Королевство теней (сборник) - Александр Бушков

Сраженныя падали повсяминутно, и тогда самый воздух вокруг чудился наполненным стонами раненых и изувеченных от снарядов.

Я уже сообразила, что мне явилося некое побоище росских войск с полчищами вредоносца нашаго, врага рода человеческаго. До сего времени я лишь предполагала, что от Буонапартовых злодеяний и самый ад трепетать принужден; ныне же я воистину испытывала муки адовы, видя сие безмерное кроволитие.

Внезапно одно лице ко мне приближилося. Редкий человек может с перваго взгляду измерить хорошия и дурныя свойства незнакомаго; однако ж сей молодой генерал почудился мне человеком отменных душевных свойств, такою заботою и печалию было отуманено его чело. Он стоял на коленях, склоняяся над кем-то… все больший простор открывался взору моему… я слышала его голос: “…au monde Dieu!..” — и вдруг… рука немеет, выводя страшныя строки! увидела я простертаго на земле и облитаго кровию… Никиту! брата!

Я закричала. В сей миг генерал, озревшись назад, стал звать людей на помощь. Он воздел взор к небесам, как бы моля их об милосердии, и мне почудилося, что глаза наши встретилися, что он увидел меня… толико же чрезъестественно, как видела я его и раненаго Никитушку. Иль он услышал мой крик, как я услышала его голос?..

Но здесь, словно испугавшися крику моего, видение заколебалося… зашла стремительно серая мгла и все сокрыла, затянула тусклым флером, будто вся Вселенная сделалася исполнена горестию.

Не вспомню, что потом со мною сталося! Нашли меня меньший, Катенька да твой тезка, уже ввечеру, без чувств. Все всполошилися, а я, едва очнувшися, залилася слезь-ми и, еще не владея собою, тотчас выложила обеспокоенной моим состоянием маменьке о сем чудном в природе приключении… а стало, и о страшной участи братниной, и сие повергло маменьку в болесть.

Пишу тебе теперь — и вновь плачу от страшных воспоминаний. Нет! не могу поверить вполне, что все правдиво, все au serieux16, что настал плачевной день, злой час и пагубная минута, что немилосердая судьба и от нас, несчастных, потребовала своея жертвы!

Может быть, Господь не совсем еще нас оставил? может быть, сия мрачная туча пронесется мимо?..

Пиши мне. Прощай! Твоя несчастная Lize.

ЧТО ЭТО? АНГЕЛЬСКОЕ ЧУДО?

В ПРОВАЛАХ ЧЕРНЫХ БОЙ СВЕТИЛ?

ИЛИ ДИАВОЛА ПРИЧУДА?

КТО БЛЕСК СЕЙ В БЕЗДНАХ ПОРОДИЛ?..

МАЛЫЙ МЕРЛОУЗ.

ПРОГРАММА: АВТОНОМНАЯ.

СИТУАЦИЯ: АВАРИЙНАЯ; КЭЛВИН-СНЕГГ 16.

ОРТО: 06–12.

ЗВЕЗДНОЕ ВРЕМЯ: 24.10. ХХ-ХIII.

ВРЕМЯ ЗАПИСИ: 23.26. ОТ НАЧАЛА ДНЯ, 29.08.812.XIX.

ИНФОРМАЦИЯ: ГРАФИЧЕСКАЯ.

Милостивая государыня, Елизавета Леонтьевна!

Прошу простить мне то горе, кое принужден я причинить вам и всему семейству вашему, заочно мною любимому и почитаемому. Брат ваш, Никита Сумароков, был смертельно ранен августа 26 дня, в деле при Бородине, в самый разгар бою, и вскоре скончался на моих руках. Гибель его была достойною воина и героя…

Понимаю печаль вашу и скорблю с вами вместе. Сия потеря была и для меня нежданною и болезнетворною раною, хотя не за тем ли мы явилися на поле брани, чтоб головы свои положить за Отечество?.. Однако клянуся всем, что для меня свято: я скорее бы сам готов был приять пулю, нежели видеть мертвым брата вашаго и воображать то неутешное горе, кое принесла вам несчастливая судьба. Вижу слезы вашея матушки, сестры, братца, моего стариннаго друга и соседа Петра Данилыча… ваше лице, орошенное слезьми… Умолкаю. Сие мысленное зрелище для меня непереносимо.

Вы вправе спросить, что ж я не тотчас отписал вам об этом непоправимом, о гибели Никиты Леонтьича? Еще стоя над его недвижимым телом, я был ранен в грудь пулею в шестидесяти шагах. Ладанка спасла меня: пуля отклонилася и сделала лишь рану у левой ключицы, неглубокую, но болезнетворную, в том месте, где жилы ручныя сходятся. Обстоятельства наши были таковы, что я пренебрег раною, день провел на ногах, но вчерась лихорадка положила меня в постелю. Рукою левою я покамест не владею: по-счастию, правая невредима. Нет, что я! лучше было б наоборот, чтоб не мне писать вам о сих печальных известиях, когда сердце мое движется другим чувством и к другому, милейшему для меня предмету…

Знайте ж, Елизавета Леонтьевна, что несчастие ваше есть и мое несчастие; ваши беды суть и мои.

