Пляска дервиша - Михаил Березин

– Крайский, это по твоей части, – повернулся ко мне Джаич. Как-то незаметно ему удалось перехватить инициативу в разговоре.

Я вынул из кармана ручку и записную книжку и приготовился фиксировать каждое слово. Пью Джефферсон сделал то же самое.

– Рекомендую заручиться официально заверенной у нотариуса доверенностью на право действовать от имени заказчицы и в ее интересах по данному делу, – словно робот принялся извергать Горбанюк. – Рекомендую обратить внимание на следующие положения:

– слежка за каким-либо физическим лицом является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону;

– наведение справок о каком-либо физическом лице равно как и сбор информации о нем является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону;

– подслушивание телефонных разговоров какого-либо физического лица является вторжением в личную жизнь данного физического лица и карается по закону;

– фотографирование без согласия…

– перлюстрации…

Затем последовали вещи, очевидно, относящиеся к более серьезным статьям германского уголовного права: шантаж, угроза насилием, насилие…

– А находиться на одном гектаре с подозреваемым физическим лицом тоже вторжение в его драгоценную личную жизнь? – поинтересовался Джаич. – И чем это карается? Электрическим стулом?

– Напрасно иронизируете, – отозвался Горбанюк. – Все это действительно может иметь самые серьезные последствия. Хотя Германия – не Америка. Смертной казни здесь нет.

– Я уже испытываю громадное облегчение, – съязвил Джаич. – А кто составит текст доверенности?

– О'кэй, мы составим. Сразу на русском и немецком языках.

– Когда?

– Может быть, завтра.

– Не «может быть», а именно завтра это и надлежит сделать.

По-моему, последними словами Джаич перегнул палку. Все же Горбанюк играл с нами в одной команде. Все же, по-видимому, он был неплохим парнем. Угостил нас кока-колой, хотели мы этого или нет. И, наконец, не он был повинен в массовом исходе спортсменов из страны.

– Осмелюсь напомнить, – вновь заговорил, поджав губы, Горбанюк, – что передо мной и моими коллегами поставлены несколько иные задачи. Каждый должен заниматься своим делом. Вы – ловить хулигана, которому почему-то возомнилось, что он – художник-абстракционист. Мы – заключать новые контракты для нашей фирмы и следить за выполнением старых.

– Разумеется, – неожиданно легко согласился Джаич. – Но это ведь не исключает возможности сотрудничества. Или вы отказываетесь сотрудничать?

– Я этого не говорил, – запротестовал Горбанюк. – Я готов сотрудничать, но при условии соблюдения субординации и правил хорошего тона.

– Само собой, – кивнул Джаич. – Как вас по батюшке?

– Игорь Артемьевич.

– Уважаемый Игорь Артемьевич, голубчик… – Как вам нравится этот хамелеон? – Мы испытываем настоятельную потребность в том, чтобы все наши просьбы прорабатывались вашим ведомством как можно более оперативно. Это не прихоть, этого требует специфика нашей работы.

– Конечно, я понимаю, – с энтузиазмом закивал в ответ Горбанюк. – Я ведь сказал, что текст доверенности вы сможете получить уже завтра.

– Вот и славно! И еще одна мелочь. Видите ли, я не исключаю, что на определенном этапе следствия нам может понадобиться оружие.

– Гм… – Горбанюк озадаченно потер подбородок. – Вы думаете, оно может понадобиться? Но ведь налицо обычное хулиганство.

– Как взглянуть, Игорь Артемьевич, как взглянуть… Обычные хулиганы не справляются с замками и сигнализацией со столь поразительной легкостью. А вдруг у парня, кроме аэрозольного баллона, окажется с собой пушка? Кроме того, могу сообщить, что не успели мы появиться в Берлине, как за нами тут же увязался загадочный голубой «Вольво».

Горбанюк тяжело вздохнул и с неодобрением посмотрел на Саймона. А должен был бы – на Пью Джефферсона. Ведь именно он заварил всю эту кашу.

– Хорошо, – делая над собой усилие, проговорил Горбанюк. – Если вы придете к выводу, что оружие необходимо, что-нибудь придумаем.

– Замечательно!

– Вот вам телефон фрау Сосланд. – Он протянул Джаичу визитную карточку голубого цвета, на которой жирным готическим шрифтом было написано: Фрау Еугениа Сосланд, а затем мелкими буквами – адрес и номер телефона. – Можете связаться с ней уже сегодня. Но хочу предупредить. Лично у меня сложилось впечатление, будто она… того… немного с приветом.

– Она говорит по-русски?

– И очень прилично. По-моему, с немецким у нее гораздо больше проблем… Еще колы?

Все отказались и дружно встали.

– Пива?

