Хозяин Океана - Алекс Макдуф

В полу разверзлись трещины, и оттуда полезли черные человекоподобные твари с когтями, кожистыми крыльями, в перьях и в чешуе, с шипами и гребнями, с волчьими и змеиными, а также И с человеческими головами, в масках и шлемах и без оных.

Это черное воинство, как саранча, рассыпалось по портику, и изрядно пьяные и застигнутые врасплох варвары оказались всюду теснимы черными и падали, сраженные топорами, копьями и мечами. А черные, рассеяв и повергнув свирепых дикарей — только кое-где шла еще, затухая, битва, — приступили к тем же забавам, что и побежденные ими, сиречь затеяли недвусмысленные игры с колдуньями. Только вот хмельного черные не пили и бочку с напитком изрубили топорами, а содержимое вытекло, о чем Конан искренне сожалел.

Однако и черным не удалось побесчинствовать вволю — а были они куда грубее развеселых дикарей. Те плясали, пели и пили, затевали с ведьмами игры, а демоны оказались лишенными всякой фантазии: просто ловили колдуний, будто охотники загоняли дичь, даже сетями накрывали, и потом пытались взять пойманных силой. Но на силу нашлась большая сила. Музыка, при появлении черных ставшая резкой, визгливой и жестокой, заиграла таинственно и зловеще. В воздухе послышалось слабое дуновение, и словно бы глухой шепот пополз из-за колонн, а тьма меж них сгустилась будто бы сильнее, и только темно-красные сполохи жаровен иногда разрывали ее. Черные почувствовали что-то, растерялись, оставили женщин и стали жаться к центру, боязливо озираясь.

И вот вдруг откуда-то слева и сзади выдвинулось нечто огромное, в пятнадцать локтей ростом, закутанное в непроницаемо-черного цвета балахон, но очертаниями все же сходное с человеческой фигурой. Одновременно в воздухе закружились серые дымы, поплыли легкие облака, повеяло неким почти неуловимым запахом, и то ли от музыки, то ли от запаха курений, то ли от картины вообще в душу закралась горькая безысходная тоска, будто происходящее было последним, что ждет мир, и будто бы целая стая невидимых и неслышимых, лишенных формы и цвета мерзких существ окружила киммерийца, следя за каждым движением, подслушивая каждое слово, каждый вздох и каждую мысль. И все нити от этих невидимых и от черных тянулись к Тому, Кто был одет в черную мантию.

Выдвинувшись в центр площадки, великан воздел вверх руку с плетью, и черные и ведьмы пали ниц, корчась и раболепствуя. А колосс стал бесшумно разворачиваться, и вот-вот должен был открыться его ужасный лик…

И что время в музыку, ставшую громкой и торжественный, но пустой и замкнутой на самое себя, вплелась новая тема, постепенно прорастая, словно первая травинка пробивается сквозь мерзлую землю и лед. Сверху, пройдя прямо перед Ойсином, Ллейром и Конаном, спустилась карра. На руле сидела прекрасная дева в шлеме, облаченная в легкую чешуйчатую броню, а лицо ее было скрыто позолоченной полумаской. На чем крепился небесный корабль — ведь должен же он был к чему-нибудь подвешиваться! — киммериец так и не заметил. Дева-воительница остановила челн подле троих гостей и рекла:

— Черный владыка пришел на землю. Разве не чувствуете вы его пагубную волю? Кто, если не доблестные воины, повергнет его?

Конан оглянулся назад, туда, где должен был стоять трон, где только что сидел, развлекаясь представлением, король Бренн… Ни трона, ни короля Бренна, ни колонн, ни портика не было. Черная, словно выжженная степь тянулась до самого горизонта, лишь кое-где гладкость ее возмущали силуэты курганов. Киммериец оглянулся, чтобы стряхнуть наваждение, но и впереди больше не было колонн, не было и выхода к морю, да и моря никакого не было. Та же черная степь убегала к близким горам, встававшим до небес. Медные горячие огни костров недобро сверкали с возвышенностей. Волчья пасть ущелья, скалясь, точно клыками, белыми столбами, означавшими проход, рассекала склон центральной горы, оканчивающейся двумя огромными вершинами. Черная фигура надвигалась оттуда, но была она еще выше, нежели маскарадная.

Карра, ведомая серебристой небесной девой, плыла по воздуху прямиком на эту черную громадину, а великан двигался навстречу, и тьма, которой он был окутан, глотала пространство словно бездна. И тут Конан узрел наконец его лик. Был он невыразимо прекрасен и бледен, но в красоте этой крылось такое безобразие, что глубина его была сравнима разве с той бездной, кою являло его тело. Два черных зрака горели черным огнем, словно каленым жалом прожигая пространство и время, достигая вершин и недр естества, и то был не взор хозяина, но взор деспота, ибо требовал и жаждал обладания всем и вся.

Киммериец что есть силы ущипнул себя, но кошмар не сгинул. И летающая карра, и дева в латах, и черный гигант с бледным ликом — все было ощутимо и действительно.

«Похоже, что я не сплю, — рассудил про себя Конан. — Будь славен Кром, мой меч при мне!»

— Слушай, Ойсин. — Он тронул за плечо замершего Ойсина. — Это тоже из твоих книг? Или мы провалились куда-то еще на этом ненормальном острове?

— Похоже и на то, и на другое, — глухо отозвался жрец. — Два фарсинта тому назад я готов был объяснить тебе все до мелочи, а теперь и сам ничего не понимаю. Похоже, мы набрели на такую диковину, коя давно уже позабыта всюду. Но она исчезла так давно, что я не верю, что она еще где-нибудь осталась…

— Да что же это за диковина? — прошелестел, не отрывая взора от приближающегося великана, Ллейр.

— Действо, — отозвался Ойсин.

— Как? — не понял Конан. — Ладно. Ты мне лучше скажи: мы должны драться с этим всерьез? — Он кивнул в сторону гиганта.

— Не знаю… Трудно судить, — смешался Ойсин. — Если бы только это действо не было столь древним…

— По-моему, биться надо всерьез, — вмешался Ллейр. — От него исходит такое, что краген, с которым нам предстоит сразиться, просто собачонка по сравнению с ним. Если бы я не знал, что владыка тьмы уже был низвергнут некогда, я бы посчитал, что это — именно он.

— А это он и есть, если манускрипты не лгут. А манускрипты альвов вряд ли лгут, — рек Ойсин.

— Ну, тогда… — Глаза Ллейра полыхнули стальным блеском. Воин Зеленого острова потянулся к мечу, и тяжелый клинок заплясал у него в руках словно тросточка в пальцах жонглера.

— Он действительно что-то вроде Сета? — обратился Конан к Ойсину.

— Много хуже, — извлекая свой меч, отвечал жрец.

— Тогда и вправду дело плохо, — сказал киммериец, в свою очередь вытаскивая из ножен меч. — Последнее время мне попадаются какие-то необычные соперники. То ли людские воины измельчали и боятся выходить против меня, то ли я кому-то сильно досадил, и на меня насылают всяких мерзких тварей, то ли Эпимитриус был прав, и мне теперь всю жизнь предстоит побеждать зло… И первое, и второе, и третье очень близко к истине. Хотя, если мне суждено побеждать, то я не против.