согласиться с самим собой и принять свои ограничения. - Я бы так и сделал, - улыбнулся Алеша, - Но я не знаю своих ограничений. И ты не знаешь своих. - Нет, знаю, - категорически сказала Афро, - Поэтому я возьму то, что могу взять здесь и сейчас. А не полезу на вершину, не зная, есть ли она вообще. - Ты сейчас делаешь большую ошибку, Алеша, - вмешалась мама, - Ты пытаешься говорить с женщиной на языке, которого она не понимает, и имеет полное право не понимать. Вы – разные, и ты должен с этим согласиться, женщина не мыслят на языке абсолютов. Но вы можете дополнить друг друга, - она улыбнулась, - Как хризантема и меч. Или враждовать, как слепой с глухим, не поделившие солнца. - Я не могу допустить, - Алеша усмехнулся и бросил взгляд на Афро, - Чтобы моя любимая женщина слонялась по кустам, собирая пустые бутылки, пока я буду взбираться к солнцу. - Он - Дедал, - понимающе кивнула Афро, посмотрев на Алешину маму, - Он не может допустить. - И обе женщины расхохотались.

Из корзины были извлечены вино, хлеб, козий сыр и острая греческая колбаса, Калликандзаридиса подняли криками и свистом. Он постоял, покачиваясь на волосатых ногах и скребя густейшие, полуседые лохмы, почесал бороду и, обрушившись с палубы в воду, в два гребка достиг берега, полосатые хлопковые штаны плотно облепили его внушительные гениталии, но капитан не обращал на это никакого внимания - пока на нем был нательный крест, он считал себя полностью одетым.

Вино разлили в глиняные чашки без ручек. - И где вы берете такой вонючий

сыр? - спросил Калликандзаридис, пожирая его и протягивая волосатую лапу

к следующему куску. - Мы покупаем его у твоей тещи, - ответила Алешина мама.

- А-а-а, а я-то думаю, чего такой запах знакомый. Наверное, она делает его

из козлиной спермы. - Тебе лучше знать, как пахнет козлиная сперма, Маркос, сказала мама, - Но твоя маринованная кефаль пахнет хуже. - Глупости! - возмутился Калликандзаридис, - Нет ничего лучше аромата маринованной кефали, когда она пустит сок! Не слушай этих женщин, Алексис, - он повернулся к Алеше, не забывая при этом коситься одним глазом на грудь Афро, - От маринованной кефали, стоит - во! - Капитан показал, как. - С таким ароматом изо рта, ты можешь сделать “во” только козлу своей тещи, - сказала Алешина

мама. Афро прыснула так, что вино потекло по бороде Калликандзаридиса. - Меня оскорбляют, - утираясь, горько сказал он, - За правду. Как пророка Елисея. - Ты что-то перепутал, Маркос, - заметила Алешина мама, - Пророка Елисея оскорбляли за лысину, а не за правду. - Какая разница, как зовут пророка? - философски возразил Калликандзаридис и мстительно пообещал, - Бог все равно воздаст. - Здесь нет медведицы, чтобы воздавать, - усмехнулась Алешина мама, - А у тебя нет лысины, чтобы Господь мог опознать своих. - Ты богохульствуешь, - удрученно сказал Калликандзаридис, разливая вино в чашки, - Ты еще не знаешь нашего Господа, он опознает меня по... - Да, я знаю, - перебила его Алешина мама, - Не вводи меня во грех, не заставляй меня снова всуе поминать козла твоей тещи. - Афро упала на спину, задыхаясь от смеха, и, глядя на ее ноги, капитан уже не мог продолжать дискуссию. - Эти женщины не способны ничего понять, - сказал он Алеше, отлепив, наконец, взгляд от Афро, - Мы говорим с ними на разных языках.

Глава 11.

