Корсар. Наваждение - Петр Катериничев

Глава 40

…Кони неслись наметом, сшибая желтые солнышки одуванчиков. Топот тысяч и тысяч копыт, казалось, сотрясал саму землю… Повозки, телеги с пленницами и с добычей – все это осталось где-то сзади… Впереди шла Орда – тьмы всадников, разделенные на десятки и сотни, скованные жестокой дисциплиной, жаждущие крови, золота, власти… Они текли по равнине – грязные, грозные, раскосые… В желтых тигриных глазах Предводителя таилась спокойная ярость зверя, пришедшего в этот мир отнимать, покорять, властвовать… Он знал: Орда существует и будет существовать, пока не прекратит свой кровавый бег, пока воины будут знать, что не достигли предела жестокости, славы и власти, предела этого мира.

Пока он, Предводитель, будет видеть в их глазах отблеск того губительного, чистого, яростного огня, который пылает в нем… И только он знает, что предела мира, славы и власти – нет, а потому Орда будет нестись по вечной земле вечно, день за днем, год за годом, столетие за столетием, и мир будет принадлежать ей, он будет корчиться у ее ног в бесконечной кровавой агонии, год за годом, век за веком… Всегда.

Жизнь ничего не стоит. Эти воины – жалкие, жадные, жестокие – знали только один закон, Великий закон смерти. Они знали, что живут, только пока мчатся вперед, натыкаясь на стрелы и колья, завывая от дикого страха, боли, ярости, разрубая и уничтожая на пути все, что мешает их движению… Они должны понимать только эту жизнь, ибо вне Орды есть только смерть. И это – Верховный закон Орды, а значит, Верховный закон Вселенной…

Мириады звезд, холодных, равнодушных, взирали с высоты своего неуязвимого бессмертного величия на страдания, беды, страсти жалких двуногих тварей, именующих себя людьми… Хотя – Предводитель помнил рассказ одного плененного в Самарканде звездочета: тот утверждал, что звезды тоже смертны, что их неисчислимые тьмы также построены в порядки и подчинены строгим, непреложным законам, что у звезд есть свой Предводитель, определяющий и их пути и сроки, и пути и сроки человечьи…

Звездочета Предводитель повелел казнить: он не любил того, что не мог понять. Это всегда таило опасность. Каждый должен знать только то, что ему необходимо; чужое знание рождает твою беспомощность и чувство страха, а со страхом нельзя покорять мир. А для себя Властитель понял одно: звезды – это тоже Орда, и правит ими тот же беспощадный и грозный закон: смерть. Но пока Орда движется и сеет смерть, сама она – бессмертна!

Тьмы рассыпались на сотни, развернулись лавой… На пути стоял жалкий деревянный городец, почему-то считаемый здешними лесными обитателями крепостью. Предводитель помнил великие дворцы Китая и уходящие ввысь стены Самарканда. Он помнил, как его низкорослый конек топтал копытами бесценные ковры этих дворцов, как его воины распинали на них нагих наложниц бывших владык, воя от ярости и страсти… Это и была жизнь Орды. Вне Орды – только смерть.

Тысячи стрел взметнулись в зимнее ночное небо, неся на жалах оранжевые язычки пламени… Лава неслась вдоль стен, посыпая черные под синим снегом крыши этим летучим огнем… Кто-то из защитников метался, пытаясь сбивать то там, то здесь занимавшееся пламя, и падал, сраженный тяжелой излётной стрелой…

На приступ пошли под утро, разом. Визжа, воя, нукеры устремились на валы, сжимая в желтых зубах мутную сталь кривых сабель. Только плотный частокол и редкие цепочки бойцов защищали городец, и Предводитель задержал здесь Орду, чтобы дать передых коням. Впереди – долгие переходы… И еще – он хотел взбодрить воинов легкой победой, он хотел вернуть в ряды нукеров ту ярость, что, как ему казалось, убывала по мере движения Орды через заснеженные, стылые поля и леса, укрытые мохнатыми тяжелыми лапами столетних елей…

…Низкорослый конек осторожно ступал по грязным потекам гари. Сидящий на нем воин в лисьей шапке безразлично взирал вокруг, и только очень проницательный человек мог заметить в безличном равнодушии желтых тигриных глаз затаенную ярость зверя. Но таких безрассудных в окружении Предводителя просто не было…

Город сгорел дотла. Тысячи тел его воинов лежали во рву; волки и одичавшие собаки ночами устраивали в нем свои пиры и междоусобья. Отяжелевшие от сытости вороны вяло и медленно взлетали, потревоженные ленивым, с испачканной кровью мордой псом…

Воины прятали глаза, боясь встречаться взглядом с Властителем. Он знал, чего они боятся… Нет, ни его воля, ни воля Орды не были поколеблены ни смертью, ни страхом, ни упорством защитников… Но в сердце запала неясная, тоскливая тревога… Властитель помнил, как легко, словно спелый перезревший плод, падали к его ногам блистательные, богатейшие державы Азии: Бухара, Самарканд, Коканд… А этим – этим нечего было защищать, кроме жалких деревянных срубов, в которых они жили… Они погибли, все до одного, но не покорились…

Предводитель посмотрел на окруженную воинами жалкую стайку пленных: ни одного мужчины, ни одной женщины, достойной внимания не только Властителя, но даже самого последнего сотника из кипчаков… Они погибли все. Несколько старух и стариков, малые дети…

Властитель приказал уничтожить всех, детей тоже, оставив только тех, кто не выше тележного колеса: эти дети забудут свои сожженные очаги, свой истерзанный край, своих родителей и своего Бога; они будут знать только один закон. Закон смерти, и станут его детьми, детьми Орды…

…Низкорослые кони неслись наметом, сшибая желтые солнышки одуванчиков. Повозки, телеги с пленницами и с добычей остались далеко позади. Впереди шла Орда – тьмы всадников, разделенные на десятки и сотни, скованные жестокой дисциплиной, жаждущие крови, золота, власти… Они текли по равнине – грязные, грозные, раскосые… Позади – дымилась в развалинах громадная, разоренная страна, впереди… Впереди была неизвестность.

Предводитель смотрел вперед и вверх, в бездонную голубизну неба. Приближенные скакали рядом и чуть сзади: сытые, лоснящиеся, веселые от выпитого кумыса и еженощных любовных игр… Но он не желал встречаться взглядом ни с одним из своих подданных… В желтых тигриных глазах Предводителя навсегда затаились тревога и страх… А со страхом нельзя покорять мир. И еще он знал: как только любой из приближенных заметит в глубине его глаз это затаенное чувство – он сам, Предводитель, будет убит, безжалостно, мгновенно, ибо страху – не место в Орде, закон которой – смерть…

Один из приближенных, забывшись в веселом бесстрашии, рассказывал соседу что-то забавное, конь его заигрался и на мгновение вырвался на полголовы вперед… Удар дамасской сабли рассек тело до седла. Властитель спокойно обтер клинок о роскошный пурпур плаща. Труп убрали мгновенно; подданные притихли, но никто из них не задумался о причинах такого поступка или о вине убитого: власть и сила сами по себе причина любого действия; им не нужно искать оправданий или приводить доводы… Власть – это и есть закон, а закон Орды один – смерть.