Красавица-чудовище - Ольга Володарская

– Никак. Невзрачная, на мой взгляд. Но и не дурнушка.

– Фото не может передать настоящей красоты. В этом дело! Но в жизни она была… – Он не хотел повторяться, поэтому оборвал предложение. – Но вы сами понимаете, какое сейчас время. Глянец правит миром. Особенно девичьим. Модные журналы, рейтинги, гламур чертов. Соцсети, сэлфи, лайки, статусы и прочая фигня! Красотуля так хотела соответствовать своей фамилии, что явилась ко мне.

– Что она хотела переделать? – спросил Карели, рассматривая фото. Видимых изъянов во внешности Олеси не наблюдалось.

– Все!

– И за что вы взялись?

– Я оперировал ей нос и увеличивал грудь. Губы она изменила при помощи инъекций в нашей же клинике, но не у меня. Еще она исправляла форму лица: подбородок, скулы. Где, не знаю. То есть мне она досталась уже «не девственницей».

– Да, нос у нее не очень был. Да и грудь маловата. А вот губы я бы оставил, как есть.

– Я вообще все бы оставил, как есть! О чем говорил ей. Советовал просто к хорошему стилисту обратиться. У Красотули отец богатый. Он ушел из семьи, когда Олесе было двенадцать, но продолжал содержать дочку. Она могла себе позволить любого имиджмейкера. Но девушка считала, что должна стать совершенной. Толстый нос, подбородок выпирающий, грудь нулевая практически. Нельзя жить с такими «недостатками». Я и мои коллеги устранили их. Грудь, кстати, в последнюю очередь переделана была. То есть недавно. У нее доброкачественная опухоль имелась, удаляла, потом ждали, когда заживет.

– Да, она была в компрессионном белье. И счет из клиники за эту процедуру в сумке обнаружился.

– Теперь в гробу с красивыми сиськами лежать будет, – пробормотал Бородин, не сразу поняв, что озвучил свои мысли.

– Скажите, Викентий Сергеевич, имелись ли у Олеси враги или просто недоброжелатели? Я так понял, она с вами довольно откровенна была…

– Ее все обожали! Друзей было море. Если забывала отключать мобильный перед тем, как в кабинет войти, так на второй минуте приходилось это исправлять. Ее телефон просто-таки обрывали. Красотуля очень легко сходилась с людьми. Подкупала всех своей солнечностью. У нас весь персонал ее обожает. С кем-то, как мне кажется, она даже могла крепко подружиться. Вы опросите работников.

– Обязательно. – Майор залпом выпил воду. – А с отцом отношения какие?

– Отличные. Операции оплачивал он. Красотуля была студенткой, не работала.

– А с его новой женой и детьми, если таковые появились, ладила?

– Вроде бы. Рассказывала про братика сводного, с которым любит играть в компьютерные стрелялки. Причем у него дома. Значит, вхожа в новую семью. Олеся вообще никогда ни о ком дурно не отзывалась.

– Это солнышко миновали затмения?

– Создавалось такое впечатление.

– А у нее был парень, жених, сожитель?

Бородин задумался. Впервые за время этой беседы (допрос сей диалог не напоминал) он не знал, какой ответ дать.

– Я не знаю, – честно признался Бородин. – Красотуля много рассказывала о себе, но об интимном, сокровенном никогда. У меня сложилось впечатление, что Олеся вообще не особо интересуется мужчинами. Она вся в общении, движении, познании. Причем зачастую виртуальном. Красотуля была очень активным пользователем Интернета.

– Из породы тех, что не притронутся к обеду, не сфотографировав его, чтобы выложить снимок в инстаграм? Среди современной молодежи сейчас таких подавляющее большинство. Увы. Кстати, Олесю убили сразу после того, как она сделала селфи, но не успела выложить снимок.

Бородин горестно вздохнул.

– Викентий Сергеевич, а что вы делали сегодня между двумя и тремя часами ночи? – огорошил его вопросом майор.

– Я так понял, это примерное время смерти Олеси? – Тот кивнул. – То есть я подозреваемый?

– Я просто задал вопрос.

– Спал я в это время.

– На всякий случай спрашиваю, это кто-то может подтвердить?

– Нет, я живу один. Мы с друзьями вчера попьянствовали немного, разошлись в двенадцать, я сразу уснул.

– Что ж, спасибо за беседу, Викентий Сергеевич. Если еще будут вопросы, я свяжусь с вами. А если не я, то кто-то из моих коллег. Не дадите личный номер?

Бородин протянул визитку.

– До свидания, – попрощался с ним майор и покинул кабинет.

В дверь тут же сунулась секретарша.

– Пациентка ждет уже десять минут, можно впускать?

– Через пару минут. И, будь добра, принеси еще воды.

Когда секретарша скрылась за дверью, Бородин вытер вспотевший лоб рукавом халата.