Джаич снова сел. Думаю, догадайся Горбанюк сразу же начать с пива, весь разговор пошел бы по значительно более приятному руслу.

– Ну, как я его уломал? – похвастался Джаич, стоило нам выйти на улицу. – В органах у нас был специальный семинар на тему, как нужно обрабатывать интеллигенцию.

Мне тут же захотелось вцепиться ему когтями в глотку. Я открыл было рот для оказания достойной отповеди: дескать, у нас в «Гвидоне», в отличие от КГБ, к интеллигенции относятся уважительно; но тут мы одновременно увидели голубой «Вольво». В нем сидели двое молодых парней и нагло пялились на нас.

– Мы их не замечаем, – сквозь зубы проговорил Джаич.

Зато парни из «Вольво» совершенно не думали скрывать своего интереса. Они выбрались из машины и направились в нашу сторону.

Я поставил Саймона на землю. Нас, включая шофера, было четверо, их – двое, и, судя по тому, как спокойно и уверенно они приближались, можно было предположить, что у них с собой огнестрельное оружие. Меня бросило в дрожь. И, действительно, в какой-то мере они сами оказались оружием.

– «Голые пистолеты»! – представил их Джефферсон, церемонно взмахнув рукой.

Мы облегченно вздохнули.

Одного из них звали Курт Трахтенберг, другого – Жан Дюруа.

– Ну, как мы вас выследили, – на ломаном русском языке похвастался Трахтенберг. Он был высоким и белобрысым, как и положено немцу. Вылитая белокурая бестия. Француз же Жан Дюруа был мулатом.

– И все же вынужден заметить, что пунктуальность не входит в число ваших добродетелей, – проговорил я.

Никто этой фразы не понял. В том числе и русскоязычные Джаич с шофером.

– Куда вас отвезти? – нетерпеливо поинтересовался последний.

– Вы знаете, где находится Паризэ штрассе? – Это снова был Трахтенберг.

– Нет.

– О'кэй, тогда мы на «Вольво» поедем впереди, а вы следуйте за нами.

Пью Джефферсон предпочел общество «голых пистолетов», мы же с Джаичем и Саймоном снова оказались в БМВ.

Будучи писателем еще неопытным, я совершенно забыл упомянуть, что стояло лето. Солнце щедро одаривало все вокруг своей бесплатной энергией, и от подобной расточительности и предметы, и люди доходили до состояния белого каления. В нашем БМВ, очевидно, имелся кондиционер, но жмот-шофер не пожелал его включить. Вместо этого он открыл окошко со своей стороны и наслаждался бьющим оттуда горячим потоком воздуха. Я тоже было нажал кнопку на двери и опустил стекло, но ощущение было такое, словно я подставился под аппарат для сушки рук. Бедняга Саймон совсем скис. Лучше всего было Джаичу. С такой худобой подобные превратности судьбы переносились с куда большей легкостью, нежели с моим жирком или с шерстью Саймона, пусть даже стриженой. Грянь морозы, тогда бы мы еще посмотрели…

Мы обогнули какую-то живописную церковь и остановились у дома, напротив которого располагался продовольственный магазин с математическим названием «Плюс». Шофер с отвращением вышвырнул наши вещи из багажника, глянул на часы и собрался было улизнуть.

– Чуть позже я позвоню Горбанюку и сообщу, когда ты нам завтра понадобишься, – бросил ему вдогонку Джаич.

Слова настигли того, словно камень, пущенный из пращи. Он замер, повернулся, и на губах его заиграла нехорошая улыбка.

– Может, вам еще и «Ролс-Ройс» подать?

Теперь настала очередь Джаича улыбнуться. Причем улыбка его выглядела куда более искренней и дружелюбной. Сверкая этой обаятельнейшей из улыбок, он приблизился к шоферу вплотную и сделал неуловимый жест рукой. Вроде ничего особенного и не произошло, просто оба одновременно перестали улыбаться. Зубы Джаича снова вонзились в жевательную резинку, а нижняя челюсть шофера отвисла, и он всем телом навалился на Джаича.

– Если нужно будет, ты и «Ролс-Ройс» подашь, – с любовью заверил его тот. – И не только «Ролс-Ройс», но и «Феррари», и «Ламборджини». В лепешку расшибешься, но подашь.

Затем Джаич бережно усадил его в машину и повернулся в нашу сторону.

– Пробелы в воспитании, – словно бы извиняясь, проговорил он. – Его гувернер, очевидно, был пьяницей.

Тут только я заметил, что все «голые пистолеты» будто по команде что-то лихорадочно строчат в записных книжках. Героические действия Джаича тиражировались сразу же на трех языках. И ни малейшей жалости по отношению к шоферу: из живого человека он уже превратился в литературный персонаж.