Алиса в Зомбилэнде (ЛП) - Шоуолтер Джена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле, я заслуживала гораздо худшего.
В день похорон я ошеломила всех, включая себя саму, спросив, можно ли мне не ездить на кладбище. Просто… даже думать не хотелось, что предстоит увидеть место, где моя семья проведет остаток вечности, что они годами будут гнить там, прежде чем окончательно исчезнуть с лица земли. И даже если это и можно было расценить как самое худшее наказание, мне все равно хотелось запомнить семью прежними, полными жизни и энергии. Но, конечно, бабушка с дедушкой не разрешили мне остаться дома.
По дороге туда я пристроилась на заднем сидении их "седана". Сегодня они с ног до головы оделись в черное, и я тоже. Мне купили новое модное платье. Честно, не стоило так тратиться. Я бы лучше нацепила мешок из-под картошки. Это был ужасный день, и хорошо бы моя одежда это отражала.
Ладно. Мне не хотелось думать о себе. Бабуля распустила свои каштановые, длиной до плеч волосы, пытаясь скрыть бледные щеки, сжимала дрожащей рукой платок и постоянно промокала заплаканные глаза. "Она ведь тоже потеряла семью, — напомнила я себе. — Не я одна тут страдаю". Нужно было помочь бабушке принять утрату, вести себя подобающе, но… я просто не могла.
— Скажешь пару слов в память, кхм, почивших? — спросил дедуля, прочистив горло. Его седые волосы так сильно истончились и поредели, что по бокам образовались внушительные залысины. И, да, дедушка безуспешно пытался прикрыть их зачесом. Как же мама любила подшучивать по этому поводу. — Али?
Я и секунды не раздумывала над ответом.
— Нет, спасибо.
Бабушка повернулась ко мне. Ее веки опухли, покраснели, тушь потекла. Мне пришлось отвести взгляд. Эти золотистые глаза были слишком знакомыми, и боль в них… слишком походила на ту, что испытывала я.
— Ты уверена? — спросила бабушка. — Твоя мама наверняка хотела бы…
— Уверена, — выпалила я.
Стоять перед всеми и делиться дорогими воспоминаниями… Меня прошиб холодный пот. Ни за что. Никогда.
— Это возможность попрощаться, Алиса, — мягко сказала бабуля.
"Меня сейчас вывернет".
— Зови меня Али. Пожалуйста. И я… я не могу сказать им "прощай".
Я даже не собиралась этого делать. Где-то в глубине души я все еще надеялась, что однажды утром открою глаза, и все произошедшее окажется просто дурным сном.
Она устало вздохнула и отвернулась обратно.
— Хорошо. Не думаю, что ты поступаешь правильно, но ладно.
— Спасибо.
От облегчения я обмякла на своем сиденье.
Остаток пути прошел в молчании, лишь время от времени тишину нарушали всхлипы. Чего мне не хватало, так это моего айпода. Включила бы "Skillet" или "Red", представила, что танцую с… сама с собой. Но я не ездила за вещами. Мне не хотелось туда возвращаться. За меня домой отправилась бабуля — она и собрала все, на ее взгляд, необходимое. Моя бабушка-технофобка, вероятно, понятия не имела, для чего вообще нужен крошка Нано.
Наконец мы приехали и пошли к месту захоронения. Никакого отпевания, все церемония пройдет здесь. Но разве так можно? Мама любила ходить в церковь, а папа ненавидел могилы и погиб рядом с кладбищем, — а точнее, рядом с именно этим (как же мерзко!) — и они собирались похоронить его здесь? Все это было настолько неправильно, что вывело меня из себя.
Папу следовало кремировать. Но кто меня спрашивал? Я всего лишь дочь, из-за которой его убили.
А сейчас при свете дня, — ну или того, что должно было быть дневным светом — я разглядывала место, уничтожившее мою жизнь. Небо затянуло серыми тучами, моросил дождь, словно мир оплакивал свою потерю. И хотя я была всецело за такое сопровождение, папа бы этого не одобрил. Он любил солнце.
Справа от меня виднелся холм с парой деревьев, вокруг надгробий торчало несколько кустарников, во все стороны тянулись буйные заросли пестрых цветов.
Однажды и на могилах моих родных вырастут такие же кусты и цветы. А прямо сейчас там были просто три больших пустых ямы, в которые вот-вот опустят закрытые гробы.
