Курс русской истории (Лекции I—XXXII) - Василий Ключевский

Летописец об усобице

Как на борьбу разновременных слоев местного общества смотрели на ход и значение описанных событий и современные наблюдатели, люди Суздальской земли. Описанная княжеская усобица рассказана современным летописцем, жителем города Владимира, следовательно, сторонником дядей и пригородов. Он приписывает успех города Владимира в борьбе чудодейственной помощи божьей матери, чудотворная икона которой стояла во владимирском соборе. Рассказав о первом торжестве дядей над племянниками и о возвращении Михаила во Владимир, этот летописец, превращаясь в публициста, сопровождает свой рассказ такими любопытными размышлениями: «И была радость большая в городе Владимире, когда он опять увидел у себя великого князя всей Ростовской земли. Подивимся чуду новому, великому и преславному божией матери, как заступила она свой город от великих бед и как граждан своих укрепляет: не вложил им бог страха, не побоялись они двоих князей с их боярами, не посмотрели на их угрозы, положивши всю надежду на святую богородицу и на свою правду. Новгородцы, смольняне, киевляне, полочане и все власти (волостные и старшие города) на веча как на думу сходятся, и на чем старшие положат, на том и пригороды станут. А здесь старшие города Ростов и Суздаль и все бояре захотели свою правду поставить, а не хотели исполнить правды божией, говорили: „Как нам любо, так и сделаем, Владимир наш пригород“. Воспротивились они богу и святой богородице и правде божией, послушались злых людей-смутьянов, не хотевших нам добра из зависти к сему городу и к живущим в нем. Не сумели ростовцы и суздальцы правды божией исправить, думали, что если они старшие, так и могут делать все по-своему; но люди новые, мизинные (маленькие, или младшие) владимирские уразумели, где правда, стали за нее крепко держаться и сказали себе: «Либо Михалка-князя себе добудем, либо головы свои положим за святую богородицу и за Михалка-князя». И вот утешил их бог и святая богородица: прославлены стали владимирцы по всей земле за их правду, богови им помогающу». Значит, и современный наблюдатель видел в описанной усобице не столько княжескую распрю, сколько борьбу местных общественных элементов, восстание «новых маленьких людей» на высшие классы, на старых привычных руководителей местного общества, каковы были обе аристократии, служилая и промышленная. Итак, одним из последствий русской колонизации Суздальской земли было торжество общественного низа над верхами местного общества. Можно предвидеть, что общество в Суздальской земле вследствие такого исхода пережитой им социальной борьбы будет развиваться в более демократическом направлении сравнительно с общественным строем областей старой Киевской Руси и это направление будет благоприятнее для княжеской власти, так упавшей на юге вследствие усобиц и зависимости князей от старших вечевых городов. Такой поворот выразительно сказался уже во время описанной суздальской усобицы. По смерти старшего дяди, Михаила, владимирцы тотчас присягнули младшему, Всеволоду, и не только ему, но и его детям, значит, установили у себя наследственность княжеской власти в нисходящей линии вопреки очередному порядку и выросшему из него притязанию старших городов выбирать между князьями-совместниками.

