Я, Всеслав (сборник) - Ник Перумов

– А чё тут такого? – не сдавалась та. – Мальчик попался миленький, прыткенький такой, весь из себя кавайный. Я аж кончила дважды!

Мишаня не выдержал – покраснел, заткнул уши и убыл в местную командировку – на кухню, ставить чай. Он до сих пор оставался девственником; Машка притворялась, что воспринимает это как личное оскорбление.

– Маха, ежели из того, что ты нам про свои похождения наболтала, – хоть десять процентов правды, то тебе лечиться впору. От того, что в народе «бешенством матки» называют, – фыркнула Соня.

– Это не лечится, – подал голос Костик, стоявший у окна. – Гляди-ка, гости к кому-то приехали…

Сонина квартирка – в «приличном» доме на углу Луначарского и Культуры, напротив больницы, из окон открывается вид на зелёную пойму ручья; возле перекрёстка долго громоздился «памятник вторжению» – перекрученные, искорёженные трамвайные рельсы, вместе со шпалами вырванные из земли. Тут взорвалась случайная ракета с «апача», не то ненароком выпущенная пилотом по неведомой цели, не то просто сорвавшаяся с пилона (такое, говорят, тоже бывает). Прошло уже три года с момента «установления международного контроля», но убрать груду металлолома сподобились только сейчас. Ну а трамваи, само собой, ходить перестали. Вместо них – бесчисленные маршрутки, отживающие свой век «Газели» разбавлены европейской рухлядью.

На перекрёстке с лихим визгом затормозил «Хаммер», пулемётный ствол тупо уставился в серое питерское небо. Шакалы, в необмятом натовском камуфляже цвета бетона пополам с асфальтом, горохом посыпались на тротуар. Несколько бабулек-коробейниц, робко выползших на перекрёсток с немудрёным своим товаром, опрометью кинулись прочь, но шакалам сегодня было не до собирания дани. Да и не вышло бы у них – Соня намётанным глазом тотчас заметила пару американцев-офицеров. При них-то шакалы тихи и смиренны, настоящие защитники прав человека и гражданских свобод, глаза б мои на них не смотрели.

Не скрываясь, шакалья свора и водительствующая ею пара волков двинулись к подъезду – по соседству с Сониным. Пугать кого-то притащились – настоящие аресты происходят совсем не так. Собираются незаметные люди в штатском, никакой формы, никакого оружия на виду, проделывают всё тихо, быстро и без суеты, после чего так же незаметно исчезают. Профессионалы из военной контрразведки. Их Соня уважала. Ненавидела, да – но уважала. Здесь же – пара армейцев, судя по чёрному ромбу на рукавах – из 5-й пехотной дивизии; да стая наших шакалов-перевёртышей, приснопамятный 104-й батальон 35-го охранного полка с гордым названием «Снежные барсы». Барсы, млин. Оскорбили благородного зверя, подумала Соня, в то время как её взгляд уже совершенно автоматически фиксировал эмблемы и номерные знаки непрошеных гостей. Сегодня же в штаб уйдёт донесение, что к показательно-психологическим операциям в городе стали привлекаться офицеры 5-й дивизии, расквартированной в районе Пулково и доселе почти не появлявшейся в городе, кроме разве что в увольнительных; что 104-й батальон так называемых «Барсов», как видно, оправился от полученной три месяца назад трёпки, когда на Сортировочной их полегло почти полсотни, и вновь участвует в «делах».

– Закрой шторы, Костя. Миша, что там с чаем? – Соня вздохнула, отошла от окна. Машка кровожадно ухмылялась, то и дело вскидывая к плечу воображаемую винтовку.

– Даже и не думай, – строго сказала Соня. Стриженая сумасбродка Маха вполне может вытащить ствол, распахнуть створки и пальнуть, не сильно заморачиваясь последствиями.

– Да я ж просто так… шуткую… – протянула Машка. – Сил моих нет – на жаб этих глядеть, на шакалов-внутренников… катком бы в тонкий блин раскатывала, и притом ме-е-едленно…

– Это не наш метод. Костя, ну хватит уже пялиться, чего ты там не видел? Мишка, где чай, ты его теплом собственного тела вскипятить пытаешься?

– Уже несу, Сонь, уже всё!..

Сели чаёвничать. Напоследок уже Соня отбила короткое сообщение – на первый взгляд ничего не значащую фразу в одном из многочисленных чатов; теперь, как часто пишут в романах, ей оставалось только ждать. Очень не хотелось задействовать и этого человека, знакомство с которым стоило Соне, кроме кучи денег, и кое-чего ещё, о чём вспоминать она себе строго-настрого запретила.

