Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер

Эмма утерла глаза носовым платком. Было удивительно видеть, что Роберт не только не выглядел изголодавшимся в тюрьме, где, как ей казалось, его держали, но и наслаждался хорошей кухней, а также обществом гостей своего похитителя и тюремщика.

Она внимательно посмотрела на брата:

— Мне нравится твоя новая прическа. Она тебе идет.

Он провел ладонью по своим темным кудрям и с усмешкой спросил:

— Нравится? Меня подстриг по последней моде камердинер Леплажа. Во Франции все давно уже избавились от своих косичек.

— И твой сюртук тоже славный! Очень идет тебе.

Роберт снова усмехнулся:

— И мне он нравится. У Леплажа замечательные портные.

Эмма представила Саутуэйта и его друзей, врывающихся во французскую крепость с пистолетами на взводе… и находящих Роберта в прекрасно обставленной столовой, в отлично сшитом сюртуке и причесанного по последней моде.

— Я очень рада, что ты не пострадал, Роберт. И я тронута тем, что лорды рисковали жизнями, чтобы спасти тебя. Никогда не смогу расплатиться с ними. И ты не сможешь. — Почувствовав, что прослезилась, Эмма утерла глаза. — Но может быть, ты объяснишь, как стал гостем месье Леплажа?

Роберт смутился и покраснел.

— Хорошо, объясню, как уже объяснил лорду Саутуэйту. Но будет очень трудно рассказать это кому-нибудь еще…

Эмма кивнула:

— Да-да, обещаю помалкивать.

Роберт тяжко вздохнул:

— Так вот, я услышал историю об одном поместье недалеко от Булони. Там осталось много картин, а граф, хозяин поместья, бежал из страны. Причем картины — замечательные. Я сказал отцу, что хочу отправиться туда и попытаться их заполучить, но он воспротивился. Я скорблю о его кончине, но должен сказать, что порой он бывал очень старомоден и упрям.

— Если можно назвать старомодностью неодобрение воровства, — заметила Эмма.

— Но они же там просто-напросто пылились и гнили… А мы в состоянии войны с французами. Разве брать что-то у врага — это воровство? Отец же и слышать не желал об этом. Но я уже не мальчик, поэтому решил действовать самостоятельно. Вскоре должен был состояться мой первый аукцион, и я хотел обеспечить его надлежащим образом. Разыскав людей, готовых помочь мне привезти эти картины…

— Контрабандистов?!

— Я не спрашивал. Знал только, что у этих людей была большая весельная лодка. И они обещали обернуться за один день. В обмен я пообещал им двадцать пять процентов от тех денег, что выручу за эти картины.

— Это те самые люди, которые рассказали тебе о картинах?

— Да… Как ты узнала?

— Догадалась. — Эмма сокрушенно покачала головой. Роберт всегда был немного бесшабашным, безрассудным, и он никогда не прислушивался к словам отца. — Так что же случилось? Что потом произошло?

Роберт снова вздохнул:

— Эти люди продали меня. Можешь представить? Мы прибыли в поместье, но оно не было покинутым. И эти люди предложили свои услуги Леплажу. Дело кончилось тем, что я стал его гостем поневоле, а они вернулись домой без меня. По крайней мере, хоть Леплаж проявил порядочность… Он сказал, что если я дам ему слово не пытаться сбежать, то смогу свободно передвигаться по его владениям.

— Наверное, поэтому лорду Саутуэйту было не так-то трудно тебя найти.

— Да, думаю, что поэтому. Когда он появился, шел сильный дождь, но он все же настоял, чтобы я отправился с ними. И он отказался взять что-либо из картин. Да-да, картины там были. И кстати, очень хорошие. Но из-за скверной погоды мы застряли на берегу на несколько дней. О, это было ужасно!

— Но ведь лучше, чем оставаться узником.

— О да, конечно. Хотя…

Роберт пожал плечами.

Эмма оглянулась на дом:

— Тебя доставил сюда лорд Кендейл?

— Нет, он ехал верхом, рядом с нами. А привез меня лорд Саутуэйт в своем экипаже. Мы вошли в дом, и Мейтленд сказал, где тебя найти.

Эмма опять взглянула на дом:

— Пойдем, я должна поговорить с ними.

Они поднялись было со скамьи, но тут Роберт схватил сестру за руку и заставил снова сесть.

— Есть кое-что еще, что мне следует объяснить тебе, Эмма, прежде чем мы уйдем отсюда. — Роберт густо покраснел. — Видишь ли, я… Я вернулся не один. Я женился во Франции.

В этот день в «Доме Фэрборна» состоялся веселый праздник. Стены не были украшены картинами, и не играла музыка. Зато гости наслаждались кларетом из контрабандных бутылок, и никто не спросил об их происхождении, хотя некоторые и догадывались…

Эмма вернулась с братом в дом, как только оправилась от известия о его женитьбе. Роберт же по дороге оправдывался:

— Видишь ли, я был молодым и глупым, цыпленком, только и ожидавшим, когда его ощиплют. Меня заманили во Францию и… Ох, я знаю, как отца принудили к сотрудничеству, а потом и тебя. Саутуэйт все рассказал мне об этом, пока мы пережидали шторм.

…Теперь Эмма смотрела на брата, шествовавшего по аукционному дому; он указывал на какие-то вещи и объяснял все молодой женщине, шедшей рядом с ним. Своей жене. Для Эммы это стало почти таким же потрясением, как и его неожиданное появление в саду.

Саутуэйт держался поближе к Эмме, и, как и она, он смотрел на молодую пару.

— Он женился на ней, когда к его горлу приставили острие ножа, застав с девушкой при компрометирующих обстоятельствах, — пояснил граф. — Она была горничной в доме полковника, который держал его у себя. Но, судя по всему, он не испытывал никаких лишений. — Саутуэйт сделал глоток вина. — Похоже, она славная. Думаю, мы поладим. А все это… — Он окинул взглядом зал. — Ты хотела сохранить все это для него — и сохранила.

— Да, верно. Но почему же мне немного грустно?

Граф посмотрел на нее с ласковой улыбкой и сказал:

— Может быть, потому, что ты со всем этим справляешься лучше, чем он сумеет хоть когда-нибудь. И не смотри на меня с негодованием. Мы с твоим братом имели долгие беседы об искусстве, пока пережидали на берегу бурю. И молили Бога, чтобы не попасться в лапы французам. Думаю, что тебе гораздо больше пошли на пользу уроки отца, чем твоему брату.

Вероятно, Дариус был прав. Хотя она и сомневалась, что Роберт согласился бы с подобной точкой зрения. И конечно же, она надеялась, что и для нее найдется место в деятельности «Дома Фэрборна». По крайней мере, Роберт, возможно, разрешит ей заниматься серебром…

Пытаясь улыбнуться, Эмма проговорила:

— Да, я признаю, что испытываю какую-то грусть. Наверное, скучаю по своему «последнему не последнему» аукциону и по грандиозному успеху. И все же компания принадлежит брату, а я должна отойти в сторону и отдать ему должное.

— На самом деле, Эмма, тебе принадлежит половина. Ты просто делаешь вид, что не помнишь, что у вас есть совладелец. И этот совладелец я. — Граф отставил свой бокал с вином и обнял ее за талию. — А теперь… идем-ка со мной. Здесь слишком людно.