«Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога выскочила на реку сразу. Шла-шла вдоль дороги сплошная стена леса, в которую и собака-то не пролезет, а потом вдруг она исчезла, дорога разбежалась, подпрыгнула и вильнула в сторону. Мы оказались на берегу. Стоп! Приехали! Наш путь должен был идти вдоль каменистого берега над обрывом. Сейчас со склона на дорогу сошел сель — поток жидкой глины, перемешанный с камнями, кустами и смытыми сверху стволами деревьев. И еще много таких стволов, готовых вот-вот соскользнуть нам на головы, висело над дорогой…
— Ой-е! — повертел головой даже равнодушный к трудностям Андрей Кравчук, — пошли на разведку?
— Пошли, — устало ответил Мецкевич, — пошли…
На разведку пошли все, всем хотелось посмотреть, что же там дальше. Быстро выяснили, что все селевые потоки сошли на расстоянии примерно в семьсот метров.
Два языка были сразу перед нами, еще два можно было легко обойти, спустившись в пойму реки, которую еще не затопило, а дальше… Дальше было пока непонятно, что делать, но ребята решили придерживаться того же принципа, которого до сих пор придерживалась я — решать проблемы по мере их поступления.
Они сделали это. Бросив вдоль пути пару тоненьких лесин, веревками, руками, перетащили один за одним мотоциклы через глину, в которой тонули сами. Мотоциклы направляли по жердям, а сами шагали рядом, над обрывом, по самому краю селя, а внизу были только несколько выбеленных солнцем валунов и кипящая, прозрачная, как воздух, вода.
Когда Алексей подъехал к сели на одиночке, я закрыла глаза и начала молиться. Но, даже закрыв глаза, я видела перед собой и мотоцикл, и сдвинутую на затылок шерстяную шапочку Алексея, и его бешеные от страха глаза, которые вцеплялись в глину, ища правильный путь. Его лицо было в этот момент изумительным: обтянутые скулы, коричневый загар, мягкая темная бородка клинышком и — нечеловеческое напряжение во взгляде и во всей его фигуре. Сдвинутые к переносице брови, напряженные плечи, руки, вцепившиеся в руль, удерживали мотоцикл в равновесии.
От неимоверного напряжения и сосредоточенности он иногда начинал страшно скалиться, показывая свои крупные, великолепные зубы, и вряд ли даже осознавал это.
Когда объехали еще два языка по дороге, которая вилась в пойме реки, стало понятно, что последний сель не взять — он был слишком глубоким и слишком свежим — ноги проваливались в него почти по колено, но дороги нащупать было нельзя.
Можно было просто увязнуть.
— Надо идти, договариваться, — вынес вердикт Алексей, и они втроем — Алексей, Будаев и Мецкевич пошли вперед, обойдя сель понизу.
Водители тяжеловозов, которые, видимо, всею ночь от безделья «бурханили», только-только повылазили из кабин и продрали глаза. И тут повторилась та же самая история, которая уже происходила раньше. Мужики поздоровались, спросили закурить, задымили и… сели, глядя прямо перед собой и покорно чего-то ожидая, — быть может, судьбы, рока или находчивости Алексея.
Алексею ждать, пока они накурятся, было невмоготу. Обсуждать дорогу и погоду тоже смысла не было — все уже знали и всё видели.
— Мужики, поможете нам? — спросил он водителей.
— Какой базар, сейчас соберемся да и подъедем!
Минут через двадцать, сдавая задним ходом, возле сошедшего с горы потока появился тяжеловоз. Белобрысый рослый водитель стал разматывать трос на лебедке.
— По одному?
— А что по одному-то? Цепляйтесь друг за друга, перетащим цепочкой.
Все замялись, никому не хотелось, чтобы его мотоцикл шел первым и принял на себя всю нагрузку. Алексей пожал плечами — кому-то надо было начинать, он завел и первым подогнал свой Гиперболоид к «языку», зацепил крюк на тросе за раму, вытащил свою веревку. Мотоциклы тянули в два приема, — боялись, как бы не порвало рамы. По знаку Алексея водитель тяжеловоза включил лебедку, и мотоциклы, влекомые мощной силой, вгрызлись в грязь. Я никогда такого не видела — ни до, ни после: земля расступалась перед мертвой силой лебедки, и мотоциклы гуськом, отваливая в стороны камни и ветки, ползли вперед.
