Дочь мента (СИ) - Рахманина Елена

– Здравствуйте, Иван Фёдорович, – приветствую его, пожимая широкую сухую ладонь мужчины немногим за пятьдесят. 

Знаю, к нему никто так не обращался, да и не принято было в этих кругах. 

– Ну, здравствуй, Красавчик, – с ехидной улыбкой отвечает он мне. 

Хмель с самого начала нашего знакомства наедине называл меня именно так, стараясь вывести на эмоции. Порой мне казалось, что он воспитывает меня, словно считая, будто я слишком интеллигентен для этой среды, но мне никогда не стать таким, как вся его шайка, ведь исходный материал у меня совсем иной. 

Своими поручениями он проверял меня, испытывая на прочность, сворачивая меня в такие кренделя, будто хотел сломать и искал, с какого же места пойдёт трещина. Но я устоял, только цена за это была слишком высока. Постепенно составные части мозаики, из которых складывалась моя душа, с каждым очередным заданием, с каждым выстрелом из оружия, находящегося в моих руках, окрашивались в чёрный цвет. 

Впрочем, стоит отдать ему должное, он не позволял себе ничего лишнего, когда рядом присутствовал кто-то ещё, и звал меня исключительно по имени, для них он оставался признанным «авторитетом», а я – тёмной лошадкой. Потом, немного позднее, ко мне приклеилось прозвище Стрелок, очевидно, за какие заслуги. 

– Как дела с Евстигнеевыми? – наливая нам коньяк, интересуется старый бандит. 

Я понимал, что у Хмеля есть нечто личное с этим ментом, но подробностей не знал, доходили лишь обрывки слухов о том, что Евстигнеев лет двадцать назад вёл дело, фигурантом в котором являлся Хмель, но, чем оно закончилось, доподлинно не известно. 

Знал также, что Хмельницкий сидел, а до того находился в федеральном розыске и, несмотря на большой срок, полученный им заслуженно за членство в организованной преступной группировке, которая отличалась особой жестокостью, всё же нашёл путь выйти на свободу спустя каких-то десять лет.   

Наш уговор был с ним простым, он защищает моего брата, пока тот находится в СИЗО, после вынесения приговора и распределения охраняет его жизнь в колонии, а в случае, если мне удастся нарыть компромат на подполковника, поможет вытащить его оттуда. 

Должно быть Хмель считал, что убить Евстигнеева слишком слабое наказание, ведь эту кару куда проще и быстрее исполнить, чем то поручение, что я должен был претворить в жизнь. Хмель грезил увидеть Евстигнеева за решёткой, это была не просто потребность отомстить за собственный срок, если, конечно, тот к нему причастен, за его желанием скрывалось что-то иное, более глубокое и острое. Одно я знал точно, если Хмельницкий считал, что у подполковника рыльце в пушку, значит, так оно и есть. Да и стоит ли сомневаться, что за годы службы чьи-то грехи были с его лёгкой руки погашены и забыты, осталось только найти тому подтверждение.

Хмельницкий полагал, что именно через Ульяну Евстигнееву я смогу подобраться к секретам её отца, но вместе с тем за его приказом скрывалась ненависть к самой девчонке. Мысли об этом разрывали мой мозг, всё было слишком запутанно. Ульяна, ещё даже не успев пожить, фактом своего существования насолив Хмелю, оказалась в эпицентре бандитских разборок, сама о том не подозревая. Причем, если Хмельницкий не скрывал, что он бандит, то её папаша был наверняка бандитом в погонах. 

Согласившись на его условия, я не думал о том, что потом будет с ней. Остатки совести говорили мне не приближаться к Ульяне, выбрать иной путь, но вместе с тем я знал – если Хмеля не удовлетворят мои действия, он найдёт другого, и тот не будет особо церемониться с ней.  

Услышав краткую историю нашего с ней знакомства и узнав о том, как я его спланировал, он даже бровью не повёл.

– Достань мне её фотографию, хочу посмотреть, как выглядит отродье Евстигнеева, – он говорил вроде спокойно, тон не выражал особых эмоций, но я ощутил вибрации злобы, которая от него исходила. 

– Я встретил её сегодня случайно, стояла посреди дороги, ведущей в посёлок, совершенно одна. Странная девчонка. 

