Пожиратели таланта. Серебряная пуля в сердце (сборник) - Анна Данилова

– Спасибо, Валя. Все это так, пустое… Занимайся своими делами. Я в тот день была на работе, у меня есть алиби. Ты не забыла, что вам с Гришей сегодня идти к зубному?

Она отключила телефон.

– Дима продолжает искать того, кто ударил Стеллу, – сказала она Геннадию. – А я вспомнила наш с тобой разговор, и меня словно молния поразила: я подумала, а вдруг это ты… Ну, нанял кого-нибудь, чтобы ее… ударили…

– Ты на самом деле так могла обо мне подумать? – разочарованно протянул Геннадий. – Нет, я, конечно, мог бы завалить кого-нибудь, если бы в этом была нужда, если бы тебе реально угрожали… Но бить женщину? Люда…

– Извини. Но как-то так все совпало по датам…

– И вообще… Разве ж так убивают?! Ее же ударили в живот, кажется?

– Да, куда-то в бок.

– И все дружно решили, что это убийство? Нет, я в такие дела не верю. Просто она кому-нибудь что-нибудь не то сказала, вряд ли нахамила, но чем-то все же раздразнила этого человека из толпы, вот ее и ударили. Какой-нибудь нервный идиот или просто псих.

– Гена, значит, это не ты? – Она смотрела на него с какой-то жалостью и отчаянием, в которых светились проблески надежды. – Не ты?

– Да, конечно, не я! Люда, я вообще не понимаю, как ты могла такое подумать?!

– Но ты же сказал, что решишь эту проблему.

– Я сказал так, имея в виду, что увезу тебя из твоей семьи, где тебе так плохо и где есть место Стелле и ее отношениям с братом, то есть с твоим мужем. Я имел в виду, что увезу тебя на свою ферму, и ты позабудешь навсегда Стеллу… Я же звал тебя тогда замуж, да только ты отказала мне. А сейчас? Ты снова откажешь мне или?..

– Не торопи меня, Гена, мне надо подумать. У тебя есть сигарета?

– Ты же не куришь!

– Иногда. Когда сильно волнуюсь. Господи, Гена, у меня прямо от сердца отлегло… – Она взяла предложенную им сигарету, прикурила от золотой зажигалки. – Какая красивая зажигалка. Она из настоящего золота?

– Конечно! Послушай, нам же хорошо вместе… Скажи, что тебя не устраивает, и я постараюсь все исправить. Может, я недостаточно, конечно, воспитан, может, у меня не те манеры, что у твоего Арсенина, но у меня есть кое-что другое, чего нет у него. Хотя сейчас, конечно, он тоже разбогател, у него, между прочим, денег – куры не клюют…

– Ты видишься с ним? Вы общаетесь?

– Да, конечно!

– Ведь это ты покупаешь его картины, а сам говоришь, что у него денег – куры не клюют… Скажи, они так хороши, что ты вкладываешь в него свои деньги?

– Я, безусловно, покупаю его картины, и мне нравится, как он пишет. Я весь свой дом увешал его работами, они поднимают мне настроение, когда я вижу их, но…

– Гена?!

– Он мой друг, понимаешь? И он очень хороший, замечательный человек… К тому же невероятно талантлив. Но я тебя люблю и хочу быть с тобой. Даже и не знаю, как он отнесется к тому, что ты согласишься переехать ко мне.

– Никак. Между нами все кончено.

Она вдруг испугалась, что Геннадий откажется от своего намерения жениться на ней. От этой мысли ее бросило в жар. Ведь только что она не хотела быть его женой, находя в этом браке что-то унизительное для себя, и вдруг сейчас, когда ей показалось, что и Геннадий как-то колеблется, ей стало не по себе. Она почувствовала себя никому не нужной, распутной женщиной, с которой можно переспать в гостиничном номере, чтобы потом забыть и отправиться к другим, более чистым и домашним.

– Постой, ты что, передумал? – спросила она и тотчас, в эту же секунду, пожалела о том, что позволила себе проявить слабость. – Боишься испортить отношения с другом?

Лицо ее искривила нехорошая, злая усмешка.

– Ты уж выбирай – я или он.

– Так ты согласна?! – Геннадий бросился к ней и крепко обнял ее. – Людочка! Да о чем ты таком говоришь?! Ты для меня – все в этой жизни. Только скажи, и мы завтра же зарегистрируем наш брак, я возьму билеты куда хочешь, в какую угодно страну, хоть в Африку, и мы отправимся с тобой в свадебное путешествие! А хочешь – справим свадьбу в любом ресторане, в любом дворце, музее, где хочешь! У меня есть деньги.

После этих слов ей снова расхотелось замуж.

– Понимаешь, ты нравишься мне, ты хороший… Но я же не фермерша, я ничего в этом не смыслю… А вдруг я не потяну? У тебя огромный дом, его надо содержать в чистоте… А мои дети? Где они будут жить?

– С нами, где же еще?! Сможешь взять себе в помощницы кого захочешь… Может, у тебя есть на примете какая-нибудь работящая, скромная женщина?

– Да, есть… – оживилась Люда. – Валя.

– Если у нее есть дети, их можно будет поселить в садовом домике, он такой же теплый, как и наш дом. И отапливается газом, у меня там жил сторож. Да там стены – полметра толщиной! Ну так что, ты согласна?!