Хуже всего пришлось Щенку. Он шел во второй упряжке и его привязали последним, но, видимо, слишком высоко закрепили веревку. Алексей решил подстраховать мотоцикл и сел на него верхом. Почти сразу же, как только мотоциклы сдвинулись с места, и их затащило в грязь, Щенок уперся во что-то передним колесом и его стало опрокидывать. На моих глазах вилка полностью сложилась, и «хвост» мотоцикла стал подниматься в воздух. Алексей сидел, упрямо сжимая руль, и молчал, в слепой уверенности, что еще чуть-чуть, и мотоцикл обязательно преодолеет преграду. Я заорала во все горло, — испугалась за Алексея. Я никак не могла понять, почему он молчит? Водитель остановил лебедку, я вытащила нож и обрезала трос. «Хвост» мотоцикла рухнул вниз.
— Ты чего молчишь-то? — спрашивала я в сотый раз Алексея, а он, словно в толк не мог взять, чего я от него хочу, отмалчивался и только пожимал плечами.
Мы попробовали вытащить Щенка обратно, но нам это не удалось. Алексей отошел на бровку и сел на корточки, в отчаянии глядя на мотоцикл.
Нам помогли водители.
— А, щас, мужики, вытащим!
Видя, что нам готовы помочь посторонние люди, парни тоже зашевелились. Меня оттеснили от мотоцикла. Чтобы вытащить Щенка из капкана, пришлось его сперва раскачивать из стороны в сторону, и только потом селевой поток отпустил свою жертву на волю.
Потом мы сидели на той стороне и отдыхали. Алесей притащил откуда-то кусок жареной рыбы, и мы вцепились в него зубами, кусая по очереди. К нам подошел Вася.
— В общем, мы лучше останемся здесь. Тем более, они идут на юг. Подождем, посидим, все равно выберемся.
Мне почему-то казалось, что ему просто-напросто надоело видеть наши физиономии.
— Что это за река? Светлая? — спросила я мужиков.
Кто-то из них хитро улыбнулся.
— Светлая, светлая, не темная же!
Я только вздохнула, поди, разбери, шутят они или правду говорят.
Водители поделились с нами, чем могли, — дали хлеба, которого мы не видели уже несколько дней, соли, табаку. Денег с нас не взяли, хотя Алексей их настойчиво предлагал. Они отлично знали, эти ребята, чего нам стоило добраться сюда…
Один из них очень просил, чтобы мы, как только приедем в Новый Уоян, сходили в привокзальное кафе, в котором у него работала жена Клава, и сказали ей, что он здесь.
— Вы это… Скажите, мужики дорогу правят! — кричал он нам вслед.
Они уверяли, что все будет нормально, и махали руками, прощаясь. Через два часа мы вышли к Гаграм…
Потоп (2002 год, 30 июня)
На следующее утро ничего не изменилось: гора скрывалась за тучами, которые все так же висели над Срамной. Все так же моросил из них мерзкий холодный дождик, и все так же неумолчный рев реки стоял над сумрачным ущельем… Ну, что ж, по крайней мере, вода не прибыла еще. Мне все время казалось, еще немного — и желтый мутный поток хлынет на площадку, где стояли палатки. Я осмотрела площадку и удивилась. Магаев установил свою большую палатку на краю возле кустов, там ночевали он, Юрка и Мецкевич. Остальные даже не удосужились обустроить крышу над головой — они легли у обочины дороги, кто куда, и просто накрылись полиэтиленом.
— Леш? — шепотом спросила я у Алексея. — Почему они не установят палатку? Они же все промокли! Ладно бы, у них были бы непромокаемые вещи или что-то из современных материалов, что сохнет быстро, но ведь у них ватники, а у Андрея — вообще ватный спальник! Так и воспаление легких получить можно! Холод-то, посмотри: хых! хых! — я подышала, показывая, что изо рта идет пар.
Алексей устало посмотрел на меня и на мгновение задумался. Он очень похудел за этот последний день, а его глаза, наверное, уже навсегда потеряли прежний добрый и чуточку наивный отсвет — они стали грустными и даже мудрыми, а на лбу появилась горизонтальная морщина. Не знаю, к каким он пришел выводам, но он поморщился и махнул рукой.
— Да пусть, что хотят, то и делают!..
— Леш, так нельзя, они ведь, как бараны, пнешь — пойдут, а не пнешь — помрут.
Иди, распинай их, пожалуйста.
Алексей тяжело, со стоном вздохнул и пошел их расталкивать — надо было принести и напилить дров, раскочегарить костер, чтобы они могли хоть немного высушиться…
Пробудить их к действию оказалось делом непростым — он не мог на них материться, а все остальное уже не действовало. Телогрейки еле шевелились под полиэтиленом, и, кажется, они были готовы провести так весь остаток жизни. Скопившаяся на пленке вода лилась прямо на телогрейку Женьке, но он стоически переносил это и не хотел вставать.
— Да ну их… — в отчаянии сказал Алексей после нескольких бесполезных попыток. — Я лучше сам все сделаю…
— А что Будаев? Рявкнул бы на них, они бы вскочили, как встрепанные… Нельзя под дождем лежать. Холодно.