Ябеда - Алиса Гордеева

завтра тебя ждут уроки, а сегодня ты просто обязана заняться собой! Посмотри на себя, Тася! Неухоженная, одета как попало. Выглядишь, как замухрышка какая-то!

— Какие ещё уроки, мам?! — Сердце ухает в пятки: только этого не хватало! — Новый коллектив, другая программа, завышенные требования… Для чего? Пока я освоюсь, уже выпускной будет! Да и сколько тут осталось учиться? Два месяца всего! Я сама наверстаю. Тем более, папа говорил, что всё обсудил с тобой и ты согласилась на дистанционное обучение!

— Твой папа говорит очень много, а ты слушаешь, развесив уши! Нечего дома сидеть! — срывается мама, а потом расставляет всё по местам: — Тем более, это не твой дом!

Завтрак окончательно испорчен, как и настроение. Забавно, как легко в запале обретают свободу разъедающие душу слова. Причём они, как правило, бьют в обе стороны, да и обратно никогда не возвращаются. Какой смысл теперь прикрывать ладонью рот, смотреть на меня с сожалением и виновато мотать головой? Мы стали безвозвратно чужими и далёкими…

— Прости, я забылась, — хриплю в ответ, с трудом сдерживая слёзы, и пулей вылетаю из кухни, оставляя мать наедине со своей правдой.

Несусь в комнату у бассейна и наспех переодеваюсь. Сую в кошелёк все деньги, что только есть, и дрожащими пальцами пытаюсь вызвать такси, попутно выбегая из огромного чужого дома. Вот только куда ни позвоню, везде получаю отказ: ехать в Жемчужное в час пик не желает никто. А потом замечаю Арика… Навалившись пятой точкой на свою отполированную до блеска тачку, он с презрительной ухмылкой смотрит на меня в упор, а стоит мне немного приблизиться, небрежно бросает:

— Подвезти? Я как раз в город.

Глаза парня искрятся коварным блеском. Кривая улыбка с головой выдаёт подлеца. Но я не замечаю знаков… Мне так хочется к папе, мне так нужна его любовь, что я переступаю через свою интуицию и киваю Арику:

— Да!

За окнами мелькает серый пейзаж: ещё не проснувшиеся от зимней спячки деревья, несущаяся в никуда извилистая лента трассы, небо, наглухо затянутое бесцветными тучами. Переходное время года, как и мой возраст, непутёвое и невзрачное. Вроде, и солнце пытается пробиться сквозь угрюмую облачность, намекая на скорое тепло, но промозглая зима крепко держит оборону, напоминая почерневшим у обочины снегом: «Я всё ещё здесь».

Арик молчит. Сегодня он едет непривычно медленно и даже не врубает на полную свои любимые биты. Едва слышно урчит двигатель, чуть громче — в моём животе. Поплотнее запахиваю куртку, чтоб заглушить постыдные звуки, и отворачиваюсь к окну. А стоит автомобилю заехать в город, прошу:

— Высади меня на ближайшей остановке. — И чуть погодя добавляю забытое:— Пожалуйста!

Арик кивает, правда, мы продолжаем ехать — по проспектам, незнакомым улицам, мимо высоких домов и ярких витрин. Позади остаётся с десяток остановочных павильонов, а беспокойство внутри растёт с немыслимой силой.

— Куда ты меня везёшь? — спрашиваю, с опаской оглядываясь по сторонам.

Уговариваю себя быть чуточку напористее и смелее. Сжимаю кулаки и на выдохе напоминаю Турчину:

— Я же попросила высадить меня на остановке. Ты глухой?

— Нет, — сухо отвечает Ар, не отвлекаясь от дороги. — Я передумал.

— И что это значит? — настороженно уточняю, а у самой по спине бегут холодные мурашки.

— Дыши, Тася! — грубо смеётся он и резко заходит в поворот. — Так, значит, забыла меня, да? — И снова рывок в сторону. На сей раз Турчин идёт на обгон.

— Ты не много потерял! — Дрожащими пальцами цепляюсь за ремень безопасности. — Мама сказала, мы с тобой почти не общались.

— Наводила обо мне справки? — Арик с кривой ухмылкой глядит на меня, хотя должен смотреть на дорогу.

— Просто спросила! Следи за движением!

— Боишься? — хмыкает Ар и нарочно ускоряется. — Ты всегда была трусихой, Тася! Ничего не изменилось.

— Тебе не всё равно?

Мысленно умоляю парня сосредоточиться на управлении автомобилем.

— Неприятно, когда о тебе забывают, правда?

Мне не хочется отвечать, но Турчин не оставляет выбора: сжав губы в тонкую полоску, он напряжённо вглядывается в мои глаза, а я до безумия боюсь разбиться.

— Да, — хриплю в ответ.

— Сейчас перекусим, а дальше делай, что хочешь! — Арик мгновенно теряет интерес к моей персоне и даже немного сбавляет скорость.

— Я не голодна!

И, вроде, опасность миновала, но я никак не могу выпустить из рук ремень. Что-то мне подсказывает: самое страшное впереди.

— Ну-ну! — хмыкает Ар, постукивая пальцами по рулевому колесу в такт музыке. — А то я не слышу.

— Просто высади меня! — повышаю голос. Как бы я ни сдерживала свои эмоции, накалённые до предела, они находят выход. — Остановись!

— Хорош уже верещать на весь салон! — скалится Арик. — Полчаса погоды не сделают.

— Ну надо же, какой заботливый! С чего бы вдруг? — Скрестив на груди руки, хмуро смотрю на него.

— Ника не простит мне, если узнает, что я отпустил тебя одну в таком состоянии.

Прыскаю со смеху: кого парень решил обмануть?

— Если дело только в этом, — возражаю, упираясь затылком в спинку сиденья, — то мы ей не скажем! Ну же, притормози, Ар!

— Куда ты так рвёшься, малявка?! — рявкает придурок, выполняя, однако, мою просьбу: автомобиль резко тормозит на перекрёстке. — Думаешь, без тебя все шмотки раскупят?

И снова взгляд Ара царапает по живому: парень не смотрит, он с пристрастием пробирается в потаённые уголки души.

— Что? —Дыхание спирает от предположения Турчина. — Какие шмотки?

— Ника сказала, что ты сегодня по магазинам гуляешь, — усмехается Арик, неприязненно морща нос, и безжалостно давит на газ, сто́ит загореться зелёному. — Дорвалась до красивой жизни, детка?

— Какой же ты…

Мерзкий, противный, склизкий…

Злой, обиженный, недолюбленный…

Как жаль, что чёртова тактичность, вбитая в сознание продолжительными беседами с отцом, мешает мне быть честной в ответной грубости. Отец всегда учил отходить, не лезть на рожон, не быть такой, как этот Ар. А мне впервые хочется ослушаться! Стать жестокой, хотя бы на словах! Хотя бы с Турчиным…

— Да ладно тебе! — развалившись на водительском месте, язвит Ар. — Мне, по сути, всё равно. Поешь и вали на все четыре стороны.

До боли кусаю губы и молча перевожу взгляд на безликие улицы и чужие лица прохожих.