И снова пришлось выслушивать бесконечные "мне жаль" и "все будет хорошо". Да чтоб вас всех. Я постаралась отключиться от происходящего, от всего того, что говорилось во время церемонии, и просто смотрела по сторонам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Собравшиеся рыдали в платочки. Пришли даже мои прежние соседи, мистер и миссис Флэнаган со своим сыном, Кэри. Он милый парень, чуть старше меня. Я сотни раз думала, что, будь я нормальной девчонкой с нормальной жизнью, сидела бы у окна, смотрела на его дом. Воображала, как сосед подошел бы ко мне, позвал на свидание. Как мы бы сходили куда-нибудь на ужин, Кэри проводил бы меня до двери и поцеловал. Первый раз в моей жизни. Представляла, как он сказал бы: "Мне плевать, чокнутая у тебя семья или нет, я люблю тебя, несмотря ни на что".
Но мечты не сбылись. Кэри так меня и не пригласил.
Теперь он грустно мне улыбнулся, а я отвела взгляд.
Когда пастор закончил читать молитвы, а бабушка с дедушкой произнесли прощальное слово, все встали, сбились в группы и принялись болтать, делиться воспоминаниями. Вокруг меня собралось слишком много людей. Они ободряюще хлопали меня по плечу, обнимали — я не оценила этих жестов и не отвечала на них. Просто сил не было положить конец этому бессмысленному спектаклю так, чтобы не ранить ничьих чувств.
Мне хотелось оказаться в своей кровати, забраться под одеяла и сделать вид, будто моя прежняя счастливая жизнь вернулась.
— Она была такой жизнерадостной девочкой, правда? — заговорил кто-то из стоявших рядом. Какая-то женщина — я никак не могла вспомнить, кто она, но знала, что уже когда-то ее встречала — смотрела на самый маленький гроб. Слезы катились по ее покрасневшим щекам.
— Нам будет так ее не хватать. Помню, как-то однажды…
Она все говорила и говорила. А я вдруг словно разучилась дышать. Открыла рот, чтобы попросить ее заткнуться, но слова не шли. Попыталась уйти, но ноги отказывались двигаться, словно их залили цементом.
— А еще однажды в школе она помогла…
В ушах так звенело, что я не разбирала отдельные слова. Неважно. Понятно, о ком она говорит, и, если эта дамочка не уберется от меня подальше, я сорвусь. Я уже летела все глубже и глубже в бездну, захлебываясь безмолвным криком.
— …а остальные девочки ее просто обожали…
Черт! Все ниже и ниже… теряя остатки самообладания…
Я напомнила себе, что все это заслужила. Как часть причитающегося мне худшего. Мои слова, мое упрямство сгубило семью, поэтому они лежат сейчас в этих коробках. Поступи я иначе — хоть в чем-нибудь — и родные остались бы живы. Но я сделала то, что сделала. Вот и стою здесь. А они лежат там.
— …обладала таким редким, исключительным талантом, одухотворенностью, и я…
Бездна снова завертела меня, уничтожая, поглощая, кусочек за кусочком. Пусть эта женщина заткнется. Пусть. Она. Просто. Заткнется. Сердце словно прилипло к ребрам, ритм сбился; если она не замолчит, я умру. Я знала, что умру.
— …часто говорила мне, что хочет быть похожей на тебя, когда вырастет. Она так тебя любила…
"Заткнись, заткнись, заткнись!" Но дама все говорила и говорила мне о моей… сестре…
…об Эмме…
…Эмма… умерла… моя лилия… умерла…
Я пообещала уберечь ее. И не смогла.
Из моего горла вырвался крик, а потом еще один и еще. Я больше не осознавала, что происходит вокруг, зажала уши, чтобы не слышать дикий ужас в своем голосе, и рухнула на колени.
Нет, не просто на колени. Я проваливалась все ниже и ниже, в пропасть, бесконечную пучину отчаяния, крича, крича от всепоглощающего горя, от переполнявшей душу скорби.
Кто-то похлопал меня по спине, но я все не успокаивалась, кричала так громко и долго, что сорвала голос. Потом поперхнулась, закашлялась; по щекам струились слезы — мне казалось, что они собирались вокруг меня и я тону в настоящем озере печали. Тело сотрясали рыдания, глаза опухли. Я не могла дышать, не хотела больше дышать. Смерть стала бы избавлением.