Золотой киль - Десмонд Бэгли

— …и взрываем вход, — смачно закончил Курце.

— А почему бы не прихватить что-нибудь из драгоценностей? — предложил Уокер.

— Нет, — отрезал Курце, — слишком опасно. Харрисон прав. Тут такая адская заварушка начнется, когда выяснится, что груз исчез. Его нужно припрятать и дождаться момента, когда опасность минует и можно будет спокойно достать все обратно.

— У тебя есть знакомые среди скупщиков краденых драгоценностей? — съязвил Харрисон. — А если нет, как ты избавишься от них?

Решили спрятать все: грузовики, трупы, золото, документы, драгоценности — абсолютно все. Загрузили машины, собрав все ценное в два грузовика, а все остальное, включая бумаги; — в два других. Решили первой в туннель загнать штабную машину, на которую водрузили мотоцикл, за ней — грузовики с документацией и трупами и последними — грузовики с золотом и драгоценностями.

— Так нам будет легче добраться до них, — пояснил Курце.

Освободиться от грузовиков удалось довольно легко. От пыльной дороги, где они находились, к шахтам вела заброшенная колея. Подъехав туда, они завели машины в самый большой туннель задним ходом, именно в том порядке, как и было задумано. Курце и Харрисон приготовили заряд для взрыва, чтобы завалить вход. Нехитрое дело заняло всего несколько минут. Курце поджег фитиль и отбежал.

Когда пыль осела, они увидели, что вход в туннель, ставший отныне пышной гробницей для семнадцати мертвецов, исчез.

— Что мы скажем Графу? — спросил Паркер.

— Скажем, что имели небольшую стычку на дороге, — сказал Курце. — Кстати, так ведь и было, верно? — Он широко улыбнулся и велел трогаться в путь.

По возвращении в лагерь они узнали, что Умберто попал в хороший переплет и потерял много людей. Коммунисты нарушили договоренность и не явились, а ему так не хватало пулеметов…

— Ты думаешь, золото и теперь там? — спросил я Уокера.

— То-то и оно. — Уокер треснул кулаком по стойке. — Давай еще по одной.

После этой порции я уже ничего не мог от него добиться. Мозги его пропитались бренди, и он отвечал невпопад. Но на один вопрос ответил довольно связно.

Я спросил:

— Что стало с теми двумя пленными немцами?

— А, с ними, — пренебрежительно ответил он, — убиты при попытке к бегству. Курце взял это на себя.

Уокер так набрался в тот вечер, что не мог идти. Пришлось мне узнавать его адрес у клубного администратора. Я загрузил его в такси и забыл обо всем. Не принимать же всерьез его историю — обычная пьяная болтовня. Возможно, он и нашел что-нибудь ценное в Италии, но вряд ли это были четыре грузовика с золотом и драгоценностями — настолько моего воображения просто не хватало.

Но если я и забыл об Уокере, то ненадолго. В следующее же воскресенье я увидел его в клубном баре сидящим за стаканчиком бренди. Он поднял глаза, но, узнав меня, поспешно отвел взгляд, словно смутившись. Я не сделал попытки заговорить с ним, ведь он человек не моего круга, да и вообще не люблю иметь дело с пьяницами.

Но позже, выйдя из бассейна и блаженно затянувшись сигаретой, я обнаружил, что рядом стоит Уокер. Он поймал мой взгляд и, преодолевая неловкость, заговорил:

— Кажется, я остался вам должен за такси?

— Забудьте, — коротко ответил я.

Внезапно он пал на одно колено:

— Я очень сожалею, что причинил вам неприятности.

Я невольно улыбнулся.

— Вспомнить не можете?

— Ни черта не помню, — сознался он. — Я не лез в драку, не скандалил?

— Нет, мы только разговаривали.

На миг он отвел глаза.

— О чем же?

— О ваших приключениях в Италии. Вы рассказывали мне довольно странную историю.

— О золоте?

Я кивнул.

— Был пьян, — сказал он. — Надрался как сапожник. Не должен был я говорить вам об этом. Надеюсь, вы еще никому не рассказывали?

— Нет, — ответил я. — Вы что же, хотите сказать, что все это правда?

Сейчас Уокер определенно не был пьян.

— Именно так, — мрачно ответил он. — Груз по-прежнему лежит там, на итальянской земле. И мне бы не хотелось, чтобы вы об этом болтали.

— Не буду, — пообещал я.

— Пошли выпьем, — предложил он.

Я поблагодарил и отказался. Вид у него был подавленный. Мы попрощались, и я видел, как вяло поднимался он по лестнице.

После этого разговора, казалось, Уокер уже не мог обходиться без меня. Возможно, доверив мне тайну, считал необходимым следить за ее сохранностью. Он вел себя так, будто мы с ним участники заговора: кивал, подмигивал, менял темп разговора, опасаясь подслушивания.

При ближайшем знакомстве оказалось, что он неплохой, в общем-то, малый, если не брать во внимание непреодолимую тягу к спиртному. При необходимости он умел быть обаятельным, а основным объектом его внимания всегда оказывался я. Думаю, он мог и не стараться так: я был чужаком в этом экзотическом крае, а он составил мне какую-никакую компанию.

Ему бы стоило пойти в актеры, он обладал врожденным даром подражания. Когда он рассказывал мне свою историю, его подвижное лицо неуловимо менялось, менялся голос — и передо мной возникали то Курце с его решительным упрямством, то мягкий Донато, то мужественный Альберто. И хотя в речи Уокера слышался легкий южноафриканский акцент, при желании он освобождался от него и легко переходил на гортанный язык африканеров или на быстрый и певучий итальянский. По-итальянски он говорил бегло, вероятно, он относился к тем людям, для которых выучить чужой язык — дело нескольких недель.

Мои сомнения в правдивости его истории постепенно таяли. Слишком уж много в ней было подробностей. А самое большое впечатление на меня произвело то место в его рассказе, где говорилось о надписи на портсигаре. Не мог я представить себе, чтобы Уокер выдумал такое. И вскоре стало совершенно ясно, что бренди здесь ни при чем, — рассказывая эту историю в очередной раз, Уокер не менял в ней ни одного эпизода, независимо от того, выпил он или нет.

Однажды я заметил:

— Единственное, чего не могу себе представить, это огромную корону.

— Альберто считал ее короной эфиопских правителей, — сказал Уокер. — Она предназначалась не для приемов, а только для обряда коронации.

Это звучало убедительно.

— А почему ты так уверен, что кто-то другой из вашей группы еще не добыл клад? Ведь есть же еще Харрисон и Паркер, а уж для итальянцев и вовсе просто — они там живут.

Уокер покачал головой:

— Нет, остались лишь Курце и я. Остальные погибли. — И он скривил рот. — Выяснилось, что приближаться к Курце небезопасно, тогда я перепугался вконец и удрал.