Россия: Подноготная любви. - Алексей Меняйлов

Конфликты - самые что ни на есть безобидные (могут ударить передней лапой - она слабее задней, - или наступить задней) внутри крысиной стаи все-таки случаются. Но они никогда не возникают из-за ревности или из-за еды, а только из-за избыточного того, что полагают формами ласкательства: младшие под старших подползают, а старшие - наползают.

Однако эта "любовь" такова, что нередко крысы своих детенышей сжирают. В рамках дарвинщины считается, что это от голода.

Каков же смысл происходящего в вольерах с точки зрения теории стаи? Соединение в пару двух крыс, уничтоживших всех остальных, случайно только с биофильной точки зрения, но с некрофилической, напротив, далеко не случайно. "Джульетта" тем быстрее "влюбляется" в "Ромео", чем более он вождь - его превосходство пришпоривает к супружеству психоэнергетически. "Ромео" же особенно чувствителен именно к самой главной стерве из всех присутствующих самок - по той же причине. Последующая парализация крыс, у которых процессы "страстного влюбления" идут медленнее, и их, стайных, истребление - закономерны. Влюбление у них потому происходит медленнее, что их страсть истреблять меньше, чем у символа крысиной любви - "Ромео и Джульетты".

Безропотная позорная смерть - закономерное следствие их стайности.

Истолковывая результаты экспериментов с крысами и мышами, полезно помнить, что крысы, как и всякие другие виды животных (шимпанзе, валаби) есть точная копия людей лишь в некотором, преимущественно одном, отношении. Всякая стая есть как бы притча, могущая помочь неугодникам осмыслить иерархии любого рода, в конечном счете, как военные машины. И не обманываться даже совершенству слюнявости, которую в ней пытаются выдать за любовь. Это функция соответствующего органа самообновляющегося военного организма.

Притчи - язык не столько логический, сколько образный, и они просты.

Аналогично просты были и притчи Христа, и не понять их можно только при сильном подсознательном желании. Церковь, замечая за своими служителями это стремление не понимать, в рамках богословия сформулировала простой принцип, который помогает в толкованиях притч вообще и евангельских в частности избежать произвола. Этот принцип основывается на той очевидной мысли, что когда Иисус предлагал к размышлению какую-нибудь притчу, то Он в данный момент хотел помочь слушателю из необъятных просторов Истины освоить только одну мысль. Это естественно: концентрация мысли присуща всякому, кто мыслит. Естественно, мыслящий желает помочь развить подобное качество и близким по духу. Отягощение сознания множеством смыслов есть трансовый прием, предваряющий акт гипнотического внушения.

В соответствии с приведенным принципом созерцания притч Христа, при их осмыслении обретает благословение тот и только тот из размышляющих, кто интуитивно (если угодно, духовно) распознает главную идею; концентрируется на сути - и не рассеивается на форме. Соответственно и каждое слово притчи воспринимается не само по себе, не с произвольных углов зрения, но именно с точки зрения главной идеи.

Когда в притче о горчичном зерне, малейшем из всех семян культурных растений (Мф. 13:31-32) упоминается, что из него вырастает величайшее дерево, то из этого вовсе не следует, что Иисус не знал, что существуют растения несравнимо большие, чем горчичное. Знал. Просто притча облекала формой только один образ, только одну идею - главнейшую в данный момент: что самое неприметное в этом стайном мире порождает самое для вечности значимое.

Станет ли мудрый человек по сказке о рыбаке и золотой рыбке - очень мудрой сказке! - изучать фауну океанов?!

Природа - живая притча, но только в том смысле, что догадка (акт самостоятельного мышления) о ее сокровенном смысле, выраженном не в словах, а в самом ее существовании, неизменно порождает обобщение, а оно может быть закреплено только в словах. В каждом образе окружающего нас живого мира - а пророки неоднократно говорили, что природа есть источник познания Истины, самого Сущего Бога - открывается для нас только одна идея, она есть главное, а хвосты, прядильные качества шерсти и особенности костей скелета - лишь элементы, помогающие людям осязать путь к открывающейся перед ними духовной истине.

Жизнь крысиной стаи не может во всех деталях пожирания себе подобных служить притчей: скажем, люди в состоянии предпринимать завоевательные походы еще до составления пары со случайной особью противоположного пола (более того, сверхвожди во все времена были гомосексуальны: Александр Македонский, Ганнибал, Сципион Младший, Гитлер и т. д.). И групповухи типа крысиных (хотя среди субвождей они нередко и практикуются) - все-таки не самая популярная форма общения противоположных полов. И первые дамы государства, кусая, попадают не в сонную артерию, а куда попало.

