Дни черного солнца - Н. К. Джемисин

И это подразумевало, что выжившие в катастрофе сами были не вполне естественными существами. Ах ты, самодовольный амнийский подонок! Мы, мароне, чтили Итемпаса так же долго, как и они! Я кое-как проглотила резкий ответ, явившийся на ум, и вместо этого проговорила:

— Ночной хозяин ничего не причинил нам, превит.

— Разрушение твоей родины — это, по-твоему, «ничего»?

— Я хотела сказать — ничего помимо этого. Тьма и демоны! Да ему дела до нас никакого не было, чтобы что-то нам причинять. А Землю Маро он разнес только потому, что Арамери неосторожно спустили его с поводка.

На мгновение настала полная тишина. Этого хватило, чтобы мой гнев сдулся, оставив лишь страх. Никому не следовало непочтительно говорить об Арамери и сомневаться в их действиях. В особенности — беседуя со жрецом-итемпаном…

В следующий миг я аж подпрыгнула: прямо передо мной что-то с громким треском разлетелось. Мое деревце! Его бросили оземь, разбив керамический горшок, и, возможно, насмерть покалечили само растение.

— Вот жалость-то, — ледяным тоном выговорил Римарн. — Прошу прощения. Я возмещу убыток.

Я закрыла глаза и заставила себя глубоко вздохнуть. Меня еще трясло, но ума хватило ответить:

— Не беспокойтесь.

Рядом снова произошло движение, и его пальцы стиснули мой подбородок.

— Непорядок, что у тебя такие глаза, — сказал жрец. — В остальном ты ведь красивая женщина. Если бы ты надела очки…

— Я предпочитаю, чтобы люди видели меня такой, какая я есть, превит Римарн.

— Ага. Так кем ты желаешь выглядеть — слепой человеческой женщиной? Или богорожденной, которая притворяется беспомощной смертной?

Какого он… Я напряглась всем телом, а потом сделала то, что, наверное, делать вовсе не следовало. Я громко расхохоталась. Умом я понимала, что он и так уже сердит и вряд ли стоит злить его дальше. Но когда я сама здорово злюсь, мне непременно требуется как-то «спустить пар», и тогда рот начинает действовать сам по себе, без участия головы.

— О чем это вы… — Стараясь не коснуться его руки, я смахнула выступившую слезу. — Богорожденная? Я?.. Отец Небесный, неужто вы вправду это подозреваете?..

Пальцы Римарна слегка сжались, достаточно, чтобы сделать мне больно, и я прекратила смеяться. Он заставил меня запрокинуть голову и наклонился ближе.

— Что я действительно думаю, так это то, что от тебя прямо разит магией, — произнес он таинственным шепотом. — Прямо как ни от кого другого из смертных!

И внезапно я увидела его.

Его свечение не проявлялось постепенно, как у Солнышка. Оно возникло все сразу и шло не изнутри. Я увидела повсюду на его коже тонкие линии и завитки, смахивавшие на светящуюся татуировку. Узор обвивал его руки и растекался по торсу. Прочие части тела оставались незримыми, но пляшущие огненные линии внятно очерчивали фигуру.

Писец! Он был писцом! А судя по количеству слов божественной речи, врезанных в его плоть, — еще и очень продвинутым. Ну конечно, на самом деле там никаких надписей не было, просто таким образом мои глаза воспринимали его искусство и опыт, — по крайней мере, так я за годы привыкла это понимать. Обычно это свойство восприятия помогало мне засекать подобных ему издали, задолго до того, как они, подобравшись поближе, могли бы застукать меня.

Я судорожно сглотнула. Теперь мне сделалось не до смеха. Я была попросту в ужасе.

Но прежде чем он успел приступить к какому следует допросу, я вновь ощутила движение воздуха. Только оно и предупредило меня за миг до того, как некая сила отодрала от моего лица руку превита. Римарн хотел было расшуметься, но не успел: между нами возникло еще чье-то тело, и я больше не могла видеть жреца. Мелькнувший силуэт был крупнее, чем у него, и полностью лишен магического свечения. Я его сразу узнала. Это был Солнышко.

Что конкретно он сделал с Римарном, я, конечно, не видела, но мне и не требовалось. Мне вполне хватило ахов и охов остальных торговцев с Ряда и зевак. Солнышко крякнул от усилия, потом вскрикнул Римарн — его оторвали от земли и швырнули далеко в сторону, как мешок. Божественные слова на его коже слились в полосы: он пролетел по воздуху футов десять, не меньше. Потом шлепнулся с очень нехорошим звуком и сразу перестал сиять.

Нет-нет, только не это… Я вскочила на ноги, перевернув стул, и отчаянно зашарила, разыскивая посох. И вдруг замерла, так и не найдя его. Римарн больше не светился, но я по-прежнему видела.

