Та самая хулиномика: Еще забористее. Издатая версия - Алексей Викторович Марков

выявление купонного платежа по акции, и если он его устраивает, то компания будет куплена. Итак, первый принцип – стрижка купонов.

17.5. Наихудший исход

Второй принцип – это риск наихудшего исхода. В типичном отделе риск-менеджмента на Уолл-стрит (да и у нас в банках) аналитики будут фокусироваться на перечне достаточно вероятных исходов. Они будут использовать модель VAR[73], строить какие-то свои выкладки на основе этой модели. Что они там пытаются вычислить? Звучит странно, но они вычисляют ширину перечня исходов. Ну, типа, насколько опасно будет попасть в 95 % вероятность или 98 % вероятность убытка[74]. Ну вот, они там, например, подсчитают, что с 98 % вероятностью не потеряют деньги на какой-то сделке. Но эта модель не делает различий между величиной капитала! Оставшиеся 2 % – это риск, но риск чего? Что они потеряют: 2 доллара или 2 миллиона долларов?

Это, друзья мои, фундаментальный провал. Возникает он оттого, что статистику применяют там, где могут ее применить, где есть удобная формула. Если у вас в руке молоток, все становится похоже на гвоздь[75]. Но они не обращают внимания на самый плохой исход, его нет в моделях, ведь он за пределами этих 2 %. Но мы уже знаем, что случайности на рынке происходят гораздо чаще, чем в модели нормального распределения. Хвосты у графика распределения цен – очень-очень длинные, и события, выходящие за невероятные 5 сигм, происходят с завидной регулярностью. Черные лебеди трахают этот VAR в хвост и в гриву, а удалой Нассим Талеб ими погоняет.

17.6. Избавление от риска

Третий принцип, который поддержат далеко не все профессора экономики, да и вообще редко кто об этом задумывается, – это то, что вы зарабатываете не на том, что берете на себя риск, а на том, что избавляетесь от риска. На протяжении истории люди крайне редко получали деньги за то, что брали на себя риск. Взять вот, например, акробата на канате – как будто он получает деньги за то, что может внезапно упасть и сломать себе шею. В этой концепции есть фундаментальный подвох: его заработок за всю жизнь будет не очень высоким, если в разгар карьеры он ебнется головой вниз. На самом деле ему платят за то, что он много тренировался, пока был маленьким, ходил по тонкой веревочке и научился очень круто держать равновесие. Он получает деньги за то, что исключил риск падения, а не за то, что взял его на себя.

Возьмем разработку лекарств: компании скажут, что открытие веществ, которые лечат болезни, – рискованный и ненадежный бизнес и они за этот риск получают высокую доходность. Хотя в реальности они получают деньги за то, что применяют мозги своих сотрудников в лабораториях и исследовательских институтах – не за то, что они нашли, а за то, что они откинули все неработающие вещества в процессе исследования, поняли, как развивается болезнь, и догадались, почему одно вещество действует лучше другого. Они исключили риск, а не взяли его на себя.

А страховые? Вот точный пример. У человека есть какой-то риск нежелательного события. Но у страховой компании есть риск, только если в руководстве работают мудаки или если управляющие активами воруют деньги[76].

Если они все делают правильно, риск распределяется по закону больших чисел. У казино нет риска в игре – на длинном периоде рулетка приносит 3–5 % с каждой ставки, единственный риск – что придет мало лохов и сделает мало ставок с отрицательным матожиданием.

17.7. Премия за нетрадиционную ориентацию

Еще одна интересная тенденция людей при попытках создать средний по риску портфель – сваливание в кучу низкорисковых и высокорисковых активов. Вместо того чтобы подобрать инструмент с требуемым (средним) сочетанием риск/доходность, инвестор берет половину чего-то очень надежного и половину чего-то очень рискованного. Я постоянно твержу, что диверсификация портфеля – отличная идея, но в диверсификации риска есть подвох.

Дело в том, что для многих участников рынка «надежность» означает примерно одно и то же.

НИЗКИЙ РИСК – ЭТОАМЕРИКАНСКИЕГОСБУМАГИ, ЕСЛИ МЫГОВОРИМ О КЛАССАХАКТИВОВ, И БОЛЬШИЕСТАБИЛЬНЫЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ КОМПАНИИ,ЕСЛИ МЫ ГОВОРИМ ОБОБЛИГАЦИЯХ.

Аналогично мыслят те, кто выбирает рискованные активы. В каждом классе они всем очевидны: высокодоходные облигации на грани дефолтного рейтинга, если речь о высоком риске внутри долгового рынка, и акции молодых, бурно растущих и зачастую убыточных технологических компаний, если речь о фондовом рынке.

Беда в том, что если эти идеи очевидны – а теперь они действительно понятны всем, даже моим маленьким читателям, – то в портфели со средним риском вместо сред-нерискованных активов горе-диверсификаторы будут класть[77] понемногу и того, и этого. К чему это приведет? Из-за того, что микс более популярен, чем что-то со средней доходностью и средним риском, низкорискованные и высокорискованные активы будут немного переоценены – ведь на них больше спрос.

Соответственно, активы, которые и не очень доходные, и не очень рискованные, будут чуть-чуть дешевле – потому что на них меньше инвесторов обращает внимание. Что это за активы? Это облигации с рейтингом ниже инвестиционного и более-менее надежные акции – компании, не сильно зависящие от роста рынка и с каким-никаким дивидендным доходом. Банки, автопроизводители, фармконцерны, телекомы. У них будет нормальное соотношение доходность/риск, и они не будут переоценены из-за попыток людей диверсифицировать классы риска, а не классы активов.

17.8. Кэш как позиция

И еще немного об эффективности рынка, будь она проклята. Склонны ли рынки переоценивать активы или недооценивать? Когда неэффективности больше – на росте или на падении? В начале 21-го века эффективность