Не сочтите не к месту и не ко времени сказанным то, что воспоследует далее, но… великия диковинки с нами иной раз приключаются!.. Во времена совсем недальные показывал мне брат ваш, а мой друг, ваши с матушкою, Екатериною Даниловною, портреты в миниатюрах, изумившия меня тонкостию письма и одухотворенностию черт, в них запечатленных. Я наслышан был, что вы с братом близнецы, но не ожидал толикого сходства меж вами — и в то же время различия… Нежность лица вашаго и юношеская суровость Никитина меня тронули. Я ведь всегда мечтал о сестрах да братьях, но все они умерли во младенчестве, и родителей моих Бог призвал слишком рано… Но речь теперь пойдет о другом.

Когда я, пораженный отчаянием в самое сердце, склонялся над раненым Никитою, внезапно почудился мне невдалеке чей-то вскрик; голос был женской… Я отмахнулся от сего, как от наваждения; обернулся, чтобы позвать людей, и взор мой коснулся небес. Не сочтите бредом! мне почудилося, будто с небес глядит на меня испуганное лице молодыя девушки… то самое лице, кое видел я на миниатюре, бережно хранимыя Никитою… ваше незабываемое лице, Елизавета Леонтьевна!

Сам не знаю, что пишу и зачем! Но вспоминаю последния слова Никиты: “Кто-то смотрел на меня с небес…”, вспоминаю свое видение — и думаю: что ж было сие? игра воздушных огней? бред помутненнаго сознания? иль око звезды дальной глянуло на нас… а сердце мое наделило сей непредставимый, нечеловеческый образ чертами, мне милыми?..

Прошу простить вольность мою, отнеся ея на счет потрясения, мною пережитаго.

Я отправляю к вам куриера и полагаю, что не далее как по седмидневном путешествии он представит вам письмо мое — и то, кое было найдено при мертвом Никите: неотправленное, к вам, Елизавета Леонтьевна, адресованное.

Примите мое глубокое сочувствие в постигшем вас горе. Никита Леонтьевич погиб за Отечество, и сердца наши вовеки память о нем хранить будут.

Рвуся поскорея в бой: сломать рог строптиваго врага. Верю, что положение наше скоро выправится. Пламенная во всех русских любовь к Отчизне произвесть может чудеса. Quel defait attende nos ennemis!17

Нижайший поклон глубокочтимыя матушке вашея, Екатерине Даниловне, графу Петру Данилычу. Я себя ласкаю надеждою, что вы соблаговолите сообщать мне о происшествиях в доме вашем, что весьма нужно для успокоения мояго сердца.

Располагайте мною! Преданный вам Дмитрий Арсеньев.

МАЛЫЙ МЕРЛОУЗ. ГЛАВНЫЙ ПУЛЬТ.

ЗВЕЗДНОЕ ВРЕМЯ: 24.10. XX-ХХ.

КОМАНДА: ВСЕМ ОРТО 06 ПЕРЕЙТИ В НОРМАЛЬНЫЙ РЕЖИМ. НЕОБХОДИМ НЕМЕДЛЕННЫЙ РЕМОНТ КАССЕТ ОРТО 06–12, ОБНАРУЖЕННОЙ В ПРОСТРАНСТВЕ 37-ЮЭМ, СЕКТОР М, И ВКЛЮЧЕННОЙ В СИСТЕМУ ОРТО 06.

В 25.00. XX-ХХ. ПРОИЗВЕСТИ ПЕРЕБРОСКУ ГОТОВОЙ ИНФОРМАЦИИ ВСЕХ ОРТО В БОЛЬШОЙ МЕРЛОУЗ.

ИЗ АРХИВА КНЯЗЯ НИКИТЫ ДМИТРИЕВИЧА АРСЕНЬЕВА (ГВБР18, ф.219, к. 45, № 20, л. 7–7 об., л. 8–8 об.)

Милая моя Alexandrine!

Вот и сбылися твои предвозвещения. Tount vient a point á celui qui saint attende!19

Нынче князь Дмитрий Васильич явился к маменьке с просьбою относительно меня, и она дала согласие. Позвали меня… я от смущения едва могла говорить, да и знала, что князь уже давно все понял и по письмам моим, и по тем словам, коими мы обменялися, когда он, не раз быв в руках смерти, воротился из Парижу в рядах победоносных россов. До сих пор одушевляют нас воспоминания о том, как счастие Наполеоново ему изменило и Бог послал нам свою неизреченную милость, пременив плачевную жизнь нашу в благополучную.

Сердечно бы желала, чтоб ты побывала у нас на свадьбе, назначенной чрез три месяца для устройства всяческих дел.

Сознаюся тебе: незримою тению стоит рядом с нами погибель незабвеннаго брата… все еще больно об сем говорить. Да что! судьба, определяющая нам жизнь, всегда владеет нами, как сказано в любимом нами с тобою романе “Пересмешник”. Знаю одно: Никита был бы счастлив моим счастием, он благоговел пред Дмитрием Васильичем.

Вспоминали мы наши первыя письма друг к другу, связавшия сердца наши, вспоминали и то неизъяснимое явление, кое сопутствовало смерти брата моего. К случаю пришли на ум и другия слова того же премудраго г-на Чулкова:

“Человеческое понятие весьма далеко простирается, и можно сказать, что иногда постигаем мы оным совсем невоображаемыя вещи; но естьли коснется оное до божества, тогда, ни мало не возносяся выше человечества, сознаем мы свою слабость и все несовершенства. Разум наш исходит от Всевышния власти, но оной постигнуть не можем; ибо малая часть великую осязать не может, и для того произволение судеб совсем нам не известно…”