Гарри Поттер и Принц-полукровка (человечий перевод) - Джоан Роулинг

Очень прошу ответить той же совой.

С нетерпением жду встречи в пятницу,

искренне твой

Альбус Думбльдор

Гарри давно выучил послание наизусть, но все равно с семи вечера – как только занял пост у окна своей комнаты, откуда неплохо просматривалась вся Бирючиновая аллея – беспрерывно в него заглядывал, хоть и отдавал себе отчет в бессмысленности собственных действий. Он ответил «да» той же совой, как его и просили; теперь оставалось лишь ждать, появится Думбльдор или нет.

Но складывать вещи Гарри не стал. Пробыть у Дурслеев всего две недели и уехать? Счастье казалось неправдоподобным, и Гарри терзали всяческие опасения. Что-нибудь непременно пойдет не так: или его ответ затеряется, или Думбльдор не сможет за ним приехать, или вообще выяснится, что все это – чья-то дурацкая шутка. Гарри знал, что попросту не переживет, если ему придется снова разбирать вещи, а потому сумел сделать только одно – запер в клетке белоснежную Хедвигу.

Минутная стрелка будильника перескочила на цифру двенадцать, и в тот же миг фонари за окном дружно погасли.

Гарри сразу проснулся, словно внезапная темнота была сигналом тревоги. Он поправил очки, отлепил от стекла щеку, прижал к нему нос и, сощурившись, уставился вниз, на улицу. На садовой дорожке появилась высокая фигура в длинном развевающемся плаще.

Гарри будто током ударило. Он вскочил, опрокинув кресло, и принялся подбирать с пола все подряд. В тот момент, когда в сундук полетели роба, два учебника заклинаний и пакет чипсов, раздался звонок.

На первом этаже, в гостиной, дядя Вернон закричал:

– Что за осел на ночь глядя?

Гарри замер с медным телескопом в одной руке и кроссовками в другой. Кошмар – он же не сказал родственникам о Думбльдоре! Подавляя нервный смех, Гарри перелез через сундук, распахнул дверь комнаты и услышал:

– Добрый вечер. Вы, должно быть, мистер Дурслей? Надеюсь, ваш племянник предупредил, что я за ним заеду?

Гарри огромными скачками сбежал по лестнице, но резко остановился за пару ступеней до подножья: богатый жизненный опыт научил его держаться от дяди подальше. На пороге стоял высокий худой человек с длинными, до пояса, серебристыми волосами и бородой. Он был в черной дорожной мантии и остроконечной шляпе; на крючковатом носу сидели очки со стеклами в форме полумесяца. Вернон Дурслей, в красновато-коричневом халате, остолбенело взирал на Думбльдора крошечными недобрыми глазками. Его черные усы своей пышностью ничуть не уступали усам гостя.

– Судя по вашему изумлению, Гарри забыл сообщить о моем визите, – приятным голосом сказал Думбльдор. – Тем не менее, давайте представим, что вы любезно пригласили меня в дом. В наше беспокойное время неразумно долго держать дверь открытой.

Он проворно переступил порог и закрыл за собой дверь.

– Давненько я здесь не был, – продолжал Думбльдор, взирая на дядю Вернона поверх крючковатого носа. – Смотрите, как разрослись агапантусы.

Дурслей тупо молчал. Было видно, что дар речи вернется к нему, и очень скоро – на его виске с опасной частотой пульсировала жилка, – но пока что он едва мог дышать, не то смутившись из-за явной волшебности облика Думбльдора, не то понимая, что перед ним человек не робкого десятка.

– А, вот и ты! Здравствуй, – Думбльдор заметил Гарри и радостно поглядел на него сквозь полумесяцы очков. – Прекрасно, прекрасно.

Эти слова вывели дядю Вернона из ступора. Тому, кто считает, что Гарри – это «прекрасно», в его доме не место.

– Не хочу показаться грубым… – весьма хамским тоном начал он.

– …однако вам это невольно удается, причем далеко не в первый раз, – сурово закончил за него Думбльдор. – Ах, дорогой вы мой, лучше бы вам помолчать! А вот, кажется, и Петуния.

Действительно, на пороге кухни появилась тетя Петуния в халате поверх ночной рубашки и резиновых перчатках – перед отходом ко сну она всегда протирала все поверхности. Ее лошадиное лицо выражало крайнее потрясение.

– Альбус Думбльдор, – отрекомендовался гость, когда понял, что дядя Вернон не намерен представлять его супруге. – Впрочем, мы знакомы – по переписке.

Гарри подумал, что одно взрывающееся письмо едва ли тянет на переписку, но тетя Петуния явно не собиралась оспаривать терминологию.

– А это, надо полагать, ваш сын Дудли?

Дудли, в полосатой пижаме, высунул из гостиной большую блондинистую голову. Казалось, что она висит в воздухе сама по себе, разевая рот от страха и изумления. Думбльдор помолчал секунду-другую, ожидая каких-то слов от хозяев дома, но пауза явно затянулась, и он улыбнулся:

– Предлагаю представить, что вы пригласили меня в гостиную.