Хмельницкий хмурится, делая соответствующие выводы у себя в голове. Рассказывать подробности, которые произошли далее, я не стал, лишь пояснил, что отвез её в город, и кажется, он был доволен проделанной работой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Хорошо, ты свободен. 

Буквально на следующий день меня ждал крупный сюрприз, когда вечером я припарковался у подъезда своего дома. Не успел покинуть салон автомобиля, как из соседней машины выбрались трое коренастых парней спортивного телосложения. Самый борзый из них держал в руках биту. Вглядываясь в их лица, я пытался понять, чьи это ребята, откуда и за что мне прилетело, но никто из них не был мне даже смутно знаком. 

– Ты Скуратов? – задает вопрос коротышка, выступая вперёд, всем своим видом показывая, что у него ко мне серьёзный разговор. 

Под курткой рубашку холодит тяжесть отцовского раритетного огнестрельного оружия, которое всегда со мной, и идти на меня с битой с их стороны не очень-то дальновидно. В голове пронеслась мысль, что всё это мало похоже на бандитские разборки, в обратном случае у них была бы иная экипировка. Значит, причина в другом.

– Вам подсказать, как пройти в библиотеку? – интересуюсь, засунув руки в карманы куртки. 

– Что, такой смелый? Не слышал, что против лома нет приёма? – усмехается один из ребят.

Пожимаю плечами, не желая демонстрировать, что у меня есть кое-что действеннее их «лома». 

– Предположим, Скуратов, с кем имею честь? – мои губы изгибаются в расслабленную улыбку, что заводит паренька, стоявшего ближе всех, ещё сильнее. Он младше меня на каких-то пару лет, и судя по дружкам – передо мной спортсмены, несколько обделённые интеллектом. Уж больно сосредоточенное выражение на их физиономиях напоминает обезьян, возможно, и развитие остановилось где-то на уровне шимпанзе.

Оставив мой вопрос без ответа, вожак приматов замахивается своим тяжёлым орудием на меня, но я не даю себя ударить, уходя в сторону, где меня уже ожидали его друзья. День сегодня был сложный, а хорошая драка как раз поможет мне сбросить скопившееся напряжение. Оставляя пока пистолет скучать в кобуре, я выбиваю палку из его рук и наношу удары, часть которых попадает в цель, а часть блокируется. Его друзья, рассчитывая на скорую расправу, где трое против одного, дрались без огонька, а мне было крайне интересно узнать, чем же я так не угодил. 

Чтобы предостеречь его напарников от ударов со спины, я всё же достал ствол, демонстрируя, насколько глупым будет, если они решат помешать нашему «диалогу», и приставил уже лежащему на земле нерадивому разбойнику оружие к виску. 

– Жду ответа на свой вопрос, – напоминаю спокойно и холодно, уже успев привести дыхание в норму. 

– Ты, урод, трахал мою невесту! – брызгая слюной, отвечает парень с красными от напряжения и злобы глазами и совершенно бурым лицом. 

Мои брови взлетают вверх: я не в состоянии припомнить, у кого из последних девушек, с которыми мы мяли вместе постель, мог иметься такой женишок. 

– Может, и трахал, как её зовут? 

Судя по его виду, гордость не позволяет ему добровольно ответить на мой вопрос. В выражении его лица я читаю, что он планировал увидеть меня лежащим на холодной земле в луже крови. Должно быть, по его мнению, это бы очистило его попранную честь. 

Вжимая дуло дорогого моему сердцу Смит-Вессона в его висок, я жду ответа на свой вопрос и отвожу для наглядности курок. Когда раздаётся характерный щелчок, его зрачки расширяются, давая мне понять, что до его мозга доходит информация о том, что одно неловкое движение, и эти самые мозги могут окрасить снег. Не уверен, правда, что есть чем красить, но почему бы не проверить. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ульяна Евстигнеева! – произносит имя, которое раздаётся атомным взрывом в моей голове. Что за хуйня? 

На мгновение моя рука дрогнула, едва не спустив курок, но в последний момент я всё же совладал с собой.

Значит, у Бэмби есть жених. Почему, блядь, я об этом не подумал?

– И кто же тебе слил, что я её трахал? – первой мыслью было, что это Хмель всё подстроил, чтобы усложнить мне жизнь очередной своей игрой.