Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

в это время услышал глухие раскаты орудийных выстрелов. Враг лез на Москву; передовыми частями немецко-фашистские войска подошли к каналу Москва – Волга и пытались форсировать его.

Жгучая ненависть переполнила мою душу при мысли, что враг так близко от Москвы. Я перестал чувствовать боль в ноге и, как бы успокаивая себя, думал о том, что народ нашей Родины мобилизует свои силы и нанесет врагу сокрушительный удар. В этом я был убежден. Рабочие Урала, где мне пришлось формировать и укомплектовывать дивизии, своим упорным трудом и неиссякаемой энергией подтверждали это мое убеждение. Для рабочих Урала, как и для всего нашего советского народа, как будто и не существовало трудностей. С каждым днем они выпускали все больше оружия, танков и другого военного снаряжения, обеспечивая армию всем необходимым для достижения победы.

Поздней ночью мы приехали в Москву. Я направился прямо к начальнику Генерального штаба Маршалу Советского Союза Б.М. Шапошникову. Он сидел в своем кабинете в глубокой задумчивости, опустив голову над картой. Когда я вошел к нему, он оторвался от карты и, как бы продолжая думать над своим решением, обратился ко мне:

– А, вы приехали? Ну как идет у вас работа по обороне, как работает 2-я саперная армия на обводе тылового оборонительного рубежа? Отправили ли на фронт дивизии генералам Жукову, Коневу и Мерецкову?

Я ответил:

– Все исполнено, Борис Михайлович, как приказала Ставка. Дивизии полностью вооружены, выдано теплое обмундирование и валенки. Чудесные бойцы, эти уральцы. Народ рослый, плечистый, жизнерадостный, настроение у всех хорошее. Когда мы провожали их на фронт, солдаты говорили: «Ну, теперь держись, фашистские гады, не пощадим никого». Мне самому хотелось ехать на фронт, и я, Борис Михайлович, глубоко сожалею, что мне не удалось поехать с уральцами.

– А разве вам рана не мешает? – спросил Шапошников.

– Вот, Борис Михайлович, и вы опять про рану начали говорить. Ведь я писал вам: рана зажила, и я могу ехать на фронт.

Как бы в знак доказательства я прошелся по кабинету.

– Ну хорошо, голубчик, – проговорил он, – сегодня после дороги отдохните, а завтра заходите. Мое мнение вы знаете. Вам еще рано по окопам лазить, можете повредить ногу, и будет хуже.

Я сообщил Борису Михайловичу о слышанной мною артиллерийской канонаде, но он, конечно, об этом уже знал. И, устало взглянув на меня, ответил:

– Вот я и сижу, подрабатываю срочно распоряжение.

А потом неожиданно спросил:

– А как вы думаете, Иван Владимирович, может ли наш У-2 выполнять задачи бомбардировщика?

– Что вы, Борис Михайлович, смеетесь, что ли?! – ответил я с недоумением. – Как это У-2 может выполнять задачи бомбардировщика, ведь он способен поднять всего несколько десятков килограммов. Да к тому же его из ружья можно сбить, не говоря уже про винтовочный и пулеметный огонь.

– Вот я тоже так думал, а в Ставке нам всем специалисты доказали, что У-2 в бомбежке ночью сыграет большую роль. Мы уже подготовили пять полков ночных бомбардировщиков. Двести самолетов завтра заработают и будут всю ночь бомбить фашистские войска.

Затем Борис Михайлович, пожелав мне хорошего отдыха, снова погрузился в работу, низко склонившись над картой. Я в эти минуты наблюдал за его утомленным лицом. Он, пожалуй, и не слышал, как я вышел из кабинета…

Вспоминая наш разговор с Б.М. Шапошниковым, мне бы очень хотелось рассказать о боевом применении самолетов У-2 и особенно о героических действиях чудных пилотов этих машин, о наших советских женщинах. Но об этом как-нибудь в другой раз.

Следует отметить, что самолеты У-2 в качестве ночных бомбардировщиков действительно сыграли важную роль в разгроме немецко-фашистских войск. Они изматывали врага, не давая отдыха, и наносили ему большие потери в людях и боевой технике.

На другой день после посещения начальника Генерального штаба я был у Сталина и обратился к нему с убедительной просьбой – направить меня в действующую армию.

– Знаю, знаю, чего добиваетесь. Надоело сидеть в тылу? – сказал Верховный.

– Так точно, товарищ Сталин!

Верховный улыбнулся:

– Ничего не поделаешь, придется удовлетворить вашу просьбу.

На запрос Ставки главнокомандующий Юго-Западным направлением Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко и член Военного совета Н.С. Хрущев согласились с предложением назначить меня заместителем главнокомандующего Юго-Западного направления.

Штаб Юго-Западного направления находился в Воронеже, а командный пункт в Сватово. Я прибыл и приступил к исполнению своих обязанностей в тот момент, когда войска Юго-Западного и Южного фронтов, входящие в Юго-Западное направление, перешли в наступление и вели ожесточенные бои с немецко-фашистскими оккупантами.

Несмотря на сильные метели и снежные заносы, 18 января наши войска прорвали укрепленный рубеж противника и, преодолевая яростное сопротивление вражеских войск, продвинулись более чем на 100 км и освободили города Барвенково, Лозовая и свыше 400 других населенных пунктов.

Противник понес значительные потери в личном составе, вооружении и боевой технике. Были полностью разгромлены 68, 257, 298-я дивизии, 236-й противотанковый и 179-й пехотный полки 57-й пехотной дивизии, а также потерпели значительное поражение 44, 46, 62, 94 и 295-я пехотные дивизии. Наши войска захватили большие трофеи и несколько сот пленных.

Вот что показал на допросе пленный обер-лейтенант 298-й пехотной дивизии Эрнст Хартунг: «Наступление русских на Южном фронте явилось полной неожиданностью для офицеров. Особенно внезапна была атака танков. До этого наступления потери 298-й дивизии составляли 50 процентов личного состава. Значительная часть кадрового офицерства выбыла из строя…»

А пленный ефрейтор 526-го полка той же дивизии Герберт Гоне рассказал: «Уже в декабре весь личный состав полка был сведен в два батальона. Во время последнего наступления русских на Южном фронте полк потерял 11 орудий полевой артиллерии, 11 орудий противотанковой артиллерии, много пулеметов и минометов».

Пленный 9-й роты 164-го полка 62-й немецкой пехотной дивизии унтер-офицер Георг Дранке показал: «Огромные потери немецких войск приводят солдат в ужас. В нашем 3-м батальоне, насчитывавшем около 1000 человек, 4 сейчас едва ли наберется две сотни солдат. В 12-й роте осталось всего-навсего 18 человек. В последних боях были разгромлены и уничтожены остатки нашего полка».

Солдат 295-й немецкой пехотной дивизии Франц Ляповский на допросе рассказал: «Под Лозовой я видел, как беспорядочно отступали наши части. Усталые, угрюмые и злые солдаты говорили мне, что наша дивизия разбита. Не желая быть похороненным в России, как сотни тысяч наших солдат, я добровольно сдался в плен».

Много можно было бы привести признаний о больших потерях пленными солдатами и офицерами. Нам ясно было и без их признаний и показаний, что войска Юго-Западного направления достигли значительного успеха в барвенковском наступлении.

Однако следует признать, что развить достигнутый успех на этом