Пилот - Sib

Мистер Эмерссон согласился на предложенные условия крайне охотно и принялся мне руку пожимать и потарапливать с отправкою. Или я чего-то не догоняю в коммерции? Или стоимость подобных услуг в Новой Земле все-таки несколько выше? Как правило? Однако мое слово мною уже сказано. Другой раз пусть Катюха торгуется. У нее талант к этому делу. Значит, с топливом у меня порядок, лететь предстоит сто шестьдесят миль, дозаправка не требуется, сейчас Катя придет и полетим…

Тут мистер Эммерсон принялся ругательски ругать какого-то мистера О'Брайена, который совершенно непонятным образом в совершенно неподходящий момент возник в городе и сорвал ему, мистеру Эмерссону, честному предпринимателю, крайне выгодную сделку. И теперь ему, мистеру Эмерссону, крайне честному предпринимателю, приходится ни свет ни заря срочно отправляться в столицу и постараться задействовать административный ресурс для арестования уведенного у него из-под носа этим беспардонным коротышкою О'Брайеном траулера, построенного верфью для него, для мистера Эмерссона, честного предпринимателя. Как тесен мир! "Как страшно жить!"

Солнце сияло. Солнце уже палило вовсю. Вот скажите мне откровенно, мои маленькие и чистосердечные радиослушатели, как же возможно под столь ярким солнцем, при столь ясном свете вершить столь темные дела? Непонятно мне! С одной стороны, ни тот, ни другой из соискателей рыболовного траулера "Влекущий" не друзья мне и даже не родственники. Не крестить мне с ними детей. Однако же, с другой стороны, что-то же меня заставляет выбирать между посторонними мне людьми? Я решил руководствоваться впитанным с детства классовым самосознанием и чувством социальной справедливости. Кто такой О'Брайен? Капитан О'Брайен и восемь его парней – труженики моря! А кто такой Эмерссон? – Мироед он. И всенепременно – эксплуататор! Мое чуйство справедливости уперлось, что спорный траулер должон принадлежать тому, кто на нем самолично рыбу гоняет! А не тому, кто, эксплуатируя чужой труд, набивает себе защечные мешки пластиковыми купюрами различного достоинства.

Решил я – время оттянуть. Для начала объявил мистеру Эммерсону, что мне надо " Flight Plan" заявить. Убежал в диспетчерскую, там по телефону дозвонился на верфи. Добился от тамошних, чтобы мне срочно изыскали и немедленно подали к телефону капитана О'Брайена. Потребовалось минуть тридцать на то, чтобы раздраженный до крайности Джеймс нашелся и начал нервно в трубку ядом плеваться. Когда я терпеливо и в пятый уже раз спросил его, как скоро он намерен закончить с приемкой судна и выйти в море, он слегка остыл, перестал возбухать, что я его по пустякам от дел отрываю, и ответил, что намерен управиться дня за три. Тогда я настоятельно порекомендовал ему управиться со всеми делами сегодня. ДО ОБЕДА. И шустренько сваливать в нейтральные воды, если он не желает иметь неприятности, которые ПОСЛЕ ОБЕДА будут иметь уже его. В полный рост. Джим насторожился и потребовал от меня конкретных пояснений, чего это я имею в виду. Пришлось несколько грубовато пояснить, что кое-кто намерен ввести ему кое-куда все, что имеет, и что люди для этого дела уже очень скоро найдутся. Он минутку посопел в трубку, сказал мне "сеньку" и закончил на том разговор. Теперь это его проблемы. Ну а со своей стороны постараюсь покатать конкурента до обещанного "обеда".

Затем в телефонной книге отыскал несколько номеров разных докторов. Наугад позвонил тому, у которого фамилия понравилась и вызвала у меня улыбку. Доктор Рабинович с удовольствием согласился принять Катю немедленно. Подсказал, как удобнее добираться до его клиники, и обещал ждать нас с нетерпением. Вернулся я к самолёту, выкатили мы с Катей "Хонду" и поехали на прием к доктору. Затем что нам – назначено. И перенести визит на другое время – совершенно исключено. Катя молча слегка удивилась такому обороту жизни. Вслух ничего не сказала. Но. Пара часов уже есть!

Пока я Катю к доктору вез, объяснил ей ситуацию с траулером. Она меня "своим засранцем" обозвала за то, что я вписался в эту историю. Потому что она нас никак не касается. Да я и сам это понимаю прекрасно. Однако с моей "кочки здрения" сдерживать "души прекрасные порывы" в конкретно этом случае, полагаю – неуместно. Растолковал я ей свои резоны, подивилась она извивам классового чутья. И ещё раз обозвала, ласково потрепав меня по дурной головушке. А мне приятно!

Полтора часа Абрам Иосифович её обследовал. Я на лавочке в тенечке сидел и размышлял взволнованно обо всяком. Что такое с Катюхой происходит? Отчего бы у нее с характером такие превращения случились? Чего бы еще мне мистеру Эмерссону запендюрить, чтоб ему жить стало лучше и жить стало веселее… И все такое. И кое-чего удумал. Так, чтоб было логично. Потом Катюха, поддерживаемая под локоток стареньким седым доктором, впаривавшим на ушко ей что-то успокоительное, вышла из приемного покоя с изменившимся лицом и сказала мне, что у нас будет ребенок…

Тут сразу мне сделалось как-то не до этих траулерных разборок. Сердце у меня бухнуло и остановилось. Сели мы с ней на лавочку. Уткнулась она мне в майку и давай рыдать да плакать. Облила всего слезами и еще носик об майку мою многострадальную время от времени высмаркивала. От нежданной радости и всепоглащающего счастья. Проревелась зайка моя, подняла на меня глазищи свои сияющие, обцеловала всего и сказала, что не напрасно меня "жизненно необходимым" родители назвали. Так оно и есть на самом деле. Теперь она в этом железно уверилась.

Собрался я было совсем послать мистера Эмерссона кочки на дорогах считать, однако Катя запретила. Поскольку мистеру уже обещано. Пытался я возражать и в самолет ее более не пущать… во избежание. За что сызнова был награжден званием "засранца". Но уже не "своего". А просто так "засранца". Обидно. Разъяснили мне в изящных образах всю мою неправоту и выспорили себе право "летать, пока сроки позволяют…". Ну это мы еще посмотрим, какие сроки правильные. А какие – неправильные. И кто в "дому хозяин".

Назад ее вез медленно, автоматически объезжая все камушки, все ямки и выбоинки на пыльной дороге, тянувшейся сначала через город, потом мимо верфей, потом мимо порта к аэродрому. Такая у меня синусоида сложная вышла – отпад. Я спьяну так сроду не ездил. Так и не придя в себя окончательно, пребывая в радостном охрененном офигении, вернулись мы на аэродром и даже город осматривать не стали. Как-то не до того нам сделалось.

Мистер Эмерссон рыл копытом землю от нетерпения. Все старался мое внимание на себя обратить. Когда ему это, наконец, удалось, осмотрел я его с некоторым недоумением. Вспомнил с трудом – зачем это он тут взялся. С трудом же сосредоточился на том, чего мне надо дальше делать. Но не до конца, и каждые пятнадцать секунд зависал в задумчивости, ровно комп с двести восемьдесят шестым процессором под WinXP. Соображая, как такое могло произойти.