Колымский очерк, или Бивень мамонта - Олег Васильевич Панфилов

задолжав прииску значительную сумму. Последний председатель, высосав из нее последнее, бежал на материк. Говорили, что его преследовали со стрельбой, но безуспешно – машина, на которой он улепетывал, оказалась лучше. Геолог же артели, мой земляк, занял у меня денег на обратную дорогу, и, недотянув до конца сезона, отбыл на родину. К старателям артели прииск проявил великодушие. Им не только был прощен долг, но и выплачена сумма покрывающая расходы на обратную дорогу и, кажется, какие-то крохи еще. Государство могло себе это позволить, так как покупало золото у наших артелей в то время по 4 рубля за грамм (в пересчете на химически чистое).

Третья артель (по моему «Радуга», но не уверен в правильности названия) нашего прииска, в тот год, наверно повторила бы судьбу артели им. Берзина, если бы не случай. Так же как и последняя, испытав всю прелесть многочисленных либерально-демократических преобразований, но будучи менее мощной и подготовленной, она летела в долговую пропасть еще стремительней. К середине сезона артель усохла чуть ли не на треть; началась паника. Люди, не видя перспектив, покидали ее в надежде перейти в более успешные артели. И когда катастрофа казалась практически неизбежной, артель села на «Дуру» – так мы называли исключительно богатые россыпи. С одного единственного прибора, у них пошли фантастические съемки золота. Артель моментально свернула всю свою прочую убогую деятельность, сосредоточившись на единственной яме набитой золотом. Было забавно наблюдать целую артель пасущуюся вокруг единственного вашгерда. Золото текло рекой; старатели покинувшие артель захотели обратно, но общее собрание постановило – «Нет» – зачем же делиться халявой. Золота в «Дуре» хватило, чтобы почти дотянуть до плана, что позволило усохшей артели при минимальных затратах выйти на неплохие экономические показатели. В итоге заработок халявщиков приблизился к заработку трудяг с артели им. XXIII Партсъезда.

К началу осени наша артель уже выполнила план по металлу. Это означало гарантированный хороший заработок. В планах теперь было выжать из сезона по максимуму. Однако по мере усиления холодов резко снижалась эффективность работ, в то время как их стоимость и трудозатраты напротив повышались. Ручьи мелели. Воды в них не хватало для работы на прямом потоке. Требовалась обратка, что означало дополнительные затраты. Раньше мы, находясь в 3-4 километрах от полигона, могли по составу воды судить о том, что происходит на участке, что при отсутствии дорог и связи было важно. Если вода шла мутная, мы знали – работа идет. Чистая вода сигнализировала о происшествии. Теперь же пытались вслушиваться в работу дизелей. Надрывный неравномерный гул означал работу; работа на холостых оборотах – простой. Вмерзшие полозья вашгердов при перестановках приходилось обкладывать лесом и брать на пожег. Обледеневшие коврики и трафареты хуже держали золото. Шуга несла золото сквозь шлюзы; потери металла на хвостах стали сумасшедшими. Но работали, пока была физическая возможность мыть. Золото окупало издержки. В конце сезона, вопреки правилам режимности, оно уже извлекалось из мест его потенциальной технологической концентрации: механических ловушек приборов, соединений шлюзов, хвостов. Зам по режиму относился к этому с пониманием; в конце концов, он тоже кормился из одного с нами котла.

С наступлением холодов приборы останавливались один за другим. Старатели с соответствующей очередностью покидали артель, возвращаясь к своим семьям. Артель постепенно сжималась, уходя в полярную зиму. От зимних же работ, к которым большинство старателей прямого отношения не имело, во многом зависел результат сезона, но уже предстоящего. Необходимо было провести надлежащий ремонт техники и вскрыть намеченные полигоны для предстоящего сезона. Охотников остаться на зиму, несмотря на предлагаемый повышенный коэффициент трудового участия, было не много, практически всех ждали семьи. Отнекивались и те немногие кому хотелось остаться, но лукавили в надежде набить себе цену и выторговать побольше. От геологов же требовалось составление планов на предстоящий сезон, и набрать контура полигонов подлежащих вскрыши в зимний период. Эту работу предстояло сделать в конторе старательского участка прииска.

Старательский участок занимал две смежные комнаты первого этажа административного здания прииска. В одной комнате размещалась бухгалтерия, фиксировавшая и проводящая финансовые операции всех трех артелей прииска. Вторая комната была офисом начальника старательского участка координировавшего работу этих артелей. Эта же комната служила камеральным помещением для работы всех геологов и маркшейдеров старательских артелей. Она же стала местом моей работы и домом на все время моего оставшееся пребывания на Колыме. Еще до начала работ по планированию у меня было четкое видение о том, что предстоит сделать нашей артели в предстоящий сезон, и потому я рассчитывал быстро справиться с этой работай. Однако, по прибытию на место, я был поставлен перед фактом, что проекты для всех трех артелей мне придётся делать одному. И тут вариантов не было. Мой земляк, геолог артели Берзина, поняв, что заработков в этой артели не будет, отбыл домой задолго до завершения промсезона. Геолог же второй артели, по завершению сезона, расслабился, и выход его из этого состояния раньше весны не ожидался.

Каждый раз, провожая очередную группу своих товарищей возвращающихся на Материк, я мысленно рвался за ними вслед. Дома ждала жена и две маленькие дочки. Мое же возвращение откладывалось на неопределенно долгий срок. Проект для своей артели не представлял для меня трудности; я досконально знал свои участки. А составление проектов для других артелей требовало гораздо большего напряжения и времени. Предстояло много работы, но я твердо решил вернуться к кануну Нового Года. А потому отказался от места в гостинице и жил прямо в конторе старательского участка, стараясь оставить как можно больше времени для работы. К концу декабря проекты работ были утверждены главным геологом прииска и я, наконец, был свободен. Провожая меня, председатель артели и начальник старательского участка обсуждали со мной перспективы предстоящего сезона, видимо считая мое возвращение на следующий год несомненным. Я же отмалчивался, зная, что не вернусь, наверно интуитивно понимая, что человек семейный, если хочет сохранить семью, может пускаться в подобные предприятия только однажды.

Мы добыли 172 килограмм шлихового золота (в эквиваленте химически чистого) и значительно превысили план артели, который составлял 150 килограмм. Знали, что заработали хорошие деньги, но и затраты наши были немалые. Подведение же баланса требовало времени. Поэтому, зная, что заработали, старатели, уезжая домой, еще не знали сколько. Это незнание волновало и держало в напряжении. Поскольку в течение сезона артель преуспевала, руководство сочло возможным авансировать старателей. Я получал аванс дважды: 300 рублей в середине сезона и 1000 рублей, по его окончанию. И только по возвращению домой я получил денежный перевод, из