Старательный Мишка прикатил с кухни «мечту мещанина» – столик на колёсах. В другой, открытой и доступной для чужих взоров жизни Соня играла роль гламурной девочки, более того, в квартире могли побывать и без её ведома, поэтому приходилось соответствовать. Разумеется, по своей инициативе Соня никогда бы не воздрузила на стену портрет известного общественного деятеля, почётного ректора Санкт-Петербургского университета К. А. Собчак-Вулверхэмптон – однако для юной мадемуазель Корабельниковой, примерной студентки факультета международных отношений, члена Российско-Американской Лиги Друзей, комитета «Молодые за примирение» и ещё доброй полудюжины подобных же организаций, такое в самый раз. Как и розово-голубые диваны, холодильник, набитый колой и пепси, американские флажки на магнитах, микроскопическая полочка с книгами – на видном месте, само собой, православная Библия, в углу – иконы…

На них Соня старалась не смотреть.

Паршиво, что самой собою не побыть даже здесь, как бы «дома».

Разумеется, Костя с Мишаней, компьютерные знатоки, регулярно и с муравьиной дотошностью проверяли квартиру на наличие «жучков».

Куда лучше Соня чувствовала себя на старой, полузаброшенной даче Костика в Комарово, несмотря на шмоны, КПП и прочие прелести. Там по стенам тянулись древние книжные полки морёного дуба, заведённые ещё прапрадедом и прадедом сохранённые, несмотря на все войны и революции. Там стояли книги начиная с прижизненных изданий поэтов Серебряного века, сейчас ненужные даже ворам или бомжам, шарившим по запертым домам в поисках съестного. К Костику на дачу друзья-соратники отправлялись якобы на пикник; там планировали операции. Соня не слишком доверяла верхушке подполья. Как, впрочем, и любой другой. Русская Державная Партия, как бы легальное крыло сопротивления, устраивала санкционированные митинги, занималась «культурными программами» и так далее и тому подобное, в общем, примерно соответствовала ирландской Шин Фейн. Штаб тоже всё время дёргал за руку, хватал за плечи и вообще присылал приказы, каковые годились, по совокупному мнению Сониной ячейки, только для гигиенического употребления или же, в редких случаях, могли удостоиться большого почёта: послужить растопкой камину на Костиковой даче.

– Соня! Ты насчёт петард распорядилась? – барственно осведомилась Машка, словно и не к командиру обращаясь.

Соня только покачала головой.

– Будут тебе петарды, Маха.

…Хотя использовать тот контакт лишь для того, чтобы успокоить взбалмошную Машку-снайпера, всё равно что палить из сакраментальной пушки по воробьям, но единство команды важнее. Только эти трое будут слушать её, Соню, а не командование, не штаб и не московское руководство. Только так можно чего-то добиться, никого не подставляя и рискуя лишь своей шкурой. Захват, допрос? Соня не боялась. Слова «не дамся живой» с некоторых пор вплавились в костный мозг, стали второй натурой, чем-то, не подвергающимся сомнению и, собственно говоря, не вызывающим никаких вопросов. Возьмут в плен – застрелюсь. Для того, подобно многим в подполье, Соня носила на шее пистолетный патрон на верёвочке. Только многие надевали это жутковатое ожерелье исключительно для понта, покрасоваться, пусть все видят, что мне и жизнь недорога; многие, но не она. Как это объяснить, как истолковать – Соня сама не знала.

Привычно заболело, затянуло под мышкой. Как и всегда перед рисковым делом.

Но пока можно лишь пить чай.

Неслышно ступая мягкими лапками, подошёл Сонин любимец, Гоша, персидский кот с шерстью до пола и смешной плоской мордой, словно Том, нарвавшийся на подставленную садистом-мышонком Джерри сковордку. Потёрся о ноги, негромко мяукнул, поднял взгляд янтарно-драконьих глаз и как-то очень, ну очень странно воззрился на хозяйку. Не просил угощения, ничего не хотел – вывернулся, когда Соня попыталась, как обычно, подхватить его на колени. Кот степенно отступил на полметра, сел, снова мяукнул, по-прежнему глядя Соне прямо в глаза.

– Да что с тобой? – удивилась она.

Кот послал ей ещё один взгляд – укоризненный, как показалось, – и с достоинством удалился.

…Уже глубокой ночью маленький аккуратный «Делл» негромко пискнул. Пришла почта, настоящая, а не вездесущий неистребимый спам.

Сонина команда тотчас подскочила, все трое разом, словно и не сопели только что в шесть дырочек.

– Оно? Соня, пришло?

– От него, да? Со-оня, ну скажи, ну, Сонь!..

– Ша, всем молчать-бояться! – шикнула Соня. Небрежно кликнула по иконке, невидящими глазами вперилась в развернувшуюся белую таблетку с чёрной вязью букв. – А ну геть! Может, я от любовника послания жду!