Белая лошадь - горе не мое - Наталья Соломко

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь.

Наследство их из рода в роды

Ярмо с гремушками да бич...

- Спасибо! - трагическим голосом поблагодарила его Юля. И, помолчав, добавила: - Мы так и знали!.. Он опять нас оскорбил!

Кто эти "мы", которых опять оскорбил "он", сомневаться не приходилось. Оскорблен был, конечно же, десятый "А". А оскорбитель был Матвей Иванович, Аристотель, - кто же еще!.. Все другие учителя предпочитали с десятым "А" не ссориться - себе дороже. Десятый "А" был дружен, своеволен и злопамятен. Давным-давно, когда десятый "А" был еще пятым "А", кто-то из учителей пожаловался на педсовете:

"Это не дети, а сплошные древние греки какие-то! Работать с ними невозможно!"

Жалоба не лишена была оснований. Классным руководителем в пятом "А" был Аристотель, историк, влюбленный в Древнюю Грецию. О ней он мог говорить часами (и, без сомнения, это делал), а пятый "А", конечно же, слушал развесив уши... Последствиями этого сверхпрограммного изучения античной истории были многочисленные и разнообразные хулиганские действия Аристотелевых учеников. Как-то само собой произошло, что пятый "А" разделился. На первом ряду собрались поклонники Спарты. На втором приверженцы афинской демократии. А на третьем утвердились скифы. Хитрые персы отсиживались на "Камчатке". Ряды воевали. Греко-персидские войны переходили в Первую Пелопоннесскую войну, которая, естественно, приводила ко Второй. Военные действия успешно развивались на переменах, захватывая порой и часть уроков. Главное сражение чаще всего происходило после занятий, в раздевалке. В результате Дария и Перикла влекли к директору, а второстепенные исторические лица отделывались замечанием в дневнике. Время от времени племена и народы объединялись для восстания против Аристотеля, тирана и деспота. Аристотель был могуч, Аристотель был несокрушим! Разгневавшись и разгромив Афинский морской союз, он твердой рукой наводил порядок на Пелопоннесе, а хитрые персы сдавались добровольно, лицемерно утверждая, что они больше так не будут... Пятый и шестой класс прошли в непрестанных войнах и бунтах. В седьмом ряды смешались: юная цивилизация взрослела, набиралась опыта, менялись ее представления о мире и о себе, рушились верные мужские дружбы до гроба, начиналось что-то непонятное... Дарий неизвестно за что поставил синяк Киру и пересел к Андромахе. Сократ забросил философию, отставил в сторону чашу с цикутой и стал носить портфель Оли Ивановой из седьмого "В". Унылый маленький толстячок, которого дразнили Гекатомбой, вдруг вытянулся, научился играть на гитаре и превратился в грозного трудновоспитуемого подростка Шамина... После восьмого ряды поредели: хитрые персы ушли в ПТУ, Дарий поступил в суворовское, Кир - в художественное... Однако воинственный дух остался: десятый "А" решительно боролся за свои права и терпеть не мог, чтоб его поучали. Педагогический коллектив с этим смирился. Только Аристотель не желал по достоинству оценить своих воспитанников - говорил им колкости, делал всякие неуместные замечания... В общем, совершенно не считался с тем, что они уже взрослые, и продолжал угнетать.

- Мы сегодня сразу поняли, что он нам что-то очень унизительное сказал, - нажаловалась Сане Юля. - Даже поняли, что это из Пушкина, искали-искали... Но никто не нашел - мы по первым строчкам искали... Но это ему так не пройдет!

- Да что случилось-то? - с интересом спросил Саня.

Юля помолчала, размышляя - сказать или нет.

- А вам правда интересно?

Сане было правда интересно. И тогда Юля с горечью поведала ему об очередной возмутительной и оскорбительной выходке Аристотеля...

- Варвары! - заявил он им. - Бездарности!

Они молчали, не понимая, в чем дело.

- Серые, жалкие люди! - продолжал оскорблять Аристотель и при этом потрясал перед носом недоумевающего десятого "А" какой-то оранжевой общей тетрадью... - Для вас, для вас он писал! Верил, что услышите. Для тебя, Шамин!..

- Очень надо, - хмуро отозвался Шамин, который сразу понял, из-за чего весь этот сыр-бор пылает. - Про меня этот Пушкин знать не знал, и я его зубрить не желаю. "Я помню чудное мгновенье...", подумаешь?! А я не помню. Нудно же это, сознавайтесь! Кто сейчас так чувствует? Все изменилось, жизнь совсем другая - какой еще "гений чистой красоты", кому это нужно? Сейчас люди совсем другие, им смешно это! А мы наизусть должны учить да еще делать вид, что балдеем! Да в гробу я видел это чудное мгновенье в белых тапочках!