Беседа с опером тяжело ему далась. И все же Викентий был уверен, он был убедительным, и Карели ничего не заподозрил. Одно плохо, об алиби не подумал заранее…

Глава 4

Женщина, стоящая у окна, была прекрасна!

Тонкая, высокая, грациозная. Поза, в которой она застыла, позволяла оценить изящный изгиб бедра. Женщина стояла, чуть отставив длинную ногу, и Родион едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не прижаться к ней губами.

Он подошел к проигрывателю компакт-дисков (старенькому, но служившему верой и правдой), нажал на копку пуска. Из динамика зазвучала красивая инструментальная композиция. Родион слушал только такую. Или пение а-капелла. По его мнению, музыка и голос не сочетались. Либо одно, либо другое. Иначе одно отвлекает от другого. А зачастую марает… одно или другое.

– Как ты прекрасна! – прошептал Родион. Он знал, женщина не услышит его. Но это не имело значения. Он хотел сказать это, вот и сказал.

Из окна лился солнечный свет. Не слепящий, полуденный, а приглушенный, предзакатный. Очень теплый, мягкий, уютный. С бронзовыми бликами. Этот свет обволакивал тело женщины, и она была похожа на статую.

Родион подошел к ней, медленно опустился на корточки.

Робко приложился щекой к ее ноге. Она оказалась теплой. Солнце нагрело ее.

Закрыв глаза, Родион стал тереться о колено женщины. Как кот. И только потом позволил себе запечатлеть на нем поцелуй.

– Родя! – послышалось из-за двери. – Родя, ты дома?

Он вскочил на ноги, едва не уронив женщину. Она бы рухнула на пол, но Родион успел ее удержать.

– Родя!

– Тут я, тут! Иду! – проорал он и стал торопливо натягивать на себя одежду. До этого момента он был обнаженным. Как и его женщина.

В дверь заколотили.

– Ты зачем запираешься? Что за моду взял? – возмущался дед, явившийся, как всегда, без предупреждения. – Живет один и запирается, как будто в коммуналке!

– Если бы ты не шастал, не запирался бы, – пробурчал Родион себе под нос и бросился открывать.

Квартира эта принадлежала деду. Поэтому он и заваливался в нее, когда хотел.

Когда Родя разменял четвертый десяток, на семейном совете было решено отселить его от родителей. А то, живя с ними под одной крышей, так и не женится. Когда завтраки готовит и носки стирает мама, в заботе другой женщины не нуждаешься. А будет один обитать, глядишь, озаботится поиском второй половинки. Опять же станет для барышень более привлекательным. Мужчина, в тридцать лет живущий с мамой и папой, мало кого заинтересует.

И дед пошел на жертву. Он согласился уступить внуку свою квартиру, сам переехал к дочке с зятем. Однако без присмотра Родю не оставил. Навещал чуть ли ни через день. То цветы проверить, то сантехнику, она была старой, то почту. И Родю, конечно же! Сам дед в молодости был, как он сам выражался – «борогозником». Любил выпить, погулять. Женщин обожал. Из-за чего с первой женой развелся. Та не смогла его измены терпеть. И если б один жил в те годы, то устраивал бы в квартире «фестивали» (опять же слово из его лексикона). А если бы был трезвенником, как внук, то уж девочек водил бы точно.

Вот только Родя, как ни приди, всегда бывал в квартире один. Если, конечно, не считать пластиковой бабы, что стояла у окна. Дед, когда первый раз ее увидел с улицы, подумал, живая. Решил, внук обзавелся подружкой. А оказалось, у окна манекен стоит.

По прошествии полугода, ровно столько Родя жил отдельно, манекен продолжал стоять на том же месте. Что деда выводило из себя!

– Убери ты эту дуру пластиковую от окна, – громыхнул он, ввалившись в комнату. – Зачем ей стоять именно здесь?

– Я тебе объяснял двадцать раз.

– Ты все про освещение?

– Именно.

– Родя, я понимаю, вы, творческие натуры, с прибабахом, но соображалка и у вас есть. Работаешь – ставь к окну. Уходишь из дома – убирай. У тебя же она вечно тут стоит! Зачем?

– Сейчас я работал…

– Что-то я не вижу тряпок!

– Я создавал образ в голове.

– А! – Дед в сердцах махнул рукой и зашагал в кухню.

Родион был модельером. Вернее, пытался им стать. Поэтому наличие манекена в доме не вызывало подозрений. Тем более Родя постоянно на него, вернее, нее, Леду (именно такое имя он дал своей пластиковой красавице), надевал наряды собственного производства. Все думали, он создает коллекцию. Но то, во что он наряжал Леду, предназначалось лишь ей. А у окна она стояла всегда потому, что Родя, возвращаясь домой, хотел видеть ее. Леда как будто встречала его. Ждала… Стоя у окна. На котором тюль был настолько прозрачный, что не маскировал ничего, а подергивал словно дымкой точеный силуэт.