Я видела Солнышко. Его сияние было очень слабым, едва различимым, но оно разгоралось, пульсируя, точно бьющееся сердце. Вот Солнышко встал между Римарном и мной, и сияние вмиг стало еще ярче, из мягкого мерцания превратившись в невыносимое пламя. Что-то подобное я видела только в рассветные часы…

А теперь было около полудня.

— Во имя всех Преисподних, что ты творишь? — окликнул резкий голос.

Это говорил кто-то из жрецов. Послышались еще крики, угрозы… и я вернулась к реальности. Никто здесь не мог видеть сияния Солнышка, кроме меня и, возможно, Римарна, но тот еще не поднялся с земли и только стонал. Все остальные видели обыкновенного мужчину, притом никому не известного чужестранца, одетого в простую, дешевую одежду (я смогла купить ему только такую)… короче, оборванца, напавшего на превита ордена Итемпаса. Прямо на глазах у целого отряда Блюстителей.

Я потянулась схватить Солнышко за ярко пылающее плечо, но тотчас невольно отдернула руку. Не потому, что он был горячим на ощупь… то есть он был, причем куда горячее, чем когда-либо прежде, — его тело под моей ладонью словно вибрировало. Я как будто к молнии прикоснулась!

Додумывать эту мысль мне было некогда.

— Прекрати! — зашипела я на него. — Какого хрена ты делаешь? Надо извиниться, причем прямо сейчас, пока они не…

Солнышко обернулся и посмотрел на меня, и слова умерли у меня на языке. Я полностью видела его лицо, как в замечательные моменты перед тем, как он «разгорался» слишком ярко и я вынужденно отворачивалась. Слово «прекрасный» и близко не лежало к описанию этого лица, преображенного в нечто гораздо большее, нежели собрание черт, давно изученных моими памятливыми руками. Его скулы не имели собственного свечения. И не то чтобы его губы вдруг изогнулись, как живые существа, наделенные собственной волей, и наградили меня мимолетной, очень личной улыбкой, заставившей на мгновение почувствовать себя единственной женщиной во всем мире.

Никогда прежде он не улыбался мне…

Вот только она была злой, эта улыбка. Холодная улыбка убийцы… Я так и отшатнулась. В самый первый раз с момента нашей с Солнышком встречи я испугалась его.

А он огляделся кругом, разворачиваясь к Блюстителям, наверняка уже порывавшимся взять нас в кольцо. Он смотрел и на них, и на толпу зевак все с той же отстраненной, холодной, самоуверенной наглостью. Кажется, он принял про себя какое-то решение.

Я так и стояла с приоткрытым ртом, когда его сграбастали сразу трое Блюстителей. Я смогла их увидеть — темные силуэты на фоне бешеного сияния Солнышка. Они швырнули его наземь, попинали сапогами и заломили ему руки за спину, чтобы связать. Один из них с силой придавил коленом его шею, и я закричала — отчаянно, во все горло. Блюститель, злобная темная тень, обернулся и заорал что-то вроде того, чтобы я заткнулась, маронейская сучка, а не то он и меня сейчас…

— Довольно!

Это был такой жуткий рев, еще и раздавшийся совсем рядом, что я подпрыгнула и выронила посох. А поскольку мгновенно наступила тишина, посох ударился о мостовую Гульбища до того звонко, что я вздрогнула.

Кричал, как выяснилось, Римарн. Я больше не могла его видеть. Не знаю уж, каким образом он раньше скрывал от меня свою истинную природу, только это опять действовало. Но, даже будь божественная вязь на его коже по-прежнему различима, вряд ли я заметила бы ее в слепящем сиянии Солнышка.

Римарн говорил хрипло, он еще не восстановил дыхание. Тем не менее он поднялся и стоял возле своих послушников, обращаясь непосредственно к Солнышку:

— У тебя что, не все дома? Никогда подобных глупостей не видал!

Солнышко не сопротивлялся, пока его валили жрецы. Придавившего ему коленом шею Римарн прогнал жестом Блюстителя, и только тут я расслабила невольно напрягшиеся плечи, а он легонько толкнул Солнышко в затылок носком сапога.

— Отвечай! — рявкнул он. — Ты сумасшедший?

Я поняла: нужно что-то делать, и срочно.

— Он… м-мой кузен, — кое-как выговорила я. — Только что приехал из захолустья, господин превит. Он не знает города и понятия не имеет, кто вы такой…

Это была страшнейшая ложь в моей жизни, к тому же совершенно бездарная. Всякий человек, вне зависимости от расы, рода-племени и общественного положения, с первого взгляда узнавал служителей Итемпаса. Они носили снежно-белые одеяния и были правителями мира.