– Говорю же, мне надо подумать… Все взвесить.

– Да чего тут взвешивать?! Ты будешь жить как у Христа за пазухой! Бросишь свою пирожковую. Или хочешь, я тебе ее куплю, и ты будешь там хозяйкой?

– Купишь?

– Скажу тебе честно: я бы и раньше тебе это предложил, может, ты бы и согласилась принять от меня этот подарок, но ты же была замужем, поэтому я просто не мог себе это позволить… А сейчас… Люда, ну, чего ты плачешь?

– Не знаю… У меня никогда и ничего не было. Я просто приходила туда на работу…

– Но ты можешь стать хозяйкой этой пирожковой и просто контролировать работу. Хотя, честно тебе скажу, я бы, конечно, не хотел, чтобы ты вообще работала, хотелось бы, чтобы ты была дома. Чтобы приготовила обед и сидела под яблоней, пила кофе… Чтобы у тебя было время для меня, понимаешь? К тому же у тебя дети, ты могла бы им уделять больше времени. Я куплю тебе машину, научишься водить и будешь свободна… Я не стану тебя контролировать, требовать отчетов, где ты была и что делала. Ну, так ты согласна?

– Мне нужно время… – В отличие от других женщин, перспектива нигде не работать, контролировать пирожковую в качестве хозяйки, а остальное время посвящать себе и детям, ее не пугала. Даже наоборот. – Я должна посоветоваться с детьми, поговорить с ними. А что, если они не согласятся?

– Люда, я знаю о том, что ты сейчас не одна, что у тебя есть мужчина… Его зовут Макс, он женат… Я даже знаю, где вы с ним встречаетесь. Люда… – он смотрел на нее немигающими холодными глазами. Вероятно, это его обычный взгляд, так он смотрит на делового партнера, который пытается его обмануть, на зарвавшегося налогового инспектора, обожравшегося взятками…

Она закрыла лицо руками. Вот ужас-то! Он, верно, считает ее шлюхой!

– Ты что, следил за мной?

– Нет, случайно узнал… Точнее, увидел.

Она поняла, что он лжет, чтобы не причинить ей еще больше боли. С его-то возможностями что ему стоило нанять частного детектива, чтобы проследить за любимой женщиной? А про любовника сказал сейчас, чтобы она поняла, что, даже зная о нем, он все равно продолжает любить ее и видит в ней свою жену. Или чтобы унизить ее своим великодушием?

– Ты – моя женщина, понимаешь? Ты заточена под меня… Не знаю, как тебе сказать. Я схожу с ума, когда вижу тебя, когда обнимаю… Мне большего счастья и не надо!

Телефон Людмилы нервно заерзал на столике, издавая характерную мелодию. На дисплее появилось «Дима. Муж». Она, еще не понимая, как себя вести в присутствии вновь раскрывшегося перед ней Боброва, только что объяснившегося ей в любви, машинально сказала: «Слушаю», и это вместо того, чтобы вообще отключить телефон и все свое внимание сосредоточить на важности момента. Ведь, по сути, сейчас решалась ее дальнейшая судьба!

– Люда, постарайся вспомнить, где ты была и с кем пятнадцатого августа, в день смерти Стеллы, – говорил Арсенин металлическим голосом. – Ты сказала всем, что гладила белье на новой гладильной машине, а это, оказывается, делала Маша.

Вот далась им эта гладильная машина!!!

– …Это она гладила белье. Ты обманула меня. Завралась, точнее. Сначала сказала, что ты гладила дома, потом – что у тебя дела были в пирожковой, а твоя пирожковая, как выяснилось недавно, в тот самый день была закрыта, потому что не было воды. И это абсолютно точно, твой шеф сейчас просто-напросто достал из ящика письменного стола старый настольный календарь со своими пометками, и там на соответствующей странице, четырнадцатого августа, жирно написано: «Завтра отключат воду, все по домам», а пятнадцатого августа – эта страница полностью зачеркнута и написано: «Идиоты!»… У тебя, Люда, нет алиби на тот день. И никто не знает, где ты была тогда, куда исчезла. Ты же не отвечала на мои звонки…

– Кто тебе рассказал про календарь?

– Мне только что позвонил Денис и рассказал об этом. Если это ты убила Стеллу, я сделаю все, чтобы ты села, понимаешь? Такая женщина, как ты, просто не должна воспитывать моих детей… Да, кстати, о детях! Они сегодня ночуют у меня. Это решено.

Она молчала, слушая этот ставший ей ненавистным голос. Он, ее бывший муж, с которым она провела так много лет, с которым было столько пережито – и хорошего, и плохого, и прекрасного, и отвратительного – готов был поверить в то, что она способна на убийство. Но если он так думает и допускает эту возможность, то что тогда говорить о чужих людях, о той же самой Травиной, которая рыщет по городу в поисках убийцы Стеллы? Да у нее нет теперь шансов выбраться из этого болота подозрений без потерь! Если она признается, что была в тот день с мужчиной, а это был не Бобров, а Бобров непременно узнает об этом, и тогда его черный список соперников (то есть ее любовников) увеличится еще на один пункт. Если же скажет, что была одна, что ходила по магазинам или просто прогуливалась по городу, то ей уж точно никто не поверит, и тогда всех собак повесят на нее.