Дудли поспешно убрался с дороги, и Думбльдор прошел в комнату. Гарри, как был, с кроссовками и телескопом, спрыгнул с лестницы и направился следом. Думбльдор уселся в кресло у камина и с доброжелательным интересом завертел головой, рассматривая обстановку, в которой, надо сказать, выглядел на удивление неуместно.

– Разве… нам не пора, сэр? – беспокойно спросил Гарри.

– Да-да, конечно. Но прежде я хотел кое-что обсудить, – ответил Думбльдор. – Предпочтительно в закрытом помещении. Мы лишь совсем чуть-чуть злоупотребим гостеприимством твоих дяди и тети.

– Ах, вот, значит, как?

В комнату ворвался Вернон Дурслей. Из-за его спины выглядывала Петуния; сзади крался Дудли.

– Да, – спокойно отозвался Думбльдор, – так.

Он с молниеносной быстротой выхватил волшебную палочку – Гарри даже не заметил, как это произошло – и легонько ею взмахнул. Диван тут же выехал вперед, стукнул под коленки Дурслеев, и те кучей повалились на подушки. Еще одно едва заметное движение – и диван столь же стремительно вернулся на место.

– А раз уж так, почему бы не посидеть с комфортом, – мило улыбнулся Думбльдор.

Он стал убирать палочку в карман, и Гарри заметил, что его рука почернела и как-то сморщилась, словно на ней обгорела вся плоть.

– Сэр, что с вашей…

– После, Гарри, – перебил Думбльдор. – Пожалуйста, сядь.

Гарри занял второе кресло, избегая смотреть на потрясенно молчавших Дурслеев.

– Хотелось надеяться, что мне предложат выпить чего-нибудь с дороги, – сказал Думбльдор дяде Вернону, – однако вижу, что ждать этого от вас было бы с моей стороны оптимизмом, граничащим с глупостью.

Третий взмах палочкой – и в воздухе появилась запыленная бутыль и пять бокалов. Бутыль наклонилась, щедро разлила темно-золотистую жидкость, и напитки разлетелись к присутствующим.

– Лучший мед мадам Росмерты, настоянный в дубовых бочках, – объявил Думбльдор, поднимая бокал и глядя на Гарри. Тот уже сделал первый глоток и сразу оценил удивительный вкус меда, которого раньше никогда не пробовал. Дурслеи испуганно переглянулись, безуспешно делая вид, что не замечают свои бокалы, однако те упорно тыкались им в щеки. При этом Гарри одолевало сильное подозрение, что Думбльдор искренне наслаждается происходящим.

– Итак, – начал Думбльдор, повернувшись к Гарри, – мы попали в непростую ситуацию, которую, надеюсь, ты поможешь разрешить. «Мы» – это Орден Феникса. Однако прежде позволь сообщить, что на прошлой неделе состоялось вскрытие завещания Сириуса и что он оставил тебе все свое имущество.

Дядя Вернон мигом насторожился, но Гарри даже не взглянул в его сторону. Слова не шли у него с языка, и он лишь промямлил:

– А-а. Понятно.

– В целом, все просто, – принялся рассказывать Думбльдор. – К твоему счету в Гринготтсе добавляется круглая сумма, и к тебе же переходит личное имущество Сириуса. Единственная проблема заключается в том…

– Его крестный отец умер? – раздался с дивана громкий голос дяди Вернона. Думбльдор и Гарри дружно повернулись к нему. Бокал с медом требовательно стучал Дурслею в висок; он попытался сбить его ладонью. – Умер? Крестный?

– Да, – подтвердил Думбльдор, не спрашивая, почему Гарри сам об этом не сообщил, и как ни в чем не бывало продолжил: – Проблема в том, что дом № 12 на площади Мракэнтлен тоже достался тебе.

– Ты унаследовал дом? – жадно сузив глазки, переспросил дядя Вернон, но ему никто не ответил.

– Пусть там останется штаб-квартира, – пробормотал Гарри. – Мне все равно. Пользуйтесь, мне ничего не нужно. – Ему и под страхом смерти не хотелось возвращаться в особняк Блэков, где его бесконечно преследовали бы воспоминания о Сириусе, который считал этот мрачный, замшелый дом своей тюрьмой.

– Благородное решение, – отозвался Думбльдор. – Тем не менее, нам пришлось временно выехать.

– Почему?

– Видишь ли, – сказал Думбльдор, не обращая внимания на бубнеж дяди Вернона, которого долбил по голове настырный бокал с медом, – по традиции фамильный особняк должен перейти к следующему представителю рода Блэков по мужской линии. Сириус был последним: его младший брат Регулус умер раньше, и оба не имели детей. В завещании ясно сказано, что дом остается тебе, однако не исключено, что он защищен заклятиями, и владельцем может стать только чистокровный Блэк.