Двуединый - Владимир Сазанов

— А как же патриотизм? — робко возразил Фред.

— Патриотизм? Мальчик мой, я охраняю границы империи, а она платит мне деньги. Что это по-твоему, как не патриотизм. Если бы мои люди несли службу бесплатно, то для обозначения потребовалось бы совсем другое слово — идиотизм.

Адъютант молчал.

— Переживаешь крушение юношеских идеалов? — Виванов усмехнулся. — Не расстраивайся ты так. Все генералы — настоящие патриоты. Мы зарабатываем большие деньги, и если империя вдруг по какой-то нелепой причине рухнет, то нам негде будет их тратить. Так что каждый генерал будет защищать свою страну до последнего солдата. В смысле пока последний солдат не погибнет.

ГЛАВА 17

Ла Абель Гнец

Гостиная в доме Фоссов была выполнена в довольно оригинальном стиле — каждый предмет в ней напоминал скорее крупную мягкую игрушку, чем часть интерьера. В том числе столик, походящий на крупный пуфик и раскрывающий истинное свое предназначение только благодаря расположению между тремя креслами и стоящей в его центре одинокой вазочке. Толстый ворсистый ковер на полу, обитые чем-то мягким стены, украшенные в дополнение к этому множеством драпировок, плотные шторы, закрывающие окна. Все окрашено в различные оттенки зеленого с небольшими вкраплениями черного. Даже та самая вазочка — единственный твердый предмет в комнате — выполнена из малахита.

Я с опаской опустился в одно из кресел. К моему удивлению, сиденье оказалось упругим, а подлокотники достаточно жесткими, чтобы на них можно было опереться. Стало интересно, кто именно из мастеров сотворил такое. Несмотря на то что мои предпочтения в области украшения жилых помещений лежали в совсем иной плоскости.

— Добрый день, Ла Абель. — Знакомый звонкий голосок Белинды Фосс отвлек меня от созерцания узора настенной обивки.

— Добрый день, Белинда. — Я повернулся к ней.

В дверном проеме, отодвинув в сторону закрывавшую его занавеску, стояла женщина лет сорока на вид. Здесь, в своем доме, она не скрывала лицо. Да и в остальном ее одежда была куда более открыта. Конечно, скромному зеленому платью с длинной юбкой было далеко до откровенных нарядов многих аристократок, но оно все же оставляло обнаженными точеную шею Белинды, запястья и кисти рук. Ло Фосс была не особенно красива — мелкие черты лица и слишком длинный нос дисгармонировали друг с другом, — но ничего отталкивающего в ее облике не было. Ни шрамов, ни следов болезни, ни какого-нибудь другого уродства — ничего такого, из-за чего она должна была носить ту маску.

— Сэмюель сейчас спустится. — Женщина прошла в комнату и осторожно опустилась в кресло напротив меня. — Надеюсь, вы не против моей компании на то время, пока он приводит себя в надлежащий вид.

— Разумеется, нет. Собственно говоря, я надеялся, что застану вас дома. Самого Сэма гораздо проще перехватить после занятий.

— Польщена. Я редко встречаю человека, не желающего держаться от меня подальше. — Уголки ее тонких губ слегка приподнялись в намеке на улыбку. — Но вы так внимательно смотрите на мое лицо. Ожидали увидеть маску?

— Простите меня, Белинда. Мы встречаемся только второй раз, а я уже снова проявил бестактность.

— Не извиняйтесь, Ла Абель. Вы достаточно тактичны. Меня сложно обидеть вниманием — оно скорее льстит. Хотите, я удовлетворю ваше любопытство?

— Только если рассказ не расстроит вас. — Я постарался не допустить новой ошибки.

— Не особенно. У меня было много лет, чтобы научиться жить в ладу с собой. И хотя иногда воспоминания становятся слишком реальными, вновь обретая способность ранить, сегодня не такой день. — Белинда взглянула чуть в сторону. — Вы в курсе, что произошло с моей семьей?

— Да. Я недавно узнал об этом. Примите мои запоздалые соболезнования.

— Спасибо, Ла Абель. — Она с благодарностью кивнула. — Так вот, по поводу той старой истории. Считается, что несколько человек из нашей семьи избежало катастрофы, но на самом деле это не так. «Весовщики» достали всех. Мой дядя «покончил жизнь самоубийством», а нас с племянницей прокляли. Она зачахла менее чем за полгода. А я… Я до сих пор жива только благодаря Вильяму, который тратит на целителей больше денег, чем я зарабатываю. Мне угрожает каждая мелочь, и здоровье держится исключительно на магии. Даже привычный для вас прямой солнечный свет способен обжечь, заставляя кожу вздуваться волдырями. А легкий ветерок быстро напоминает о существовании такого явления, как простуда. Но хуже всего то, что любая болезнь или ранка не излечивается неделями, несмотря на усилия целителей. Поэтому, покидая дом, я очень тщательно одеваюсь.

— Почему вы не пробовали снять проклятие? — удивился я. — Ведь оплатить услуги квалифицированного специалиста в нужной области гораздо дешевле, чем постоянно лечиться.

— Вильям пробовал. Но снять мучающее меня проклятие может только один человек — тот, который его наложил. Магия крови. Осматривавшие меня маги смогли лишь обнаружить следы внешнего влияния, но не само заклятие.

— Он, должно быть, очень сильно вас ненавидел, если решился так поступить. — Я читал с такой разновидности магии. Чтобы создать подобное проклятие, творящий его маг должен отдать для маскировки энергетических нитей часть собственной жизненной энергии, мгновенно старея на несколько месяцев, если не лет.

— Мы с ним даже никогда не встречались, хотя я и знаю, как его зовут. Великий маг Ли Бертран Вайс. Сын Ли Манора Вайса, близкого сподвижника императора. Думаю, он выгодно обменял тот клочок жизни, который использовал для сокрушения меня. — Глаза Белинды блеснули.

— Поверьте, я ни в коем случае не хочу вас обидеть, но мне кажется странным, что такой человек, стоящий у вершин власти, торговал частью собственной жизни, вместо того чтобы нанять кого-нибудь для решения его проблем. Особенно учитывая количество уже оборванных жизней.

— И что могут сделать наемники? Убить меня? Поверьте, Абель, если бы император хотел моей смерти, то он бы уже добился ее. Я нужна ему живой. Тем более что содержит меня и оплачивает целителей Вильям.

— Зачем это императору?

— Пугало. Я — всеобщее пугало. — Она горько усмехнулась. — Пятнадцать лет прошло. Люди предпочитают отворачиваться и делать вид, будто меня не существует, но они вынуждены помнить. Помнить произошедшее с Фоссами. Всего два проклятия. Год, ну, может, два, из жизни аристократа, собирающегося дожить до ста тридцати или около того. Даже никаких дополнительных денежных вложений. И пятнадцать лет всеобщего опасения. По-моему, прекрасная сделка. Наверняка император нашел чем отблагодарить столь находчивого заклинателя.