Обрученная с ветром - Шеннон Дрейк

Потом наступила кульминация, яростная, неистовая. Он старался сопротивляться ее волнам, омывающим его, заботясь о том, чтобы довести ее до этой сладкой точки вместе с собой. Но горячие судороги снова и снова сотрясали его, и он был бессилен что-либо сделать. И когда судороги ослабли, он, все еще дрожа, упал рядом с ней. Он притянул ее в объятия и почувствовал ее сопротивление, но это не имело значения. Голос его дрожал, когда он прошептал:

— Боже мой, любовь моя, как это было хорошо. Клянусь небом, я слишком долго ждал.

Она молчала. Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. Изумрудные глаза, чуть влажные, ответили на его взгляд. Он не задержался на ее глазах, а нежно гладил взглядом все ее тело, которое только что любил так беспредельно. Она так мало изменилась. Грудь увеличилась. Соски были глубокого темного тускло-розового цвета. Пожалуй, бедра стали на полдюйма полнее и от этого еще привлекательнее. Две крошечные, тонкие, словно волоски, морщинки спускались с живота к пылающему темно-рыжему холму.

Он нежно провел пальцем по ее телу.

— Боже мой, как мне не хватало тебя! — шептал он.

Он дотронулся до одной из тонких морщинок. Она посмотрела на него, потом схватила за руку.

— Что еще? Любовь моя, если я был недостаточно нежен…

Губы ее изогнулись в чуть заметной понимающей улыбке.

— Когда ты поймешь! — мягко сказала она. — О, ты хорош! Ты — опытный, сильный, и ты очень хорошо это знаешь! Но…

— Ах, да! — тихо сказал он, глаза его тоже заблестели. — Я не ползал сто дней у твоих ног, вымаливая прощение за то, что когда-то сомневался в тебе!

— Сомневался во мне! — воскликнула она. Он поспешно прижал палец к ее губам, и она снова заговорила шепотом. — Черт побери, надо было заставить тебя ползать! Ты не сомневался во мне. Ты обвинял меня!

— Роза! — прошипел он в ответ. — Я стараюсь просить у тебя прощения. Но как, по-твоему, это должно выглядеть?

— Ну, милорд, я расскажу вам! Я невиновна. Со мной жестоко и несправедливо поступали с тех самых пор, как я проснулась в то утро в вашей постели. Я никогда, ни с кем, не замышляла никакого заговора, чтобы выйти за вас замуж. И я, конечно же, никогда не желала смерти ни Анне, ни вам. Итак, господин мой, вы правы. Я — ваша жена. И, может, я и дура, но я счастлива, что вы живы. И вы достаточно сильны, чтобы требовать то, чего вам хочется, брать меня или, наоборот, не замечать, но если вы хотите вызвать во мне ответное чувство, тогда…

— Что тогда?

— Ну, тогда вам определенно придется еще немного поползать.

Мускулы его напряглись, как сталь. Зубы были сжаты, и в нем, похоже, происходила какая-то мучительная борьба.

— Герцоги не пресмыкаются! — огрызнулся он.

— Этому герцогу лучше бы научиться!

— Ах, вот как?

— Да, вот так!

Она схватила простыню. Он так же быстро отнял ее.

— Что ты теперь пытаешься прикрыть? — набросился он.

Выставив подбородок, с беспорядочно разметанными волосами, она смотрела на него. Настроение ее снова переменилось.

— Не смотри на меня так! — внезапно взмолилась она, удивляя и смущая его.

— Роза, ты — прелесть! — озадаченно произнес он. Она никогда не казалась ему более прекрасной. — Роза, ты подарила мне прекрасного сына. И ты все еще самая поразительная женщина из всех, кого я когда-либо видел.

Она покачала головой. В недоумении он приподнял ее упрямо выставленный подбородок. Глаза ее, зеленое пламя, смотрели на него.

— Милорд Дефорт, — произнесла она хриплым шепотом, который в ночном воздухе казался горячим. — Я знаю вас, я замужем за вами.

— И что это значит? — спросил он, абсолютно ничего не понимая.

— Не будете ли любезны встать! Я умираю от вашей тяжести! — пробормотала она.

Он был уверен, что это ложь, уловка. Но тем не менее повиновался.

— Объясни мне, Роза, о чем ты говоришь!

— Это все еще моя ночь! — прошипела она в ответ. — Моя очередь! Ты в доме моего отца! Ты не имел права прийти в эту комнату, и все же ты сумел прийти и… и…

— Потребовать то, что по праву является моим? — предположил он.

— Ты невероятно самонадеян, — сказала она, садясь, отодвигаясь от него, целомудренно прижимая покрывало к груди.

— Я хочу знать, о чем ты говоришь! — настаивал он.

— Хорошо! — взорвалась она. — Давай посмотрим! Тебя оставили умирать. Но ты выжил. Потом тебя подобрали испанцы и…

На мгновение Роза замолчала. Она не сомневалась в этой истории, и в горле ее, казалось, застрял комок. Только несколько минут назад руки ее лихорадочно двигались по его спине.

И дотронулись при этом до рубцов, оставленных испанской плеткой.

— Да, меня подобрали испанцы, — нетерпеливо произнес он. Он вылез из кровати и смотрел на нее, обнаженную и гибкую, лежащую в тени, отбрасываемой огнем. — Умоляю, продолжай.

— Но потом ты добился свободы, — тихо сказала она. — Свободы, чтобы стать королем пиратов, Победителем драконов.

— Продолжай!

— Это было довольно давно. По меньшей мере несколько месяцев тому назад!

— По меньшей мере, — сказал он.

Она ощутила, как кровь прилила к ее лицу.

— Ну вот, так что я совершенно уверена, что на самом деле ты не ждал меня.

Он улыбнулся. Широкой, откровенной улыбкой, которая вызвала в ней желание дать ему пощечину.

— Любовь моя! Это совершенно немыслимо. Ты ревнуешь.

— Я не желаю быть одной из многих, — чопорно заявила она.

— Ты ревнуешь, — благодушно сказал он.

Он прошелся по комнате, словно фантастическое животное, не стесняясь своей наготы. Он помолчал, выглянул в окно, потом тихо заговорил.

— Ну, если ты ревнуешь, то в этом нет никакой нужды, — заверил он. — Я был королем пиратов, и возможностей у меня было и вправду много. С некоторыми из моих заложниц было очень трудно! Они, похоже, хотели быть погубленными мною. Я с трудом удерживал их на расстоянии, и при этом старался сохранить свою репутацию злобного пирата!

Роза смотрела на него, глаза ее расширились.

— Ты — самонадеянный негодяй! — сообщила она.

— Не совсем. Некоторым из моих заложниц было около восьмидесяти, и, поверь мне, они крайне нуждались в том, чтобы их кто-нибудь погубил, но только не я.

— И все это время ты не дотрагивался ни до одной женщины? — спросила она тихо и недоверчиво.

Он помолчал, потом решил быть честным.

— Один раз, — пробормотал он. — Я довел себя почти до болезни, ненавидя тебя, обвиняя тебя — желая тебя. И она была молодая и очень хорошенькая. И шлюха.

Он уселся на диван, поглядывая на элегантную дорожку, ведущую к фасаду дома.