Ты покоришься мне, тигр! - Александр Александров-Федотов

После драматического музыкального вступления — я хотел, чтобы этот номер звучал торжественно, приподнято и романтически — по радио диктор читал небольшой реферат о снайперстве и его роли в современной войне. После его окончания труба в оркестре играла сигнал «Тревога!» Настороженно скользили лучи прожекторов, как бы прощупывая местность. Выбегал снайпер с винтовкой, противогазом, биноклем, одетый в маскировочный комбинезон. Начинался поединок снайпера с прожекторами, он ускользал от них, стараясь занять выгодную позицию. В это время ассистент внутри макета приводил в действие специальное приспособление — и раздавалась канонада артиллерийского обстрела. Заняв удобную позицию, снайпер стрелял в головы солдат, то и дело выглядывавших из окопов (мишени были сделаны из канифоли). После этого из-за бугра под прикрытием танка начиналось наступление пехотинцев, которых снайпер уничтожал одного за другим. Выскакивавшие из-за леса всадники на конях тоже падали, сраженные точным огнем снайпера.

По сигналу воздушной тревоги прожектора скрещивались под куполом, где начинали кружить самолеты. Снайпер менял позицию и сбивал самолеты, которые тяжело падали на землю. Сбивать самолеты мне особенно нравилось.

Стрельба производилась автоматическим оружием, поэтому темп был очень напряженным, и нервы исполнителей, да, я думаю, и зрителей были натянуты до предела. Особенно трудно было стрелять по быстро движущимся пехотинцам и коннице, но именно эта часть номера смотрелась с захватывающим интересом.

Приблизительно то же самое исполнял и другой невидимый публике снайпер — Е. Сержантова, которая была замаскирована внутри пня, установленного на брезентовом ковре.

Заканчивался номер тем, что я выбивал из-под купола несколько лозунгов, в которых сегодня так явственно ощущается дух 30-х годов: «Вступайте в Осоавиахим!», «Крепите боевую мощь Красной Армии!», «Будьте всегда начеку!»

Подготовка этого номера оказалась чрезвычайно увлекательной, работы было через край, пришлось стать и изобретателем, и конструктором, и художником, и бутафором, и «литейщиком» мишеней, которые требовали ежедневной замены. Кроме того, этот номер был для меня дорог тем, что в нем как бы жило воспоминание о моей фронтовой юности.

Наши выступления пользовались повсюду успехом. Но, когда прошли дни подготовительной горячки и первые волнения премьерных спектаклей, он начинал мне казаться каким-то пресным. Не было в нем самой главной и завлекательной особенности цирка — опасности, риска.

Да к тому же при всех своих достоинствах мой номер — это не классика цирка. И с ним не останешься в цирке навсегда. А хотелось именно навсегда!

Поэтому я начал обдумывать новый номер. Он сулил и опасности, и риск, и остроту ощущений. Уж чего-чего, а дух захватывать будет и у меня и у зрителей. А за думал я большой механический аттракцион «Летающие автоторпеды в воздухе».

В середине 30-х годов в мировом цирке очень заметным стало увлечение техникой. Это было вполне понятно, по тому что на работе, в быту, на улице человека все больше и больше обступали машины. Один за другим появлялись и в цирке гимнасты на самолетах, мотоциклах, автомобилях. Артистические задачи тут, конечно, ограничены, так как главная роль отводилась машине, её надежности. В жизни человек должен был овладеть искусством управления машиной, в цирке же за него все делала центробежная сила, так как большинство номеров было построено на вращательном движении. Человек не только не управлял машиной, он ей подчинялся, приспосабливался к ней, становился до некоторой степени ее деталью, под час даже и не очень нужной. От него требовались только смелость, готовность к риску и железные нервы!

Риск меня всегда привлекал, и я, отдавая дань времени, придумал свои автоторпеды.

Быстро нашел помощников. Инженеры Магнитогорского металлургического комбината, где изготовлялись мои машины, рассчитали конструкцию торпед и спусков. Слесарные работы я делал сам. Пригодилась моя первая профессия. В цирке, оказывается, ничто не пропадает.

Наконец аппаратура готова, установлена, сажаем в нее куклу, равную по весу человеку, и пускаем. Торпеды проделывают все то, что от них требуется. Проверяем раз, два, три, десять. И вот уже надо пробовать с людьми, и в этот момент замечаю, что энтузиазм моих партнеров как-то потускнел. Огорченный, начинаю уговаривать их. Чувствую, застопориться дело на одной точке. Брожу расстроенный за кулисами и вдруг слышу — сработал мой аппарат. Врываюсь на манеж — Елизавета Павловна приземлилась в торпеде на посадочной площадке. Ошеломленная, испуганная, но улыбающаяся.

Как оказалось потом, она была расстроена не меньше меня тем, что вот работали-работали, горели-горели, а в последний момент отступили. И решила эта отважная женщина сама испытать аппарат. Оказала служителю, что бы был наготове, а она поднимется наверх и, если хватит духу, даст знак. Пусть тогда он отведет предохранительный механизм. 3абралась наверх, села в торпеду, закрепила ремни и… дала знак.

Я был обрадован и удачным  полетом и ее смелостью, но мгновенно пережил все этапы ее подвига, подивился и… испугался, как говорят, задним числом.

Именно такими, наверно, и должны быть жены цирковых артистов, смелыми и готовыми на риск. В беспокойной нашей работе хорошо, когда рядом человек, не только разделяющий твои заботы, но и умеющий тебе помочь. К тому же наше искусство построено на индивидуальных качествах людей, их надо знать, как свои собственные, — от этого легче и  надежнее в работе. 3наешь, чего требовать, на что рассчитывать. Кроме того, постоянно — за завтраком, за обедом, за ужином и в перерывах между ними — всегда можно обсудить мучающий меня вопрос. Ведь нельзя не думать о том, что ежедневно, ежевечерне делаешь. Нет, это очень хорошо, когда у супругов дело общее.

Елизавета Павловна оказалась хорошим помощником и другом. Мы поженились в 1930 году. И с тех пор она рядом со мной, всегда поддерживает меня в самых неожиданных моих начинаниях.

Итак, испытав в буквальном смысле слова на свои страх и риск аппаратуру, она как бы подала нам команду готовиться к премьере. В течение нескольких дней освоили мы торпеды и начали выступления.

Номер наш, пожалуй, превосходил по сложности известные тогда зарубежные механические номера. В нем участвовали три торпеды. Каждая весила около ста семидесяти килограммов и закреплялась наверху замками. Торпеды съезжали на колесах по горке высотой в двенадцать с половиной метров, поставленной очень круто, под углом в шестьдесят градусов. Горка эта заканчивалась изгибом, который выбрасывал торпеду на восемь метров. Трамплин принимал летящую торпеду и спускал ее в фойе.