Преобладание верхневолжской Руси

Ступим еще шаг вперед и опять встретим новый факт — решительное преобладание Суздальской области над остальными областями Русской земли. Восторжествовав над племянником в 1176 г., Всеволод III княжил в Суздальской земле до 1212 г. Княжение его во многом было продолжением внешней и внутренней деятельности Андрея Боголюбского. Подобно старшему брату, Всеволод заставил признать себя великим князем всей Русской земли и подобно ему же не поехал в Киев сесть на стол отца и деда. Он правил южной Русью с берегов далекой Клязьмы; в Киеве великие князья садились из его руки. Великий князь киевский чувствовал себя непрочно на этом столе, если не ходил в воле Всеволода, не был его подручником. Являлось два великих князя, киевский и владимиро-клязьминский, старший и старейший, номинальный и действительный. Таким подручным великим князем, севшим в Киеве по воле Всеволода, был его смоленский племянник Рюрик Ростиславович. Этот Рюрик раз сказал своему зятю Роману волынскому: «Сам ты знаешь, что нельзя было не сделать по воле Всеволода, нам без него быть нельзя: вся братия положила на нем старшинство во Владимировом племени». Политическое давление Всеволода было ощутительно на самой отдаленной юго-западной окраине Русской земли. Галицкий князь Владимир, сын Ярослава Осмомысла, воротивши отцовский стол с польской помощью, спешил укрепиться на нем, став под защиту отдаленного дяди Всеволода суздальского. Он послал сказать ему: «Отец и господин! удержи Галич подо мною, а я божий и твой со всем Галичем и в воле твоей всегда». И соседи Всеволода князья рязанские чувствовали на себе его тяжелую руку, ходили в его воле, по его указу посылали свои полки в походы вместе с его полками. В 1207 г. Всеволод, удостоверившись в умысле некоторых рязанских князей обмануть его, схватил их и отослал во Владимир, посажал по рязанским городам своих посадников и потребовал у рязанцев выдачи остальных князей их и с княгинями, продержал их у себя в плену до самой своей смерти, а в Рязани посадил своего сына на княжение. Когда же буйные, непокорные рязанцы, как их характеризует суздальский летописец, вышли из повиновения Всеволоду и изменили его сыну, тогда суздальский князь велел перехватать всех горожан с семействами и с епископом и расточил их по разным городам, а город Рязань сжег. Рязанская земля была как бы покорена Всеволодом и присоединена к великому княжеству Владимирскому. И другим соседям тяжело приходилось от Всеволода. Князь смоленский просил у него прощения за неугодный ему поступок. Всеволод самовластно хозяйничал в Новгороде Великом, давал ему князей на всей своей воле, нарушал его старину, казнил его «мужей» без объявления вины. Одного имени его, по выражению северного летописца, трепетали все страны, по всей земле пронеслась слава его. И певец Слова о полку Игореве, южнорусский поэт и публицист конца XII в., знает политическое могущество суздальского князя. Изображая бедствия, какие постигли Русскую землю после поражения его северских героев в степи, он обращается к Всеволоду с такими словами: «Великий князь Всеволод! прилететь бы тебе издалека отчего золотого стола постеречь: ведь ты можешь Волгу разбрызгать веслами. Дон шлемами вычерпать. В таких поэтически преувеличенных размерах представлялись черниговскому певцу волжский флот Всеволода и его сухопутная рать. Таким образом. Суздальская область, еще в начале XII в. захолустный северо-восточный угол Русской земли, в начале XIII в. является княжеством, решительно господствующим над остальной Русью. Политический центр тяжести явственно передвигается с берегов среднего Днепра на берега Клязьмы. Это передвижение было следствием отлива русских сил из среднего Поднепровья в область Верхней Волги.

Охлаждение к Киеву

Вместе с этим вскрывается другое любопытное явление: в суздальском обществе и в местных князьях обнаруживается равнодушие к Киеву, заветной мечте прежних князей, устанавливается отношение к Киевской Руси, проникнутое сострадательным пренебрежением. Это заметно было уже во Всеволоде, стало еще заметнее в его детях. По смерти Всеволода в Суздальской земле произошла новая усобица между его сыновьями, причиной которой было необычное распоряжение отца: Всеволод, рассердившись на старшего сына Константина, перенес старшинство на второго сына Юрия. Князь торопецкий Мстислав Удалой, сын Андреева противника Мстислава Ростиславича Храброго, стал за обиженного старшего брата и с полками новгородскими и смоленскими вторгнулся в самую Суздальскую землю. Против него выступили младшие Всеволодовичи Юрий, Ярослав и Святослав. В 1216 г. усобица разрешилась битвой на реке Липице близ Юрьева Польского. Перед битвой младшие Всеволодовичи, пируя с боярами, начали заранее делить между собою Русскую землю как несомненную свою добычу. Старший Юрий по праву старшинства брал себе лучшую волость Ростово-Владимирскую, второй брат Ярослав — волость Новгородскую, третий Святослав — волость Смоленскую, а Киевская земля — ну, эта земля пускай пойдет кому-нибудь из черниговских. Как видно, старшими и лучшими областями считались теперь северные земли Ростовская и Новгородская, которые полтора века назад по Ярославову разделу служили только прибавками к старшим южным областям. Сообразно с этим изменилось и настроение местного общества: «мизинные люди владимирские» стали свысока посматривать на другие области Русской земли. На том же пиру один старый боярин уговаривал младших братьев помириться со старшим, которого поддерживает такой удалой витязь, как Мстислав. Другой боярин из владимирских, помоложе и, вероятно, побольше выпивший, стал возражать на то, говоря князьям: «Не бывало того ни при деде, ни при отце вашем, чтобы кто-нибудь вошел ратью в сильную землю Суздальскую и вышел из нее цел, хотя бы тут собралась вся земля Русская — и Галицкая, и Киевская, и Смоленская, и Черниговская, и Новгородская, и Рязанская; никак им не устоять против нашей силы; а эти-то полки — да мы их седлами закидаем и кулаками переколотим. Люба была эта речь князьям. Через день хвастуны потерпели страшное поражение, потеряв в бою свыше 9 тысяч человек. Значит, одновременно с пренебрежением суздальских князей к Киевской земле и в суздальском обществе стало развиваться местное самомнение, надменность, воспитанная политическими успехами князей Андрея и Всеволода, давших почувствовать этому обществу силу и значение своей области в Русской земле.