Черт его знает, какой национальности был Луиджи Дзампо, но приехал он из Америки. Он слонялся по галерее “Аристо-Артис”, шаря слепыми стеклами тонированных очков по цветным полотнам и нависая, как глиста, над фигурками из терракоты и бронзы, пока не наткнулся на Афро. За пятнадцать минут до закрытия устроители разрешали фотографировать, и Афро делала снимки, чтобы потом без помех рассмотреть их в своей мансарде и скопировать кое-что. Залы были уже почти пусты, и никому не мешали вспышки ее фотоаппарата. - Этот пейзаж похож на рисунок дерьмом на стене общественного туалета, - сказал мистер Дзампо, останавливаясь возле нее. Афро посмотрела вверх на его очки - мистер Дзампо был не менее двух метров ростом, тощ, узкоплеч и отчетливо вонял ментоловой жвачкой. Мистер Дзампо произнес свою вескую фразу по-английски, и Афро хорошо поняла только слово “дерьмо”, хорошо знакомое по американской кинопродукции. - Это тот способ, которым вы рисуете у себя в Америке? - спросила она по-гречески, - на впалой груди мистера Дзампо болталась пластиковая карточка с орлом, уведомляющая каждого, что он гражданин Соединенных Штатов и доктор чего-то там. - Пардон? - переспросил мистер Дзампо с ударением на первом слоге. - Да пошел ты в жопу, - ответила Афро и отвернулась от него. Но отвязаться от американца оказалось не так-то просто, он достал из кармана англо-греческий разговорник и закартавил, чудовищно уродуя чеканные греческие слова, - Имею желание ходить. Ресторан здесь. Рыба и моллюск.- Он покопался длинным, суставчатым пальцем в страницах, - Буду оплачивать, в рот. - Так мог бы говорить гиббон, если бы ему позволили говорить по-гречески. Афро едва не расхохоталась, но доктор принял ее веселые за согласие и схватил за руку, - Мы пойдем. - Нет, мы не пойдем, - вразумляюще сказала Афро, - Ты пойдешь один. В жопу.- Она попыталась вырвать руку, однако, доктор вцепился в ее запястье мертвой хваткой.

В зал заглянул здоровенный охранник, - В чем дело? - Уберите от меня этого идиота, - попросила Афро. Охранник был очень смуглый, курчавый, что выдавало горца, и явно не знал, как обращаться с американскими интеллигентами, поэтому, наступив армейским ботинком на ногу зашипевшего от боли мистера Дзампо, он просто улыбнулся в усы и кивнул Афро, - Пойдем, красавица, мы уже закрываемся.

Когда они выходили из зала, доктор снял свои тонированные очки и посмотрел им в спину - возможно, горец и не стал бы наступать ему на ногу, если бы увидел его глаза.

Вечером, проявив фотографии, Афро почувствовала непонятную сонливость и рано легла спать, а уже через несколько минут пополуночи она проснулась, оделась и, двигаясь как сомнамбула, вышла из дому. Во сне она видела, что идет по булыжной, слабо освещенной мостовой к каким-то воротам в каменной стене и теперь двигалась через паутину улиц, не отличая сна от яви, сознание не фиксировало ориентиров, ноги сами несли ее вперед.

Глава 12.

В том, что наутро Афро не появилась в университете, не было ничего особенно необычного, но после полудня, встретив во дворе ее соседку, Алеша задал вопрос. Марго знала, что Афро отсутствовала всю ночь, пришла под утро, едва волоча ноги, и заснула, как убитая, но не стала сообщать об этом другу своей подруги. Она просто сказала, что вернется домой нескоро, и Алеша может пойти и наедине пообщаться сам с проспавшей лекции Афро, что он и сделал, сразу после занятий.

Никто не открыл дверь на его звонок, тогда он вошел, воспользовавшись своим ключом, и обнаружил Афро в постели - она так и не проснулась.

Ее вещи были разбросаны по полу возле кровати - она никогда не делала так раньше, в воздухе висел едва уловимый и незнакомый запах. Он постоял над ней, глядя на ее бледное лицо, и ощущал смутную тревогу, но будить не решился и присел к столу, рассматривая лежавшие на нем фотографии, сделанные в Аристо-Артис. На стекле, покрывавшем один из пейзажей, фотообъектив ухватил чье-то отражение - слепое лицо, блик на голом черепе, искривленный в ухмылке уголок рта, и Алеша почувствовал, как вдоль его хребта будто бы дернули острой иглой.

Афро так и не открыла глаз, тогда он подошел и снял с нее одеяло. У нее не было привычки спать голой, но теперь она лежала на спине совершенно обнаженной, на ее побледневших бедрах выступили синяки, роскошные волосы в паху свалялись, соски грудей опали, на правом предплечье расплывался след от подкожного кровоизлияния, незнакомый и неприятный запах стал отчетливее.