Все девушки любят опаздывать - Ирина Ульянина

Я попятилась и споткнулась о мусорный мешок.

— Ой, чуть из — за вас не упала!

— Перелезай сюда, я здесь, — позвал меня неведомый мне настырный Александр.

Легко сказать перелезай. Кусты топорщились ветками и колючками, цеплялись за одежду, царапали руки. За живой изгородью открывалась полянка, беспросветная, как преисподняя. Я робко позвала:

— Ау, где вы?

— Тут, — буркнул сквозь зубы новый знакомый и сдавленно застонал.

Звук исходил откуда — то слева, и, когда глаза немного свыклись с темнотой, я рассмотрела заросли сирени. Под нижними раскидистыми ветками смутно белели чьи — то кроссовки.

— Вы застряли, — проявила я сметливость. — И для чего в сирень полезли?

Человек издал нечленораздельный возглас, будто он злился на меня за мои вопросы.

— Сейчас — сейчас, — пообещала я и потянула его за ноги, но смогла сдвинуть не больше чем на сантиметр.

Александр увяз капитально, но сам не прилагал никаких усилий для того, чтобы выбраться. Он только фыркал и стонал. Методом проб и ошибок я установила, что выволакивать громоздкое туловище из кустов лучше рывками, и стала тащить его, как бурлак баржу: терпеливо и монотонно, ощущая, как вдоль спины струится жаркий пот. Все же бурлачество — абсолютно не женская работа!.. Я надорвалась, но тем не менее достигла желанного результата: мужчина в белых кроссовках был высвобожден мной из сиреневого куста. Я отряхнула ладони, нащупала в кармане зажигалку и посветила. О боже!.. Полумертвое тело принадлежало тому самому отвратительному фоторепортеру, который на выставке принял меня за подставку для своей камеры. Опознать фоторепортера можно было только по экипировке, — искаженная, залитая кровью физиономия напоминала пухлую рождественскую индейку под клюквенным соусом. Как раз тот случай, про который говорят «родная мама не узнает». Я разохалась, бестолково завертелась вокруг него, обжигая пальцы раскалившейся зажигалкой, явно не предназначенной для использования в качестве факела.

— Ой, как же вас отделали… просто кошмар! Вы как отбивная котлета. Нет, как бифштекс с кровью!.. Кто же это? Неужели Кирилл так озверел?

— Ум-м, — заскрежетал он зубами от злости, — достала ты уже со своим Кириллом!

— Во — первых, он не мой, мы почти и незнакомы. Во — вторых, я бы тебя не доставала, если бы ты сам не попросил. — От растерянности и огорчения мне стало трудно подбирать слова. — Тоже мне… очень хотелось с тобой валандаться… осколок счастья!

А Александр барахтался, трепыхался на земле, силился подняться — и валился обратно, прямо как мой мусорный мешок. Я уже не знала, чем ему помочь, не на руках же его нести?.. Только бестолково суетилась вокруг фотографа, вздыхала и ахала. Внезапно меня осенило:

— А-а, поняла! Тебе наподдали охранники Аллочки! И поделом. В другой раз не будешь заглядывать под юбки чужим женам!

— Ты, заколебала, очкаридзе!.. — зарычал на меня Александр.

— Нет, это ты меня заколебал!

Потрясающая наглость: сам едва живой, а туда же — огрызается! Не позволю глумиться надо собой!.. Я сообщила наглецу, что ухожу, а он может валяться на земле хоть до второго пришествия и морковкина заговенья.

— Не обижайся! — одумался избитый. — У меня это нечаянно вырвалось… а так — то мне нравятся твои очки. Не уходи, помоги мне встать…

Он лежал смирно, давил своей беспомощностью на жалость, и я смилостивилась. Ухватила парня под мышки и постаралась усадить. Я приподнимала его, а он падал обратно, да еще морщился и шипел, как ежик, политый водой. Ассоциация возникла не случайно — из реального опыта. Когда я училась в школе, родители каждое лето, на каникулах, отвозили меня к бабушке: она держала сад в пригороде Кемерова и выращивала не только овощи и смородину, но даже маленькие арбузики, сливы и виноград. Естественно, и внуков приобщала к заботам об урожае. Однажды я поливала из лейки ее клумбу и услышала точно такое же шипение. Оказывается, в цветах прятался еж. Лес был неподалеку — вот он и пожаловал к нам в гости. Смешной такой: носик пятачком, черные смышленые глазки — бусинки. Увидев меня, попятился, но не сбежал. Мы с бабушкой угостили его сливками: налили, как котенку, в блюдечко. Ежик лакал, чавкая, и в благодарность остался жить в нашем саду на целое лето, сделался практически ручным. Я собиралась забрать его с собой в Новосибирск — не хотела разлучаться. Мне было всего одиннадцать или двенадцать, а в этом возрасте испытываешь огромную, бесконечную нежность к животным и ко всему маленькому и беззащитному. Но зверек куда — то скрылся перед самым моим отъездом, будто чувствовал, что его намереваются оторвать от родного леса… Александр, в отличие от ежика, не вызывал во мне не то что нежности — вообще никаких положительных эмоций! Я совершенно выбилась из сил, взмокла, кантуя его тушу, и наконец прикрикнула:

— Да перестань ты шипеть! Держи равновесие!

— Угу, держи, — проворчал он. — Знаешь, как голова кружится?.. И больно!.. Пш — ш — ш… пш — ш — ш… зараза…

— Кто зараза?!

— Да не ты, не волнуйся!

— Я и не волнуюсь!

На лбу у меня выступил пот, и переносица взмокла, отчего очки съехали вниз, но я упорствовала: усадила Александра, подперла его спину своей спиной, не позволяя снова принять горизонтальное положение. Пошутила, что после подобной тренировки мне можно будет смело подаваться в такелажники… Неблагодарный фотограф, недослушав, прикрикнул на меня, совсем как Золотарев:

— Замолчи!

— Еще чего?! — опешила я и в самом деле замолчала, потому что в парке раздались громкие, слаженные шаги. Я оторвалась от мужской спины, придержала репортера за плечи, заглянула ему в лицо и шепотом спросила: — Думаешь, это быки Крымова возвращаются? Добить тебя хотят?!

— Дура! — Он сердито хлопнул меня по губам грязными пальцами.

— Вот коза эта Юльча! Бросила мусор посреди дороги, — услышала я возмущенный голос Галки.

— Фиг с ним, с мусором, завтра дворник подберет, — заверил свояченицу Краснов, вектор гнева которого был развернут в другом направлении. — Ну и скотина же этот Золотарев! Надрался, всю малину обгадил и ушел, спасибо не сказав.

— Оно тебе нужно, его «спасибо»? Деньжат поимели нормально — и ладно, — возразила практичная Галина.

— О боже, как вы мне все надоели! — мученически воскликнула Надя. — Заткнитесь! Я так устала!.. Видеть и слышать уже никого не могу… Господи, скорей бы рухнуть в койку, больше ничего не хочется…

— Устала она, — зудел Жека. — Можно подумать, я отдохнул!.. Кстати, у нас дома водка есть?

— Хрен тебе, а не водка…

— Ну и пили тогда одна, я в универсам пошел.