Полезно заметить, что созерцание живого только с близкого расстояния (скажем, только одной стаи крыс) для выводов недостаточно. Необходим взгляд и с достаточно большого расстояния: и вот уже заметно, как якобы чадолюбивые крысы пожирают детенышей - не только чужих, но, в определенных условиях, и своих.

И люди тоже пожирают себе подобных, хотя и не всегда буквально. Нужно только мужество, чтобы это пожирание признать. И понять, что это свойство - тоже результат пребывания в стае.

И - о механизме управления стаей.

Характерно, что передача информации у крыс такая же, как у шимпанзе и людей: она быстрая, не связана с логикой (не вербальная) и вообще не связана с традиционными органами восприятия. Штайнигер называет это передачей настроения.

Один весьма яркий пример, когда вся стая реагировала разом, без всяких звуковых сигналов, будет приведен в главе, посвященной грызне внутри стаи, между своими, когда в ней оказывается одна чужая крыса. Но и уже приведенного материала (десятки крыс оказываются как бы парализованными при появлении первой - одной! - пары) достаточно, чтобы усвоить навсегда, что крысы - и свои, и чужие - живут постольку, поскольку что-то предпринимает вожак. (К сожалению, в экспериментах упомянутых исследователей не учитывается, что в стае есть вожак - только с виду серенькая мышка.)

Примеров этого процесса в природе множество. Взять хотя бы светлячков. Тысячи этих насекомых собираются в стаи, занимая подчас несколько деревьев и каждый на них листик и начинают мигать - одновременно!

Но те, которые "как все", - неинтересны.

Есть люди, которые способны мигать не в такт со всеми - неугодники - именно им и посвящена данная книга.

Часть вторая. Исторический подход. Сверхвождь XIX века

Глава пятая. А С КАКОЙ СТАТИ, СОБСТВЕННО, ЛЕВ ТОЛСТОЙ БЫЛ ПРОТИВ, ЧТО В ПОСТЕЛИ ЕГО ЖЕНОЙ ЦЕНИМ БЫЛ НЕ ОН, А ИМПЕРАТОР НАПОЛЕОН? ПОЧЕМУ - НАПОЛЕОН?!

Обсудив некоторые факты из стайной жизни крыс, светлячков, шимпанзе и поселений валаби, мы можем предположить, что стая есть некое целое, а особь в стае - вовсе не суверенная личность, а не более чем элемент одного из коллективных функционально-исполнительских органов вождя. Эти, а также другие приведенные в этой книге примеры уже из жизни людей позволяют с уверенностью утверждать, что вождь всегда присутствует (пусть незримо) не только во время адюльтера, но и на брачном ложе каждого элемента стаи.

Крысы-исполнители не против.

Валаби-исполнители не против.

Шимпанзе-исполнители не против.

Исполнители-люди - тоже.

Это согласие и даже наслаждение четырехугольным треугольником следует хотя бы из того, что многих исполнителей супружество такого рода вполне устраивает. Типичный исполнитель верит, что смени он/она партнера - и все наладится… Ведь дело касается, якобы, только двоих…

Но в толпе не без урода: встречаются отделившиеся от нее люди - неугодники, - ни на толпу, ни на публику непохожие, которым присутствие в постели третьего - хотя и незримое, но вполне ощутимое - претит.

Одним из таких уродов был Лев Николаевич Толстой.

В попытке слиться со своей женой как женщиной - полностью, он как это ни странно, уже в первые месяцы своего супружества занялся странным, на первый взгляд, делом - борьбой с Наполеоном.

Именно с ним, ведь Наполеон, что очевидно,- основной отрицательный герой "Войны и мира". Другие - Анатоль, Элен, Александр I - лишь его жалкие подобия.

Странностей - впрочем, закономерных, - в этом поступке Великого Писателя много.

Одна из странностей та, что война с Наполеоном, закончившаяся за пятьдесят с лишним лет до того, была неактуальна. Император Наполеон I к тому времени уже больше сорока лет как скончался - в страшных мучениях на острове Святой Елены, в деревянном, не до конца отремонтированном бараке со шныряющими по полу - даже днем! - крысами. Но Лев Толстой, вполне осознававший, что люди в абсолютном своем большинстве есть элементы стада, лишенные индивидуальности ("…она относилась к тому типу женщин…"), - стада при вожде, - в борьбе за жену (как за женщину и личность) взялся не за какого-нибудь ныне здравствующего российского немецкой крови императора, но за Наполеона, вождя иного, нежели Романовы, типа.