Тут одноклассники на Шамина зашикали. Отчасти из-за того, что не все придерживались столь крайних взглядов, отчасти из-за Аристотеля, который слушал все это молча, но как-то настораживающе молча...

- То, что ты во дворе поешь под гитару, полагаю, более выражает чувства современников? - багрово краснея, поинтересовался Аристотель.

Десятый "А" знал, что когда классный руководитель краснеет вот этак, признак это очень дурной и сейчас он скажет что-нибудь ужасное. Знал это и Шамин, но упрямо ответил:

- А что - нет? Не так красиво, зато правда, как в жизни.

Аристотель долго и пристально смотрел на Шамина, будто видел его в последний раз и хотел запомнить, а Шамин в ответ независимо ухмылялся.

- Смейся-смейся, - пробормотал Аристотель с сердцем. - Придет твое время - поплачешь, помяни мое слово, современник...

- Вы мне что, угрожаете? - осведомился Шамин.

- Нужен ты мне... - махнул рукой Аристотель. - Идите. Не желаю с вами разговаривать, классный час окончен...

И добавил непонятное:

- Паситесь, мирные народы...

Десятый "А" выбрался из-за парт (десятый "А" был удивлен, что на сей раз отделался так легко) и пошел "пастись", унося в душе смутное, мучительное подозрение, что все-таки что-то ужасное было сказано, а они не заметили...

Теперь-то все стало ясно: он, значит, о них вон как думал! Он, значит, думал, что наследство десятого "А" из рода в роды - ярмо с гремушками да бич... Значит, пять лет они жили вместе, любили его, верили в него, а он... Он, оказывается, считает, что потерял он только время, благие мысли и труды...

- Юля, но ведь Шамин... - хотел заступиться за Аристотеля Саня, но Юля сразу рассердилась:

- Да при чем тут Юрка? Не в нем дело совсем! Я знаю, он вам не нравится, а он хороший! А ваш Аристотель, между прочим, самый настоящий предатель!..

Шамин в это время в окружении ровесников стоял на углу. Пел:

Натопи ты мне баньку по-белому,

Я от белого света отвык...

Ровесники подпевали трагическими голосами. Сане хорошо было слышно.

Саня уже спал, когда позвонила мать Исакова Бори. Трубку поднял Арсений Александрович, который еще не спал, но уже собирался.

- Алло, - сказал он, а потом сразу закричал: - Что? Когда?!

- Александр, проснись! Исаков пропал!..

Саня проснулся и, еще не понимая, кто пропал, куда пропал и зачем, шлепая босыми ногами, побрел к телефону. Выяснилось следующее: Исаков-младший, по всей видимости, пропал еще вчера вечером, но вчера вечером этого никто не заметил. Заметили нынче утром, когда пришли его будить. А его - нет...

- Я подумала - у вас сбор какой-нибудь утренний, вот он и ушел потихоньку. Днем из театра отец звонил в школу, выяснял, там ли он...

- Он был на занятиях, - подтвердил Саня.

- А дома не был... - сказала мама и заплакала. - Первый час уже, а его все нет и нет... Где он?..

- Успокойтесь, - попросил Саня, хотя ему и самому стало неспокойно. Вспомните, может быть, был у вас какой-нибудь конфликт?

- Не было никаких конфликтов... Встретились так хорошо... Мы ведь только вчера с гастролей вернулись... Время школьное, а Боря дома. Отец спрашивает: "Ты отчего не в школе?" А Боря сказал, что ему без родителей в школу велели не приходить, он, мол, и не ходит, нас ждет. Вечером сходили они с отцом в школу...

- Вы его наказали? - сердито спросил Саня.

- Мы его вообще никогда не наказываем! - всхлипнув, отозвалась Борина мама. - Он сам все понимает... Где его искать теперь? Я уже все больницы обзвонила...

- Одноклассникам звонили?

- Да нет его нигде...

- Я сейчас позвоню ребятам из географического кружка, - сказал Саня, - может, они что-нибудь знают. А потом сразу - вам...

- Ну?! - хмуро глянул Александр Арсеньевич на Арсения Александровича. - Вот твоя педагогика! Вот твоя Лола! Ведь все решено было, а она родителям наговорила бог знает чего! Зачем это было делать, можешь ты мне объяснить?

- Перестань сверкать на меня глазами! - возмутился Арсений Александрович. - Я впервые об этом слышу!

- Хорош директор, - сказал сын. - Не знает, что у него в школе делается!

- Вот станешь сам директором, я на тебя посмотрю! - ответил отец. Ты за неделю всю работу развалишь!

- Да?

- Да!

Меж тем уже шел первый час ночи, и Саня сказал:

- С родителями будешь ты разговаривать.

Он набирал телефоны, а директор школы извинялся за поздний звонок, представлялся во всем грозном величии своей должности и просил разбудить ученика... Но никто из разбуженных о Боре ничего не знал.